– О! – воскликнул он. – Здесь у вас романтическая обстановка.
– Я бы предпочел менее романтическую крышу над головой, – невесело усмехнулся Румянцев.
Гости вынули блокноты и автоматические ручки. Толстый Фред оседлал нос роговыми очками и вполголоса заговорил с Греем. Торопливыми очередями прозвучала английская речь. Грей вдруг смутился, с неудовольствием поджал губы и что-то резко возразил своему коллеге. Но Фред отрицательно покачал головой и опять произнес несколько фраз. Грей вздохнул.
– Мистер Фред хочет задать один вопрос, – глядя на старшего политрука, начал он.
Румянцев медленно поднял широкую ладонь, словно собирался накрыть ею что-то лежащее на столе:
– Не надо переводить. Насколько я понял, мистер Фред желает спросить у комиссара Румянцева, когда падет Москва. Комиссар Румянцев отвечает одним ясным русским словом – никогда!
Грей добросовестно перевел. Лысоватая голова Фреда тяжело качнулась на толстой жилистой шее, и на его губах появилась ироническая усмешка. Он сказал еще несколько фраз Грею, и тот быстро обратил их в русскую речь, явно не желая, чтобы Румянцев, прислушивавшийся к хрипловатому гортанному голосу Фреда, его опередил:
– Мистер Фред удивляется оптимизму комиссара Румянцева. Он считает, что этот оптимизм ничем не оправдан. – Грей сделал паузу и заговорил уже от себя: – Мистер Румянцев, нам известно, что немцы перейдут на днях в генеральное наступление на Москву. Наши военные авторитеты полагают, что новое наступление Гитлера Красной Армии невозможно будет отразить. Вы не станете отрицать, мистер Румянцев, что такое наступление Гитлером готовится?
– К сожалению, не стану, – прозвучал спокойный голос комиссара. – Не далее как полчаса назад майор Хатнянский, заместитель командира нашего полка вылетел на ответственную разведку. Нас действительно беспокоит перегруппировка у немцев. Но знаете, мистер Грей, есть мудрая русская поговорка: «Цыплят по осени считают».
Румянцев смолк и посмотрел на сгрудившихся вокруг стола летчиков. Увидел их удивленные, обиженные и даже возмущенные глаза, широкий, решительно выдвинутый вперед подбородок Боркуна. Подумал: «Этот еще, чего доброго, самовольно в разговор ввяжется» – и осадил его строгим кивком. Синие глаза Алеши Стрельцова наполнились острой болью: как же так, неужели они, назвавшиеся боевыми товарищами, не верят, что мы отстоим Москву? Искоса поглядывая на старшего политрука, писала американка. Билл Фред, которому Грей перевел последние слова комиссара, снова ухмыльнулся и пробормотал что-то. Румянцев порывисто поднял голову.
– Да, да, мистер Фред, – запальчиво сказал он по-русски, – вы можете выражаться совершенно откровенно. На горькую правду мы не обидимся.
Смуглый Грей сузил глаза, отвел их в сторону и, царапая ногтем раскрытый блокнот, продолжал:
– Поверьте, нам больно об этом говорить, но долг журналиста – всегда добиваться истины. Видите ли, мистер Румянцев, вы умный человек и не можете не понимать всей трагичности сложившейся ситуации. Падение Москвы неизбежно. Немецкие фашисты у стен Ленинграда, сдан Смоленск, Киев. Наш общий враг в Новгороде. Красная Армия серьезно надломлена. В строю треть самолетов. Да, да, не отрицайте. Час назад мы сами проезжали город под бомбежкой. Сколько самолетов поднялось навстречу «юнкерсам»?
– Ни один не поднялся, – мрачно сказал Румянцев. – Наш полк не ведет сейчас воздушных боев, у него другая задача – фронтовая разведка.
– О! Но кто же должен был прикрывать город? – пылко воскликнул Грей.
– Наши соседи.
– А их мы увидели в воздухе, когда «юнкерсы» уже отбомбились. Вы привели прекрасную русскую поговорку насчет цыплят и осени, но я позволю себе привести и другую. Про ваших истребителей нужно сказать: «На охоту ехать – собак кормить».
Мешковатый капитан Боркун тяжело засопел.
– Это смотря как ехать, господин мистер, – не выдержав, брякнул он. – Мы, русские, долго запрягаем, да зато быстро ездим.
Замолчал американец, молчали и летчики, настороженно глядя на гостей. Тикали на столе самолетные часы. Румянцев посмотрел на их стрелки, подумал: «Через девятнадцать минут вернется Хатнянский. Уже проходит линию фронта». Вслух произнес:
– На войне бывают ошибки, мистер Грей.
– Ошибки! Да, ошибки это очень печально! – подхватил американец. – Не думаете ли вы, мистер Румянцев, что некоторые ошибки первых дней войны, допущенные вами, гораздо больше помогли противнику, чем его тапки и самолеты?
– Я – солдат, мистер Грей, – ответил Румянцев, – мое дело воевать и готовить к боям людей. Убьют меня или останусь жив, сказать трудно, но я твердо верю, что после нашей победы над фашистами историки разберутся в наших подвигах и ошибках. А мое дело воевать как можно лучше.
Грей перевел ответ комиссара своим коллегам. Автоматическая ручка в пальцах американки быстрее забегала по листу бумаги, крякнул Билл Фред.
– Я не хочу умалять мужества русских! – запротестовал Грей. – Мы, американцы, этим мужеством восторгаемся. Но русская душа для меня и моих соотечественников, как это у вас говорится… темно, нет, не темно… потьомки. Вот именно, потьомки. Гитлер стоит почти у стен Москвы, а вы убеждены, что битву за нее выиграете. Это непостижимо. Вы меня извините, мистер Румянцев, но когда вы говорите: Гитлер не возьмет Москву – то это звучит… мм… ээ… несколько фанатично.
– Мы уже это слышали, – вздохнул Румянцев.
– От кого? От нас, американцев? – быстро спросил журналист.
– Нет, от Гитлера и Геббельса.
– О! – Грей обиженно поднял руки. – О, я понимаю, то, что я говорю, это не есть приятно. Однако я говорю как друг, мистер Румянцев: Гитлер и Геббельс – наши враги, а мы – друзья. Для нас падение Москвы – это тоже трагедия.
– Охотно верю, мистер Грей. Только бывает, что в оценке военного положения друзья и враги ошибаются одинаково.
– То, что я говорю, не ошибка. О нет! – горестно возразил американец, избегая устремленного на него хмурого взгляда Василия Боркуна. – Мы к истине ближе, чем вы. Но, возможно, – он ласково улыбнулся, как улыбаются детям, заранее прощая им какую-нибудь нелепость, – возможно, мы чего-нибудь не понимаем. Я повторяю, нам совершенно непонятно, на что вы надеетесь, утверждая, что не сдадите Москвы?
– На что мы надеемся? – переспросил комиссар, размышляя над ответом. – И вам неясно на что…
Румянцев замолчал и, слегка склонив набок голову, чутко прислушался. С шорохом падали капли где-то в самом углу землянки. Неожиданно к этому монотонному звуку приметался далекий, едва проникающий в землянку гул мотора. Комиссар быстро посмотрел на часы и встал:
– Прошу прощения, мистер Грей. Объясните своим коллегам, что я вынужден вас ненадолго покинуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101