– Нет... д-да. Нет.
– То-то. Это ты твердил, что все позабудешь. А я не верил. Ну и кто из нас прав оказался?
– Ты представить себе не можешь, до чего же я рад, что ошибся.
– Я-то могу. Ладно, у друзей твоих что? – Брайр вновь перешел на деловитый гномийский говор. – Меч, говоришь, подлечить? И у вас, господин эльф?
Сим, все еще ошалевший, рассеянно потянул из ножен. свой клинок.
Элидор просто кивнул, не отрывая взгляда от мягко сияющего серебра:
– Вот что, Эльрик, – поглядев на них повнимательнее, заявил гном. – Я не первую тысячу лет на свете живу. Меняется мир. Да ты, наверное, заметил. И перемены эти ой как с вами повязаны! Так что, если у твоих друзей есть деньги...
– Есть! – вскинув на Брайра заблестевшие глаза, заявил Сим.
Эльф опять промолчал.
Гном протопал в угол мастерской. Долго звенел там железками, кряхтя и ругаясь, а потом вернулся, неся в руках завернутые в промасленную кожу длинные предметы.
В количестве трех.
– Вот. – Он развернул один. Серый шелк клинка. Изящная, как молодая змейка, рукоять. Меч был длиной побольше самого Брайра, но кузнец держал его легко, как перышко. Да клинок и казался легким. Такое уж оно, лунное серебро. Красивый меч, только руны по лезвию. Странные руны. Я никогда не видел таких.
– Работа не моя. – Проследил гном мой взгляд. – Так что не знаю, чего тут написано и как оно действует. Но магия эта сильна.
– Сколько?.. – Голос Элидора неожиданно охрип. Эльф откашлялся и
повторил:
– Сколько вы хотите за этот меч?
Совсем спятил, парень! На такой клинок не наберется денег во всей аквитонской казне...
– Две трети того, что есть у вас, – невозмутимо ответил Брайр. – И оставшуюся треть за них.
Два меча. Небольших, легких и узких. Словно специально откованных для верткого, не отличающегося силой гоббера.
– Эльрик... Элидор... – Сим отчаянно посмотрел на нас, словно мы были способны отказаться от такого оружия.
– Возьмите.
Эльф протянул гному три небольших кошеля. С золотом. Все деньги, что были у нас.
Брайр пристально посмотрел на него. Взвесил кошели в своих широких ладонях. И... два отдал Симу.
– Эльф-то ты, конечно, эльф, – буркнул он в сторону Элидора. – Но нет в тебе жадности. Нету-нету, не спорь! – прикрикнул он, когда монах попробовал возмутиться, оскорбленный в лучших чувствах. – Так, видимость одна. Ишь чего! Да разве эльфийский скупердяй отдаст все деньги за оружие? Он по башке даст, клинок заберет и поминай как звали, верно, Эльрик? – Брайр расплылся в улыбке. – Этот знает. Он эльфов бивал. А клиночек тебе пригодится. Не раз. Сердцем я это чую. Ну ладно, ребятки, пора вам. А ты задержался бы, родич. У нас с тобой разговор долгий будет.
Монахи попятились к выходу. Вид у обоих был абсолютно ошеломленный. У меня, кажется, тоже.
– Мы ждем в «Розе Тальезы», – уже от выхода сообщил Элидор, пытаясь вернуть себе нормальное – скептическое – выражение лица. У него не получалось.
Сим спиной толкнул дверь. Споткнулся о порог. Едва не сел на задницу. И только потом сообразил, что не обязательно идти задом наперед.
Ни эльф, ни гоббер даже не вспомнили об обычном «спасибо». Не от хамства. От полной неспособности воспринять происходящее.
Так они и ушли.
Один из подмастерьев побежал проводить монахов, а гном, взяв мой топор, принялся сам раздувать мехи.
Сидя на ящике с заготовками, Эльрик смотрел, как Брайр готовится к работе. Принцу доводилось видеть оружейников в деле. Но в деле простом. Обыденном. Настолько, насколько вообще может быть обыденной тайна рождения оружия.
Сейчас же у него на глазах затевалось нечто особенное. И причина была не только в том, что гном собирался работать с лунным серебром. А в чем? Эльрик не знал. Но странная атмосфера затаившейся, словно притихшей кузни, освещенной сполохами огня; кузни, где по стенам метались – словно жили своей жизнью – в бесшумной пляске черные тени, эта атмосфера и еще дурманящий сознание поток воспоминаний придавали всему происходящему ощущение удивительно четкой ирреальности.
Или ускользающей, как морок, действительности.
Оружейник выставил из кузни оставшихся подмастерьев. Закрыл тяжелую дверь, сел напротив шефанго.
– Вот такие дела, родич, – сказал он, помолчав. – Стар я. Очень стар.
И Эльрику стало страшно.
Принц помнил ту холодную зиму в Великих горах. Сейчас, через долгую вереницу тысячелетий, он помнил ее отчетливо и ясно. Словно совсем недавно завывала метель, швыряя снегом в темное жерло пещеры, и горел огонь, и ползали где-то неподалеку непонятные твари – не люди, но и не нечисть – что-то среднее, вымершее чуть позже, а тогда намеревавшееся всерьез закусить наследником империи.
Не следовало, конечно, разводить огонь – Твари чуяли тепло, как Ржавильщик железо, но Эльрик продрог до костей, и зубы у него стучали так, что, кажется, слышно это было по всей округе. К тому же костер, весело и с треском пожирающий сухие ветки – когда-то над самой пещерой росла здоровенная сосна, рухнувшая потом внутрь, – жаркий, пляшущий костер отгонял вновь нахлынувшую тоску по дому.
Гиблое дело такая тоска, особенно посреди зимы, когда ты один, а вокруг ничего, кроме вьюги и голодных, почти безмозглых чудовищ.
К тому моменту, как первые из них заглянули на огонек – в буквальном смысле слова, – принц отогрелся уже настолько, что желание жить, а следовательно, желание драться вернулось к нему почти в полной мере. Но Тварей оказалось слишком много, чтобы прорубаться к выходу. И Эльрик, отмахиваясь топором и костеря противников – а заодно и все окружающее – на чем свет стоит, отступал в глубину пещеры. Зверь тогда в очередной раз сыграл с ним плохую шутку – он вырвался-таки, и, когда кровавая муть в глазах схлынула, а вокруг не осталось ровным счетом никого живого, де Фокс понял, что не знает, где выход. Еще он, помнится, обнаружил тогда горного медведя.
Мертвого.
Долго смотрел на срезанный наискось череп зверя и гадал, в силах ли человеческих сотворить такое. Гадал, пока на собственном топоре не обнаружил прилипшие клочки бурой жесткой шерсти.
Медвежатины хватило бы надолго. Но ждать чего-то, сидя у медленно гниющей туши, не было никакого смысла. Поэтому принц пошел вперед. Решив для себя, что вряд ли медведь выбежал из глубины подземелий, значит, где у зверя хвост, там и выход на волю.
О том, что медведь во время боя мог развернуться – и не раз, – Эльрик подумал лишь после нескольких дней пути в непроглядной стылой тьме.
Черные пещеры, где отказалось служить даже его кошачье зрение; где не было видно звезд, по которым так легко определить направление; где страшны были бездонные мертвые реки, а Твари, жившие в темной воде, смотрели на мир белесыми выпученными глазами – эти пещеры едва не доконали его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152