– Это кто ж он такой? – тихонько, с трепетом спросила стоящая поодаль крестьянка своего супруга. – На болотного жмура похож…
– Не, больше на трепля смахивает, – прыснул кто-то слева, но тут же смолк, потому что никто из соседей не поддержал его. Только покосились.
– Это все будто куклы, – пояснил шепотом крестьянин своей жене. – Чтобы пострашнее и посмешнее. Ты на личины-то не смотри, ты слушай о чем речь идет…
Голос его звучал неуверенно. Кажется, он сам сомневался в своей правоте. И не зря. Потому что при желании можно было, конечно, увидеть в этой маске и болотного жмура, и любого иного нечеловека. Да только я вспомнил, где уже видел подобные очертания зубастой пасти. И различал намеки на крылья в раскрое плаща. Да и гребень вдоль спины «Друга» выступал характерно…
Сколько горожан побывало в музее и видело старинную гравюру?
Наверняка, все до единого.
Между тем Друг мудро посоветовал подарить девушке букет редких цветов, что растут только в Черном ущелье и добыча их – великий подвиг, который не может не оценить возлюбленная.
Вдохновленный Герой некоторое время изображал тяжкие испытания, выпавшие на его долю при путешествии в Черное ущелье и обратно. Играл он так себе, но отчего-то казалось, что на сцене и впрямь вырастают неведомые препятствия, что огонь жжет, лавины сходят, а ночь накатывает и обволакивает непроглядной тьмой… Зрители охали и ахали, сопереживая храбрецу. Наконец, искомый букет был сорван, упакован и преподнесен.
Любовь Героя – грациозная, невесомая с виду, блондинка в тонкой светлой маске, благосклонно приняла цветы, но тут же изобразила ужас и швырнула их прочь: «Они ядовиты!»
Разочарованный Герой поплелся прочь.
– От дурачок, – проворчал простодушно некий деревенского вида дедок, восседающий на облучке своей телеги, которую он вопреки негодованию окружающих пристроил так, чтобы с удобством глазеть на представление. – А то ж не знает, что ущельные цветы все сплошь отрава!
Понурый Герой со своими жалобами снова пришел к Другу. Тот, как и полагается, дал новый дельный совет. Добудь, мол, для своей любви драгоценное ожерелье, коего и верховные владыки не носили.
Понятное дело, добыча такого ожерелья сопряжена с массой новых трудностей. Герой сражался, а иногда и хитрил. Мрачный Друг-советчик ухмылялся из угла, наблюдая за маетой Героя. Девушка, которой было вручено с трудом добытое ожерелье, вернула его: «Мне не нужны драгоценности!»
– Экая цаца, – раздосадовано, и как-то слишком лично прокомментировал женский голос из зала. – Ничем ей не угодишь.
Грубая ткань незамысловатого сюжета обретала в спектакле плотность и смутные, тревожные оттенки. Эта троица на сцене будто ткала новые волшебные узоры по скучной канве. Каждый из них, сам по себе играл неблестяще, но все вместе плюс текст пьесы – уверенный, немногословный, изящный – неожиданно вдыхали в происходящее нечто сильное и жизнеспособное.
… В третий раз Герой по рекомендации Друга поплелся совершать подвиг, убивать страшного Врага. Убил, отрезал голову, принес в подарок любимой.
Девушка отшатнулась в ужасе.
– Ничем ей не угодишь, – проворчали из зала. – Капризная какая…
Друг на сцене, утешая незадачливого Героя, высказывался в том же смысле: «мол, может, девица слишком разборчива, да привередлива? Сама не знает, чего хочет?»
И тогда Герой решил вынуть из своей груди сердце и отдать его любимой. Услышав это, девушка разгневалась, замахала руками и закричала: «Не смей этого делать! Уходи! Я не люблю тебя!..» Или что-то этом духе. Разобрать стало сложно, потому что взволнованные зрители, увлеченные перипетиями сюжета, живо сопереживали происходящему и загомонили наперебой, давая участникам сцены советы и обмениваясь комментариями. И тут же дружно смолкли, когда угрюмый Друг взмахнул полами своего плаща и зыбкие тени на заднике внезапно разнесли это движение до взмаха исполинских крыл.
Стало зябко и как-то не по себе. Даже актеры скованно переглянулись, сбились, замешкались, пытаясь восстановить ход действия. Что-то незримое, обнявшее залитую огнями сцену и тонущий во тьме импровизированный зрительный зал, ощутимо содрогнулось. Будто те самые исполинские крылья качнули стылый, весенний воздух…
А дальше спектакль плавно покатился к финалу. Где страдающий Герой, в тоске прохаживаясь среди трех бутафорских елок, наконец набрел на не менее страдающую Любимую, которая рыдала под одной из этих елок. И бедная девушка созналась, что любит Героя всей душой, только, как водится, прямо сказать ему не в силах, вот и отвергала его подарки. Цветы и рада бы принять, да ядовиты оказались. Золото ей не нужно, потому что любовь дороже. Военные трофеи не привлекают, потому что любимый мог пострадать в сражении за них. А уж вырванное из груди сердце погубило бы Героя навсегда, и отчаянная девушка готова была солгать, что не любит юношу, лишь бы он жил…
Томительная пауза… И грянула оглушительная овация.
Актеры вразнобой кланялись, явно не удивленные произведенным эффектом, но все-таки ошарашенные и опустошенные. Девушку в светлой маске едва держали подламывающиеся ноги… Зато довольные зрители утирали слезы, сморкались, аплодировали, топали ногами, громогласно выражали восторг и норовили протиснуться поближе к сцене. Таких простосердечных было большинство. А меньшинство молча переглядывалось с соседями; или отводило глаза, пряча в них недоумение и беспокойство; а кто-то хмурился, либо, наоборот, понимающе ухмылялся…
И прочитывалось в этом молчании, как и в лихорадочных воплях дно спрятанное, неявное, имеющее совсем другой смысл, чем казалось на первый взгляд.
– Эк они закрутили, – заключил, крякнув, дедок на телеге.
– Ну и чего такого в этом спектакле? – недовольно вопрошал кто-то. – Говорили будет скандал! И где?
– Чего скандал-то? История, как история, – разочарованно вторили ему.
– А дружок героя хорош, все советы какие бестолковые давал, – отозвался один из зрителей. – Мудрый вроде, а все будто назло… Вроде и дельные советы, а вишь, как все оборачивалось?
– Может, он вовсе и не хотел, чтобы друг его любил девчонку? – откликнулся другой в ответ,
– Так я не понял, – громко и простодушно спросил некто неразличимый в сутолоке. – Этот, который дракона играл, он вредил что ли?.. А я-то думал помогает…
Толпа вокруг простодушного сразу же поредела. Окружающие отворачивались, застывая лицами и спеша отойти. Или, наоборот, озадаченно стучали пальцем по лбу, мол, говори, да не заговаривайся.
– А играли так себе, – неожиданно внятно произнес мужской голос рядом со мной. – Руки не знают куда пристроить, жестикуляцией злоупотребляют… Хотя девочка ничего… – Я обернулся, увидев высокого, узколицего мужчину в столичного покроя костюме и анемичного облика, но яркоглазую, красивую женщину рядом с ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130