Выловив очередного хвоста гика или полосатика в своем кармане горожане, вопреки традиции, не топили его в ближайшей металлической посудине с заговоренной водой, а рассеянно выбрасывали, даже не прервав беседы со спутниками.
– Эй, молодой-красивый-сероглазый, – одним духом выпалила сидящая у моста женщина в полосатой шали, ухватив меня за край куртки. – Купи девушке букетик… – Она протянула маленький букет светлых пушистых колокольчиков, последних в этом сезоне и выжидательно уставилась на меня снизу вверх красноватыми зрачками.
– А почему вы решили, что мне есть кому их подарить? – хмыкнул я.
– У такого красивого-сероглазого-молодого обязательно… – взгляд торговки зацепил серебристого дракона, вьющегося на рукаве моей куртки и она осеклась.
Я еще раз хмыкнул и протянул торговке монету, получив взамен хрупкий букет. Пушистые стебли щекотали ладонь, и с цветами в руках я чувствовал себя глупо, однако спрятать их в карман не решился – нежные колокольчики помнутся и быстро погибнут. Впрочем, люди вокруг не особенно обращали внимание на букетик, а если и обращали, то благожелательно улыбаясь.
«Мышеловка» размещалась почти в самом центре города, и пробираться через захлестывающие людские волны было делом долгим, муторным, если не безнадежным. Поэтому я решил двинуться в обход, по набережной, и подойти к «Мышеловке» через подворотни. Проталкиваясь, наступая кому-то на ноги и машинально извиняясь, я выбрался из толпы и спустился по лестнице к реке. Какой-то мелкий клыкастый тип позарился на букетик в моей руке, и пришлось сбить его наземь прицельным щелчком. Клыкастый долго ругался вслед, и бродившие по набережной люди с любопытством оглядывались. Но вскоре все они остались позади. Купальный сезон уже прошел и к холодной воде спускались лишь редкие парочки, искавшие уединения, На меня они обращали столько же внимания, сколько я на них.
Правый высокий берег Реки укрепили каменными плитами в давние времена, поэтому ходить здесь было удобно, хотя и небезопасно. Трудно отыскать в Городе более глухое место. Зато отсюда открывался восхитительный вид на другой берег, где главной достопримечательностью и украшением (а также раздражающим фактором для некоторых) являлась серебристая игла, бескомпромиссно вонзившаяся в небо. Игла именовалась Гнездом Драконов исключительно согласно традиции, Человек, обозвавший это остроконечное сооружение Гнездом обладал, надо полагать, изощренной фантазией. Однако название прижилось. Да и как иначе обозвать место обитания такого количества драконов и их владельцев? С этого берега здание казалось целиком отлитым из светлого серебра, но на самом деле вблизи было заметно, что постройка очень древняя, покрыта патиной и наслоениями, прорезана трещинами и выбоинами, сохранившимися с тех дней, когда ее атаковали день за днем войска Гарима Мертвоголового.
Взглянув на знакомую серебристую иглу, я вновь остро ощутил недовольство дракона, оставленного без внимания, занозой засевшее в душе. Она все время напоминала о себе смутным беспокойством, и существовал только один способ выдернуть ее – завершить начатое, в данном случае закончить мелодию, пришедшую во сне. Я пообещал себе сделать это, как только вернусь домой. Не помогло…
Деревья, окружавшие город зелено-золотым осенним ожерельем и местами вскрывшие даже каменные плиты на набережной, расступились, огибая лодочный причал, пустующий только зимой, от которого вверх, к жилым кварталам, взбегала широкая лестница. Поднявшись по ней, можно было добраться до внутренних переулков, лабиринт которых выводил терпеливого и знающего путника к сердцу Города. Я поначалу не удивился, обнаружив на причале множество людей (даже осенью все любят лодочные прогулки), но невольно замедлил шаги, пораженный всеобщим напряженным молчанием. Люди сгрудились полукругом у каменной кромки набережной и рассматривали нечто лежащее на плитах. Потом кто-то шумно вздохнул, зашевелился, выламываясь из толпы, и отбежал к ближайшим кустам, публично избавляясь от завтрака. Это послужило сигналом для остальных. Люди загомонили, переглядываясь и размахивая руками. Двое или трое побежали за городскими стражами.
Я приблизился, уже зная, что увижу, просто влекомый свойственным всему человеческому роду неуемным любопытством. Люди расступались неохотно, но все же позволили подойти достаточно близко, чтобы узреть окровавленное, перепачканное грязью и рыбьей чешуей, обезображенное до неузнаваемости тело. Его, похоже, отыскали под старой, валявшейся здесь дырявой лодкой, выброшенной на берег вчерашней непогодой. Судя по удрученному виду рассевшихся поблизости водяников, обнаружили труп именно они. Видно, копаясь, как обычно в мусоре нанесенном за ночь, твари случайно опрокинули лодку. И теперь не смели сбежать, хотя знали, что рытье в мусоре на причале строжайше запрещено городскими властями.
– А человек ли это? – послышался чей-то особенно громкий голос, заставивший всех обернуться.
Худощавый человек, смущенный всеобщим вниманием, смещался и потише добавил:
– Я просто хочу сказать, что теперь трудно определить, был ли несчастный человеком…
– Но уж во всяком случае, это точно не лесовик, – авторитетно проворчал его сосед, крепкий дебелый мужчина, по-хозяйски прижимающий к себе бледную, тоненькую девушку-цветок.
– От бедолаги почти ничего не осталось, – вступило в беседу бесполое существо в темной хламиде. – Что за сила могла сотворить с ним такое?..
Проблема живо заинтересовала присутствующих, и посыпались предположения, одно другого чудовищней. Воображения горожанам всегда хватало… Стоявший рядом со мной троллин инстинктивно облизнулся, алчно ловя каждое слово. Забытый труп, окруженный грустными водяниками и обласканный солнцем, начал благоухать.
– Все ваши версии безусловно достойны внимания и очень любопытны, – негромко, но внятно, обращаясь одновременно ко всем, вдруг заговорил невысокий старичок в добротном пальто, в шляпе и с тростью, – Однако если бы вы соизволили приглядеться внимательнее, то обнаружили бы недвусмысленные следы на теле усопшего здесь, здесь и здесь… – изящная тросточка потыкала труп в указанных местах, сгоняя мух и распугивая водяников. – Вот посмотрите… – Старичок повел кончиком трости вдоль изломанной грудины тела. – Такие раны были обнаружены и на пяти предыдущих жертвах…
– Что вы хотите сказать? – натужно морща лоб, осведомился один из слушателей.
– Я хочу сказать, что это шестой труп со дня Равновесия, а у нашей доблестной стражи ни одного предположения о том, кто бы это мог сотворить… – сердито заявил старичок.
Напряженно внимавшие его словам люди взбудоражено загалдели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
– Эй, молодой-красивый-сероглазый, – одним духом выпалила сидящая у моста женщина в полосатой шали, ухватив меня за край куртки. – Купи девушке букетик… – Она протянула маленький букет светлых пушистых колокольчиков, последних в этом сезоне и выжидательно уставилась на меня снизу вверх красноватыми зрачками.
– А почему вы решили, что мне есть кому их подарить? – хмыкнул я.
– У такого красивого-сероглазого-молодого обязательно… – взгляд торговки зацепил серебристого дракона, вьющегося на рукаве моей куртки и она осеклась.
Я еще раз хмыкнул и протянул торговке монету, получив взамен хрупкий букет. Пушистые стебли щекотали ладонь, и с цветами в руках я чувствовал себя глупо, однако спрятать их в карман не решился – нежные колокольчики помнутся и быстро погибнут. Впрочем, люди вокруг не особенно обращали внимание на букетик, а если и обращали, то благожелательно улыбаясь.
«Мышеловка» размещалась почти в самом центре города, и пробираться через захлестывающие людские волны было делом долгим, муторным, если не безнадежным. Поэтому я решил двинуться в обход, по набережной, и подойти к «Мышеловке» через подворотни. Проталкиваясь, наступая кому-то на ноги и машинально извиняясь, я выбрался из толпы и спустился по лестнице к реке. Какой-то мелкий клыкастый тип позарился на букетик в моей руке, и пришлось сбить его наземь прицельным щелчком. Клыкастый долго ругался вслед, и бродившие по набережной люди с любопытством оглядывались. Но вскоре все они остались позади. Купальный сезон уже прошел и к холодной воде спускались лишь редкие парочки, искавшие уединения, На меня они обращали столько же внимания, сколько я на них.
Правый высокий берег Реки укрепили каменными плитами в давние времена, поэтому ходить здесь было удобно, хотя и небезопасно. Трудно отыскать в Городе более глухое место. Зато отсюда открывался восхитительный вид на другой берег, где главной достопримечательностью и украшением (а также раздражающим фактором для некоторых) являлась серебристая игла, бескомпромиссно вонзившаяся в небо. Игла именовалась Гнездом Драконов исключительно согласно традиции, Человек, обозвавший это остроконечное сооружение Гнездом обладал, надо полагать, изощренной фантазией. Однако название прижилось. Да и как иначе обозвать место обитания такого количества драконов и их владельцев? С этого берега здание казалось целиком отлитым из светлого серебра, но на самом деле вблизи было заметно, что постройка очень древняя, покрыта патиной и наслоениями, прорезана трещинами и выбоинами, сохранившимися с тех дней, когда ее атаковали день за днем войска Гарима Мертвоголового.
Взглянув на знакомую серебристую иглу, я вновь остро ощутил недовольство дракона, оставленного без внимания, занозой засевшее в душе. Она все время напоминала о себе смутным беспокойством, и существовал только один способ выдернуть ее – завершить начатое, в данном случае закончить мелодию, пришедшую во сне. Я пообещал себе сделать это, как только вернусь домой. Не помогло…
Деревья, окружавшие город зелено-золотым осенним ожерельем и местами вскрывшие даже каменные плиты на набережной, расступились, огибая лодочный причал, пустующий только зимой, от которого вверх, к жилым кварталам, взбегала широкая лестница. Поднявшись по ней, можно было добраться до внутренних переулков, лабиринт которых выводил терпеливого и знающего путника к сердцу Города. Я поначалу не удивился, обнаружив на причале множество людей (даже осенью все любят лодочные прогулки), но невольно замедлил шаги, пораженный всеобщим напряженным молчанием. Люди сгрудились полукругом у каменной кромки набережной и рассматривали нечто лежащее на плитах. Потом кто-то шумно вздохнул, зашевелился, выламываясь из толпы, и отбежал к ближайшим кустам, публично избавляясь от завтрака. Это послужило сигналом для остальных. Люди загомонили, переглядываясь и размахивая руками. Двое или трое побежали за городскими стражами.
Я приблизился, уже зная, что увижу, просто влекомый свойственным всему человеческому роду неуемным любопытством. Люди расступались неохотно, но все же позволили подойти достаточно близко, чтобы узреть окровавленное, перепачканное грязью и рыбьей чешуей, обезображенное до неузнаваемости тело. Его, похоже, отыскали под старой, валявшейся здесь дырявой лодкой, выброшенной на берег вчерашней непогодой. Судя по удрученному виду рассевшихся поблизости водяников, обнаружили труп именно они. Видно, копаясь, как обычно в мусоре нанесенном за ночь, твари случайно опрокинули лодку. И теперь не смели сбежать, хотя знали, что рытье в мусоре на причале строжайше запрещено городскими властями.
– А человек ли это? – послышался чей-то особенно громкий голос, заставивший всех обернуться.
Худощавый человек, смущенный всеобщим вниманием, смещался и потише добавил:
– Я просто хочу сказать, что теперь трудно определить, был ли несчастный человеком…
– Но уж во всяком случае, это точно не лесовик, – авторитетно проворчал его сосед, крепкий дебелый мужчина, по-хозяйски прижимающий к себе бледную, тоненькую девушку-цветок.
– От бедолаги почти ничего не осталось, – вступило в беседу бесполое существо в темной хламиде. – Что за сила могла сотворить с ним такое?..
Проблема живо заинтересовала присутствующих, и посыпались предположения, одно другого чудовищней. Воображения горожанам всегда хватало… Стоявший рядом со мной троллин инстинктивно облизнулся, алчно ловя каждое слово. Забытый труп, окруженный грустными водяниками и обласканный солнцем, начал благоухать.
– Все ваши версии безусловно достойны внимания и очень любопытны, – негромко, но внятно, обращаясь одновременно ко всем, вдруг заговорил невысокий старичок в добротном пальто, в шляпе и с тростью, – Однако если бы вы соизволили приглядеться внимательнее, то обнаружили бы недвусмысленные следы на теле усопшего здесь, здесь и здесь… – изящная тросточка потыкала труп в указанных местах, сгоняя мух и распугивая водяников. – Вот посмотрите… – Старичок повел кончиком трости вдоль изломанной грудины тела. – Такие раны были обнаружены и на пяти предыдущих жертвах…
– Что вы хотите сказать? – натужно морща лоб, осведомился один из слушателей.
– Я хочу сказать, что это шестой труп со дня Равновесия, а у нашей доблестной стражи ни одного предположения о том, кто бы это мог сотворить… – сердито заявил старичок.
Напряженно внимавшие его словам люди взбудоражено загалдели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130