Сходятся, разбегаются, пересекаются, образуя разноцветные клубки и звездочки, свиваются в спирали и кольца, стягиваются в узлы, убегают за пределы чертежа…
Комната плавает в клубах табачного дыма. Синеватый туман растекается, размывая очертания предметов. Тусклая, уставшая лампа рождает янтарное сияние, заливая чертежи неярким светом и кажется, что цветные линии всплывают над бумагой, смешиваются с дымом и переплетаются прямо в воздухе – тонкие, зыбкие змеи… Те, что спешат туда; те, что дремлют, выжидая; те, что мертвы давно…
Где те, что знают путь? Что насыщены ядом чужого присутствия. Что отравлены его дыханием и смертоносным вожделением?
Робьяр запускает пальцы в шевелящийся, призрачный клубок…
И скучные схемы обретают смысл. Бесконечная путаница линий неожиданно свивается в единое плотное кольцо, охватывая болезненной каймой единственный городской район… Язва. Разноголосица чужих рассказов растворяется, оседая мутным илом на дно и оставшиеся на поверхности реплики звонки и ясны, цепляются друг за друга, тянут, выстраиваясь в связное описание… Множество лиц гаснет, теряясь во мраке забвения, оставляя только нужное…
Здесь Он обитает, потому что…
Он видели именно его, потому что…
Она знает, кто Он, потому что…
Дракон не оставляет следов. Зато следы оставляет человек. А человек реален. Он не способен стать невидимым и неощутимым. Значит, его видят другие – например, вездесущие и наблюдательные дети. Он не может просочиться через непроходимые завалы, значит будет ходить только там, где это возможно. Он не живет в безлюдном пространстве, значит кто-то живет рядом с ним и все знает… И как человек он совершает ошибки, по которым его можно найти. Выследить.
«…он якобы видел, как его соседи из дома справа и из дома через улицу возвращались под утро с разницей в два часа…», «…ага, там и видели, как он дыру лез», «…мой муж был дома…», «нет, здесь дорога перекрыта, только с улицы Верховых можно войти…», «говорят, что если люди злы и безжалостны друг к другу, то они и порождают этих темных тварей»…
То, что было зыбким, эфемерным, рассеянным по множеству источников, наконец, складывается, как мозаика. Одно к другому… Робьяр наклоняет голову, сцепляя пальцы на затылке и щурясь, вглядывается в бумаги перед собой. И не видит, как над ним, в шевелящемся плотном дыму молча раскрывает мощные крылья невозможная фигура, сотканная из выдумки, бреда, теорий, закрепленная фактами и логикой, оживленная желанием и яростью, вдохновленная надеждой.
… А может, и нет ее вовсе. И просто танцуют на стенах подвижные тени.
Восемь дней до Праздника
Чешуйчатая, буро-серебристая тварь размером с восьминога, с деловитой сосредоточенностью карабкалась по ветке белоцвета, пытаясь добраться до полураспустившихся бутонов. Слишком тонкая ветка каждый раз круто изгибалась под тяжестью твари, и буро-серебристый падал на землю. Пару секунд он лежал, ошалело шевеля лапками, потом переворачивался, встряхивался и бодрой рысью бежал к исходной точке, начинать все сначала. Поразительно бессмысленное упорство. Или, может быть, он так развлекается? Чем не качели?..
«Поразительно, сколь бессмысленно много ты потратил времени наблюдая за этой козявкой, – заметил дракон, – вместо того, чтобы закончить нужное дело»
– Кому нужное? – вздохнул я лениво. – Тебе? Вот и заканчивай…
Ветер меланхолично шелестел листами бумаги, в раскрытой и забытой папке. Ветер был первым ценителем величайшего произведения, начертанного на этих листах и долженствующего служить моей дипломной, выпускной работой. В папке затаилась почти законченная симфония для… А, какая разница? Я так и не притронулся к ней с тех пор, как пришел сюда. Просто валялся на подсушенном солнцем пригорке и любовался синим небом, подрастающей вокруг зеленью, жучками, паучками, наслаждаясь тишиной… Чуял, что все это скоро закончится.
– Привет, отшельник! – легкая ладонь опустилась мне на спину. – Бездельничаем? – Джеанна присела рядом, подобрав ноги. – Можно побездельничать с тобой?
– Сколько угодно, – разрешил я. – Поглядим, как долго сумеешь выдержать.
– Во всяком случае, здесь лучше, чем там! – она кивнула подбородком назад, в сторону оставшегося позади Гнезда, и светлые волосы, перетянутые шнурком, рассыпались по плечам, искрясь на солнце. – Не могу больше, – пожаловалась Джеанна, – все с ума посходили.
– Просто ты отвыкла от хорошей компании.
– Может быть, – согласилась она безропотно, хотя могла и поспорить. Компании, особенно те, в которых она становилась центром внимания, Джеанна очень уважала. Однако компании – компаниям рознь. Нет ничего утомительнее слишком задержавшихся гостей. Пусть даже у них есть весьма серьезные основания для задержки.
Прошедшей зимой было сожжено шесть Гнезд. Четыре из них располагались очень далеко на периферии, но два были совсем рядом. Причины пожаров назывались разные, но даже самому закоренелому тугодуму становилось ясно, что одновременно (под утро дня Исхода, начавшего много веков назад Великую войну) шесть домов случайно не вспыхнут. Большинство их обитателей уцелело, хотя и осталось без крова, поэтому поначалу их приютили местные жители, а потом разобрали по окрестным Гнездам. К нам тоже прибыли постояльцы, немного, но вполне достаточно, чтобы осложнить привычный быт. Обладание драконом никогда не гарантировало покладистость нрава, скорее даже наоборот. За годы, проведенные под одной крышей, мы успели привыкнуть к извивам своих характеров, но приспосабливаться к чужим!.. Впрочем, среди новоприбывших были и славные ребята. Не говоря уже о девушках.
А еще эта предпраздничная суета!
– Кир, – все тем же смирным тоном, предвещающим новые хлопоты и беспокойства, заговорила Джеанна, – как я погляжу, в данный момент ты не занят ничем важным…
– Неправда, – возразил я, немедленно насторожившись. – Я созерцаю природу, дабы внести в свое дипломное сочинение ноту лирики и…
– Может быть ты внесешь в свой диплом ноту городских настроений? – предложила Джеанна
– Ни в коем случае, – пробормотал я. – Я пытаюсь создать радостное, жизнеутверждающее произведение, рождающее в слушателе только светлое и чистое…
– Ты? – с сомнением переспросила Джеанна, поднимая стопку исписанных листков и вглядываясь в них. Я отобрал у нее добычу.
– Оставьте свой скептицизм, сударыня… Что ты забыла в Городе?
– Есть у меня небольшое срочное дело.
– Возьми в сопровождающие кого-нибудь из своих м-м… поклонников…
– Я не хочу брать с собой никого из моих «м-м-поклонников», – прохладно ответила Джеанна, – иначе я бы не стала разыскивать тебя в этих кустах, – она поднялась на ноги, – но, безусловно, если ты так занят, что не можешь…
Я неохотно встал вслед за ней, отряхивая налипшие прошлогодние травинки, и пробормотал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
Комната плавает в клубах табачного дыма. Синеватый туман растекается, размывая очертания предметов. Тусклая, уставшая лампа рождает янтарное сияние, заливая чертежи неярким светом и кажется, что цветные линии всплывают над бумагой, смешиваются с дымом и переплетаются прямо в воздухе – тонкие, зыбкие змеи… Те, что спешат туда; те, что дремлют, выжидая; те, что мертвы давно…
Где те, что знают путь? Что насыщены ядом чужого присутствия. Что отравлены его дыханием и смертоносным вожделением?
Робьяр запускает пальцы в шевелящийся, призрачный клубок…
И скучные схемы обретают смысл. Бесконечная путаница линий неожиданно свивается в единое плотное кольцо, охватывая болезненной каймой единственный городской район… Язва. Разноголосица чужих рассказов растворяется, оседая мутным илом на дно и оставшиеся на поверхности реплики звонки и ясны, цепляются друг за друга, тянут, выстраиваясь в связное описание… Множество лиц гаснет, теряясь во мраке забвения, оставляя только нужное…
Здесь Он обитает, потому что…
Он видели именно его, потому что…
Она знает, кто Он, потому что…
Дракон не оставляет следов. Зато следы оставляет человек. А человек реален. Он не способен стать невидимым и неощутимым. Значит, его видят другие – например, вездесущие и наблюдательные дети. Он не может просочиться через непроходимые завалы, значит будет ходить только там, где это возможно. Он не живет в безлюдном пространстве, значит кто-то живет рядом с ним и все знает… И как человек он совершает ошибки, по которым его можно найти. Выследить.
«…он якобы видел, как его соседи из дома справа и из дома через улицу возвращались под утро с разницей в два часа…», «…ага, там и видели, как он дыру лез», «…мой муж был дома…», «нет, здесь дорога перекрыта, только с улицы Верховых можно войти…», «говорят, что если люди злы и безжалостны друг к другу, то они и порождают этих темных тварей»…
То, что было зыбким, эфемерным, рассеянным по множеству источников, наконец, складывается, как мозаика. Одно к другому… Робьяр наклоняет голову, сцепляя пальцы на затылке и щурясь, вглядывается в бумаги перед собой. И не видит, как над ним, в шевелящемся плотном дыму молча раскрывает мощные крылья невозможная фигура, сотканная из выдумки, бреда, теорий, закрепленная фактами и логикой, оживленная желанием и яростью, вдохновленная надеждой.
… А может, и нет ее вовсе. И просто танцуют на стенах подвижные тени.
Восемь дней до Праздника
Чешуйчатая, буро-серебристая тварь размером с восьминога, с деловитой сосредоточенностью карабкалась по ветке белоцвета, пытаясь добраться до полураспустившихся бутонов. Слишком тонкая ветка каждый раз круто изгибалась под тяжестью твари, и буро-серебристый падал на землю. Пару секунд он лежал, ошалело шевеля лапками, потом переворачивался, встряхивался и бодрой рысью бежал к исходной точке, начинать все сначала. Поразительно бессмысленное упорство. Или, может быть, он так развлекается? Чем не качели?..
«Поразительно, сколь бессмысленно много ты потратил времени наблюдая за этой козявкой, – заметил дракон, – вместо того, чтобы закончить нужное дело»
– Кому нужное? – вздохнул я лениво. – Тебе? Вот и заканчивай…
Ветер меланхолично шелестел листами бумаги, в раскрытой и забытой папке. Ветер был первым ценителем величайшего произведения, начертанного на этих листах и долженствующего служить моей дипломной, выпускной работой. В папке затаилась почти законченная симфония для… А, какая разница? Я так и не притронулся к ней с тех пор, как пришел сюда. Просто валялся на подсушенном солнцем пригорке и любовался синим небом, подрастающей вокруг зеленью, жучками, паучками, наслаждаясь тишиной… Чуял, что все это скоро закончится.
– Привет, отшельник! – легкая ладонь опустилась мне на спину. – Бездельничаем? – Джеанна присела рядом, подобрав ноги. – Можно побездельничать с тобой?
– Сколько угодно, – разрешил я. – Поглядим, как долго сумеешь выдержать.
– Во всяком случае, здесь лучше, чем там! – она кивнула подбородком назад, в сторону оставшегося позади Гнезда, и светлые волосы, перетянутые шнурком, рассыпались по плечам, искрясь на солнце. – Не могу больше, – пожаловалась Джеанна, – все с ума посходили.
– Просто ты отвыкла от хорошей компании.
– Может быть, – согласилась она безропотно, хотя могла и поспорить. Компании, особенно те, в которых она становилась центром внимания, Джеанна очень уважала. Однако компании – компаниям рознь. Нет ничего утомительнее слишком задержавшихся гостей. Пусть даже у них есть весьма серьезные основания для задержки.
Прошедшей зимой было сожжено шесть Гнезд. Четыре из них располагались очень далеко на периферии, но два были совсем рядом. Причины пожаров назывались разные, но даже самому закоренелому тугодуму становилось ясно, что одновременно (под утро дня Исхода, начавшего много веков назад Великую войну) шесть домов случайно не вспыхнут. Большинство их обитателей уцелело, хотя и осталось без крова, поэтому поначалу их приютили местные жители, а потом разобрали по окрестным Гнездам. К нам тоже прибыли постояльцы, немного, но вполне достаточно, чтобы осложнить привычный быт. Обладание драконом никогда не гарантировало покладистость нрава, скорее даже наоборот. За годы, проведенные под одной крышей, мы успели привыкнуть к извивам своих характеров, но приспосабливаться к чужим!.. Впрочем, среди новоприбывших были и славные ребята. Не говоря уже о девушках.
А еще эта предпраздничная суета!
– Кир, – все тем же смирным тоном, предвещающим новые хлопоты и беспокойства, заговорила Джеанна, – как я погляжу, в данный момент ты не занят ничем важным…
– Неправда, – возразил я, немедленно насторожившись. – Я созерцаю природу, дабы внести в свое дипломное сочинение ноту лирики и…
– Может быть ты внесешь в свой диплом ноту городских настроений? – предложила Джеанна
– Ни в коем случае, – пробормотал я. – Я пытаюсь создать радостное, жизнеутверждающее произведение, рождающее в слушателе только светлое и чистое…
– Ты? – с сомнением переспросила Джеанна, поднимая стопку исписанных листков и вглядываясь в них. Я отобрал у нее добычу.
– Оставьте свой скептицизм, сударыня… Что ты забыла в Городе?
– Есть у меня небольшое срочное дело.
– Возьми в сопровождающие кого-нибудь из своих м-м… поклонников…
– Я не хочу брать с собой никого из моих «м-м-поклонников», – прохладно ответила Джеанна, – иначе я бы не стала разыскивать тебя в этих кустах, – она поднялась на ноги, – но, безусловно, если ты так занят, что не можешь…
Я неохотно встал вслед за ней, отряхивая налипшие прошлогодние травинки, и пробормотал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130