Тепло его сильного тела обволакивало ее, когда он встал перед ней. Ей захотелось попятиться от него, выйти из пределов того странного магнитного поля, которое, как она чувствовала, он постоянно излучал.
Но вместо этого она осталась на месте и произнесла с бесцеремонностью, ей совсем не свойственной:
– В прежние времена ты бы прогнал меня, а не ее. Ты изменился, Лусеро.
Он беспечно пожал плечами и стал накручивать на палец отделившийся от ее прически локон.
– Не знаю… может быть, и так. Но ты здесь хозяйка, а она всего-навсего служанка.
– Но заодно и любовница хозяина.
Тон ее был ледяным, но в нем ощущалась горечь непрощенной обиды. Лусеро и об этом подробно поведал ему. Он когда-то смертельно оскорбил Мерседес, занимаясь любовью с Инносенсией чуть ли не на глазах у своей жены.
– Она была моей пассией. Была! – подчеркнул Ник. – С тех пор мои вкусы стали изысканнее. Я полюбил блондинок.
В награду за свои слова он получил вспыхнувший на щеках супруги румянец. Ни одна женщина не останется равнодушной, если ей польстить.
Напряжение между ними возрастало с каждым мгновением, пока они, сохраняя неподвижность, стояли друг против друга.
Она спрятала внезапно вспотевшие руки в складках юбки. Его пальцы продолжали игру с ее локоном. Их дыхание сталкивалось и становилось все горячее.
– Вот ваш завтрак, патрон! Я приготовила… О, тысяча извинений! – Ангелина растерялась. Стоя в дверях с тяжелым подносом, заставленным источающими аромат кушаньями, она не решалась внести его в столовую.
Ник обратил на нее свою лучезарную улыбку:
– Все в порядке, Ангелина. Я изголодался по твоим великолепным бифштексам.
– Боюсь, что мясо покажется вам жилистым. Нам пришлось зарезать вчера вола, который был уже в возрасте. Хиларио не смог найти ничего лучше.
В скороговорке Ангелины ощущался вполне оправданный гнев на горестные обстоятельства:
– Увы, патрон! Я уж старалась, как могла, чтобы превратить этот кусок непотребной подошвы в нечто съедобное и доставить удовольствие сеньору. Но зато у нас есть свежие перцы, и помидоры, и орешки, названные в честь Монтесумы, и когда все это запечено вместе и подано с пылу с жару, то составит приличную компанию самому тощему куску мяса. Ну а хлебушек наш превосходен, просто тает во рту.
Она приподняла руку, показывая корзинку с горячими лепешками, висевшую у нее на локте.
Николас с вниманием выслушал монолог возбужденной поварихи, а потом взглянул на Мерседес:
– Хиларио вчера успел мне поплакаться, но как могло получиться, что в таком обширном поместье, как наше, совсем не осталось скота?
– Я уже говорила тебе, что армия забирает для себя все, что пожелает, а остаток подбирают хуаристы. Мне удалось отогнать немного скота на дальние пастбища, но людей не хватает, чтобы о нем заботиться, – сказала Мерседес.
Николас в задумчивости потер подбородок:
– Я знаю, что ты уже завтракала, но, может быть, согласишься выпить со мной кофе и заодно поговорить об этих проблемах?
Он вежливо пододвинул ей стул. Ей ничего не оставалось, как покориться и занять место за столом.
Ангелина налила супругам по чашке густого крепчайшего кофе и отправилась к себе на кухню. Ник с наслаждением вдохнул аромат горячего черного напитка.
Мерседес сказала:
– Кофе уже становится редкостью. Мне говорили, что война на Юге нарушила его доставку и уничтожила почти весь прошлогодний урожай. С каждым месяцем оно дорожает. Когда наши запасы иссякнут, нам не на что будет их возобновить. Я велела Ангелине мешать кофе с цикорием, чтобы растянуть остатки.
Он отхлебнул глоток:
– Если бы ты попробовала мерзостную бурду, что пьют солдаты! То, что нам подали сейчас, я нахожу восхитительным.
В ее взгляде чувствовался неподдельный интерес.
– Война очень изменила тебя.
В ответ он сверкнул улыбкой.
– Подожди, ты еще не то увидишь… И, я надеюсь, будешь довольна.
Мерседес никак не собиралась затевать с ним долгую беседу, тем более на интимные темы. Поэтому она вновь вернулась к проблемам Гран-Сангре.
– У Хиларио имеется всего лишь около десятка пастухов, кто хоть как-то способен взобраться на лошадь и управляться со стадом. Перед твоим отъездом их было около ста.
– Я постараюсь нанять кое-кого в Эрмосильо. Там всегда околачиваются оставшиеся не у дел наемники, кому заработанные несколько песо не помешают.
– У нас нет этих песо, чтобы заплатить им, – напомнила ему она. – Разве только мы продадим кое-что из фамильных ценностей.
– Чтобы спасти Гран-Сангре мы, вероятно, так и поступим, но не сейчас. Пока мы воздержимся. Я подсобрал кое-какое золотишко за эти годы. Его немного, но для начала нам хватит.
– Могу вообразить, какими способами ты добывал свое золото, – не удержалась Мерседес от ядовитого намека.
– Нет, моя дорогая супруга! – мрачно возразил Ник. – Того, что на самом деле происходило, вообразить ты не сможешь. Никогда, ни в каком самом страшном сне. И я тебе не посоветовал бы и помышлять об этом, – добавил Ник, и она уловила некий испуг в его глазах, будто он на мгновение увидел привидение.
Оба надолго замолчали, и молчание это постепенно стало их тяготить.
Чтобы нарушить его, Мерседес заговорила первой:
– Я видела немало праздношатающихся молодых мужчин на площадях и на базарах в Эрмосильо. Вполне возможно, что они согласятся поработать на тебя. Думаю, тебе следует отправиться туда сегодня.
В его настроении мгновенно произошел перелом, словно солнце выглянуло из-за туч. Он сказал почти весело, хотя слова его никак не вязались с шутливой миной на лице:
– О да! Как ловко ты все придумала – услать меня в Эрмосильо, куда скакать два дня на хорошем жеребце, а тебя оставить тешиться одиночеством в своей спальне. Кто знает, может, счастье улыбнется, и я упаду с лошади и сломаю себе шею. Всадника на каждом шагу ждет открытая могила.
Мерседес знала эту старую поговорку и не любила ее. Она недовольно поморщилась:
– Не строй из себя героя мелодрамы, Лусеро. Если весь сброд Бенито Хуареса не сладил с тобой за четыре года, то уж увеселительная прогулка в Эрмосильо никак тебе не повредит. Разве тебе не требуется слегка развеяться?
Он приложился губами к ее запястью:
– О, как нежно заботится обо мне моя жена!..
Вместо поездки в столицу штата Николас, сопровождаемый Хиларио, направился осматривать дальние пастбища, передав Мерседес через слугу, что будет отсутствовать до конца недели. Он нашел законный предлог уступить требованиям Мерседес оставить ее в покое, не уронив при этом собственного достоинства.
Путешествие было сопряжено с такими трудностями, которые даже Нику, привыкшему к изнурительным долгим рейдам верхом, показались чрезмерными.
Путь проходил по гористой, выжженной солнцем пустыне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
Но вместо этого она осталась на месте и произнесла с бесцеремонностью, ей совсем не свойственной:
– В прежние времена ты бы прогнал меня, а не ее. Ты изменился, Лусеро.
Он беспечно пожал плечами и стал накручивать на палец отделившийся от ее прически локон.
– Не знаю… может быть, и так. Но ты здесь хозяйка, а она всего-навсего служанка.
– Но заодно и любовница хозяина.
Тон ее был ледяным, но в нем ощущалась горечь непрощенной обиды. Лусеро и об этом подробно поведал ему. Он когда-то смертельно оскорбил Мерседес, занимаясь любовью с Инносенсией чуть ли не на глазах у своей жены.
– Она была моей пассией. Была! – подчеркнул Ник. – С тех пор мои вкусы стали изысканнее. Я полюбил блондинок.
В награду за свои слова он получил вспыхнувший на щеках супруги румянец. Ни одна женщина не останется равнодушной, если ей польстить.
Напряжение между ними возрастало с каждым мгновением, пока они, сохраняя неподвижность, стояли друг против друга.
Она спрятала внезапно вспотевшие руки в складках юбки. Его пальцы продолжали игру с ее локоном. Их дыхание сталкивалось и становилось все горячее.
– Вот ваш завтрак, патрон! Я приготовила… О, тысяча извинений! – Ангелина растерялась. Стоя в дверях с тяжелым подносом, заставленным источающими аромат кушаньями, она не решалась внести его в столовую.
Ник обратил на нее свою лучезарную улыбку:
– Все в порядке, Ангелина. Я изголодался по твоим великолепным бифштексам.
– Боюсь, что мясо покажется вам жилистым. Нам пришлось зарезать вчера вола, который был уже в возрасте. Хиларио не смог найти ничего лучше.
В скороговорке Ангелины ощущался вполне оправданный гнев на горестные обстоятельства:
– Увы, патрон! Я уж старалась, как могла, чтобы превратить этот кусок непотребной подошвы в нечто съедобное и доставить удовольствие сеньору. Но зато у нас есть свежие перцы, и помидоры, и орешки, названные в честь Монтесумы, и когда все это запечено вместе и подано с пылу с жару, то составит приличную компанию самому тощему куску мяса. Ну а хлебушек наш превосходен, просто тает во рту.
Она приподняла руку, показывая корзинку с горячими лепешками, висевшую у нее на локте.
Николас с вниманием выслушал монолог возбужденной поварихи, а потом взглянул на Мерседес:
– Хиларио вчера успел мне поплакаться, но как могло получиться, что в таком обширном поместье, как наше, совсем не осталось скота?
– Я уже говорила тебе, что армия забирает для себя все, что пожелает, а остаток подбирают хуаристы. Мне удалось отогнать немного скота на дальние пастбища, но людей не хватает, чтобы о нем заботиться, – сказала Мерседес.
Николас в задумчивости потер подбородок:
– Я знаю, что ты уже завтракала, но, может быть, согласишься выпить со мной кофе и заодно поговорить об этих проблемах?
Он вежливо пододвинул ей стул. Ей ничего не оставалось, как покориться и занять место за столом.
Ангелина налила супругам по чашке густого крепчайшего кофе и отправилась к себе на кухню. Ник с наслаждением вдохнул аромат горячего черного напитка.
Мерседес сказала:
– Кофе уже становится редкостью. Мне говорили, что война на Юге нарушила его доставку и уничтожила почти весь прошлогодний урожай. С каждым месяцем оно дорожает. Когда наши запасы иссякнут, нам не на что будет их возобновить. Я велела Ангелине мешать кофе с цикорием, чтобы растянуть остатки.
Он отхлебнул глоток:
– Если бы ты попробовала мерзостную бурду, что пьют солдаты! То, что нам подали сейчас, я нахожу восхитительным.
В ее взгляде чувствовался неподдельный интерес.
– Война очень изменила тебя.
В ответ он сверкнул улыбкой.
– Подожди, ты еще не то увидишь… И, я надеюсь, будешь довольна.
Мерседес никак не собиралась затевать с ним долгую беседу, тем более на интимные темы. Поэтому она вновь вернулась к проблемам Гран-Сангре.
– У Хиларио имеется всего лишь около десятка пастухов, кто хоть как-то способен взобраться на лошадь и управляться со стадом. Перед твоим отъездом их было около ста.
– Я постараюсь нанять кое-кого в Эрмосильо. Там всегда околачиваются оставшиеся не у дел наемники, кому заработанные несколько песо не помешают.
– У нас нет этих песо, чтобы заплатить им, – напомнила ему она. – Разве только мы продадим кое-что из фамильных ценностей.
– Чтобы спасти Гран-Сангре мы, вероятно, так и поступим, но не сейчас. Пока мы воздержимся. Я подсобрал кое-какое золотишко за эти годы. Его немного, но для начала нам хватит.
– Могу вообразить, какими способами ты добывал свое золото, – не удержалась Мерседес от ядовитого намека.
– Нет, моя дорогая супруга! – мрачно возразил Ник. – Того, что на самом деле происходило, вообразить ты не сможешь. Никогда, ни в каком самом страшном сне. И я тебе не посоветовал бы и помышлять об этом, – добавил Ник, и она уловила некий испуг в его глазах, будто он на мгновение увидел привидение.
Оба надолго замолчали, и молчание это постепенно стало их тяготить.
Чтобы нарушить его, Мерседес заговорила первой:
– Я видела немало праздношатающихся молодых мужчин на площадях и на базарах в Эрмосильо. Вполне возможно, что они согласятся поработать на тебя. Думаю, тебе следует отправиться туда сегодня.
В его настроении мгновенно произошел перелом, словно солнце выглянуло из-за туч. Он сказал почти весело, хотя слова его никак не вязались с шутливой миной на лице:
– О да! Как ловко ты все придумала – услать меня в Эрмосильо, куда скакать два дня на хорошем жеребце, а тебя оставить тешиться одиночеством в своей спальне. Кто знает, может, счастье улыбнется, и я упаду с лошади и сломаю себе шею. Всадника на каждом шагу ждет открытая могила.
Мерседес знала эту старую поговорку и не любила ее. Она недовольно поморщилась:
– Не строй из себя героя мелодрамы, Лусеро. Если весь сброд Бенито Хуареса не сладил с тобой за четыре года, то уж увеселительная прогулка в Эрмосильо никак тебе не повредит. Разве тебе не требуется слегка развеяться?
Он приложился губами к ее запястью:
– О, как нежно заботится обо мне моя жена!..
Вместо поездки в столицу штата Николас, сопровождаемый Хиларио, направился осматривать дальние пастбища, передав Мерседес через слугу, что будет отсутствовать до конца недели. Он нашел законный предлог уступить требованиям Мерседес оставить ее в покое, не уронив при этом собственного достоинства.
Путешествие было сопряжено с такими трудностями, которые даже Нику, привыкшему к изнурительным долгим рейдам верхом, показались чрезмерными.
Путь проходил по гористой, выжженной солнцем пустыне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117