Уж так проклинал ее старый брюзга и накладывал одну епитимью за другой, и с каждым разом все суровее. Она управляла Гран-Сангре вплоть до дня вашего приезда и не дала пропасть хозяйству. Ну а теперь, раз вы здесь, патрон, дела совсем наладятся.
– Надеюсь, Хиларио, надеюсь… – произнес Ник вслух, а сам подумал: «Если только маленькая злючка согласится отдать власть, которая ей так полюбилась, добровольно, без кровопролития». – Как ты считаешь, отыщется ли в Эрмосильо дюжина бездельников, чтобы поработать на нас?
– Если заплатить им, то с уверенностью скажу «да». Есть старая пословица: «Как бы петух высоко ни задирал голову, а за зернышком наклонится». Времена сейчас трудные, и те, кто не попал в солдаты, сейчас голодают.
– А найдем ли мы столько лошадей и скота, чтобы нанятые пастухи оправдали наши затраты? – задал вопрос Ник, вороша угли в костре.
– За это не беспокойтесь. Как только мы отъедем подальше, куда не заглядывали армейские патрули, тут сразу объявятся и лошади, и быки, и коровенки.
Слова Хиларио подтвердились. К полудню они перевалили через хребет, и взору их открылась травянистая лощина, буквально заполненная жирными длиннорогими буйволами.
На третий день пути они обнаружили табун, прежде принадлежавший семейству Альварадо, возглавляемый одним из призовых жеребцов андалузской породы. Стало очевидно, что на пастбищах сохранилось многое из прежнего достояния Гран-Сангре.
После четырех дней странствий они повернули обратно к Большому дому, преисполненные планов, как собрать скот на зимовку в западных горных каньонах, где стада были бы недоступны мародерам – как имперским, так и республиканским.
К вечеру того же дня они прискакали в кораль на ранчо – пропыленные, усталые, с ломотой в теле, но в приподнятом настроении. Хиларио перепоручил свою лошадь конюшенному мальчишке, гордый от сознания того, что хоть на короткое время кто-то находится у него в подчинении и выполняет черную работу.
Николас не захотел доверить Петра какому-то юнцу и сам повел взмыленного коня в стойло, чтобы вытереть его досуха.
Под низким потолком конюшни было жарко и душно. Запахи человеческого и лошадиного пота смешивались воедино с острыми ароматами навоза и сухих трав. Занимаясь громадным скакуном, Ник скинул рубашку и повесил ее на ограду стойла вместе с поясом, набитым патронами, и прицепленным к нему револьвером в кобуре.
После долгой езды по полям, где она проверяла, в каком состоянии зерновые, Мерседес тоже разгорячилась и устала. Старая кобыла, которую она с трудом уберегла от конфискации на нужды армии, была далеко не призовой лошадью, но Мерседес дорожила ею безмерно.
Спешившись, она пошлепала кобылу по крупу и направилась в конюшню проверить, как мальчишка будет ухаживать за лошадью.
Шагнув внутрь, в сумрак помещения, она после яркого солнечного света на мгновение ослепла. Рой пылинок словно запорошил ей глаза. Она ничего не видела, но услышала звуки, доносившиеся из глубины конюшни, – тихое лошадиное ржание и вкрадчивый голос мужчины, ласково-приглушенный, что-то тихо приговаривающий. Голос Лусеро!
Он вернулся!
Сердце сразу же стало бешено гнать кровь по жилам. Когда глаза ее освоились с темнотой, она разглядела вдали его силуэт.
Он стоял к ней спиной, чуть наклонившись, собирая свои вещи. Он перекинул тяжелый пояс с оружием через обнаженное плечо, на другое плечо небрежно легла пропитанная потом рубашка.
Следует ли ей нырнуть незаметно в одно из пустующих стойл и избежать тем самым неизбежной встречи? Вид у нее был не самый лучший, волосы растрепаны. Она сама взмокла от пота.
Нет! После всего, что было, неужели она будет думать о своей внешности, о том, чтобы выглядеть для него привлекательной?
Мерседес осталась стоять в проходе, и он чуть не натолкнулся на нее, изумленный неожиданным ее появлением.
– Я слышал, что кто-то вошел сюда, но никак не думал, что это ты.
Взгляд его, как уже случалось неоднократно, скользнул по ее фигуре – от разметавшихся по ветру пышных волос до подола вконец изношенного коричневого платья для верховой езды. Цвет этот был не в чести у большинства женщин, но Мерседес всегда следовала своему вкусу.
Ее тронутая загаром кожа и янтарные глаза только выигрывали, когда она носила шоколадного оттенка одежду. Несмотря на явную ветхость, платье идеально облегало ее гибкое тело. Она расстегнула верхние пуговицы, и этого было достаточно, чтобы Ник разглядел края двух нежных полушарий.
Мерседес ощутила, как его волчьи глаза впились в ее груди, и поборола в себе инстинктивное желание загородиться от них, застегнув платье.
Однако она не сделала этого и, выдержав его взгляд, произнесла с вызовом:
– Мы не ждали, что ты явишься сегодня. У нас нет обеда, но я велю Ангелине зарезать цыпленка. Лазаро натаскает тебе воды для ванны.
Последнее было весьма кстати. Он весь покрылся потом, а в волосы, в уши, в рот набилась степная пыль.
Он усмехнулся.
– Неужели я вызываю в тебе отвращение? – спросил Ник, поигрывая тяжелой кобурой, свешивающейся с плеча, и придвинулся к ней вплотную.
Она разозлилась на себя за то, что его близость так возбуждает ее.
– Да, конечно. И даже большее отвращение, чем ты думаешь! – вырвалось у нее.
От него исходил крепкий дух потного мужского тела, но почему-то для нее этот запах был не лишен приятности. И еще пахло кожей от ремня и кобуры, конским потом и пылью. Струйки соленой влаги собрали эту пыль в грязевые потоки, кое-где уже засохшие на волосатой груди и плоском животе. Пот струился по телу и проникал ниже талии под пояс черных обтягивающих штанов.
После свадьбы Лусеро несколько раз ложился с ней в постель, но она никогда не видела его обнаженным. И сейчас тело его выглядело таким же крепким и мускулистым, как и в те моменты, когда он наваливался на нее, сбрасывая свое семя в ее негостеприимное лоно.
Ее взгляд, казалось, обрел собственную волю и вопреки желанию Мерседес занялся изучением выпуклых мышц, спрятанных под бронзовой от загара кожей, покрытой бесчисленными рубцами и шрамами самых разных размеров – от крохотных до громадных с неровными краями.
Мерседес уставилась на ужасный разрез, проходящий от груди через весь правый бок. Произнесенные им слова наконец вывели ее из транса.
– Сабельный шрам – это подарок одного из бойцов генерала Эскобедо, – сухо пояснил он, немного озадаченный волнением, которое вызвало в ней созерцание мужского тела.
Вероятно, она поразилась тому, сколько он заимел шрамов за время их разлуки. Причем большинство из них были старые раны. Николас постарался найти приемлемое объяснение.
– На первых порах мне пришлось особенно туговато. Дальше было уже полегче. За четыре года можно приобрести еще и не такое богатство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
– Надеюсь, Хиларио, надеюсь… – произнес Ник вслух, а сам подумал: «Если только маленькая злючка согласится отдать власть, которая ей так полюбилась, добровольно, без кровопролития». – Как ты считаешь, отыщется ли в Эрмосильо дюжина бездельников, чтобы поработать на нас?
– Если заплатить им, то с уверенностью скажу «да». Есть старая пословица: «Как бы петух высоко ни задирал голову, а за зернышком наклонится». Времена сейчас трудные, и те, кто не попал в солдаты, сейчас голодают.
– А найдем ли мы столько лошадей и скота, чтобы нанятые пастухи оправдали наши затраты? – задал вопрос Ник, вороша угли в костре.
– За это не беспокойтесь. Как только мы отъедем подальше, куда не заглядывали армейские патрули, тут сразу объявятся и лошади, и быки, и коровенки.
Слова Хиларио подтвердились. К полудню они перевалили через хребет, и взору их открылась травянистая лощина, буквально заполненная жирными длиннорогими буйволами.
На третий день пути они обнаружили табун, прежде принадлежавший семейству Альварадо, возглавляемый одним из призовых жеребцов андалузской породы. Стало очевидно, что на пастбищах сохранилось многое из прежнего достояния Гран-Сангре.
После четырех дней странствий они повернули обратно к Большому дому, преисполненные планов, как собрать скот на зимовку в западных горных каньонах, где стада были бы недоступны мародерам – как имперским, так и республиканским.
К вечеру того же дня они прискакали в кораль на ранчо – пропыленные, усталые, с ломотой в теле, но в приподнятом настроении. Хиларио перепоручил свою лошадь конюшенному мальчишке, гордый от сознания того, что хоть на короткое время кто-то находится у него в подчинении и выполняет черную работу.
Николас не захотел доверить Петра какому-то юнцу и сам повел взмыленного коня в стойло, чтобы вытереть его досуха.
Под низким потолком конюшни было жарко и душно. Запахи человеческого и лошадиного пота смешивались воедино с острыми ароматами навоза и сухих трав. Занимаясь громадным скакуном, Ник скинул рубашку и повесил ее на ограду стойла вместе с поясом, набитым патронами, и прицепленным к нему револьвером в кобуре.
После долгой езды по полям, где она проверяла, в каком состоянии зерновые, Мерседес тоже разгорячилась и устала. Старая кобыла, которую она с трудом уберегла от конфискации на нужды армии, была далеко не призовой лошадью, но Мерседес дорожила ею безмерно.
Спешившись, она пошлепала кобылу по крупу и направилась в конюшню проверить, как мальчишка будет ухаживать за лошадью.
Шагнув внутрь, в сумрак помещения, она после яркого солнечного света на мгновение ослепла. Рой пылинок словно запорошил ей глаза. Она ничего не видела, но услышала звуки, доносившиеся из глубины конюшни, – тихое лошадиное ржание и вкрадчивый голос мужчины, ласково-приглушенный, что-то тихо приговаривающий. Голос Лусеро!
Он вернулся!
Сердце сразу же стало бешено гнать кровь по жилам. Когда глаза ее освоились с темнотой, она разглядела вдали его силуэт.
Он стоял к ней спиной, чуть наклонившись, собирая свои вещи. Он перекинул тяжелый пояс с оружием через обнаженное плечо, на другое плечо небрежно легла пропитанная потом рубашка.
Следует ли ей нырнуть незаметно в одно из пустующих стойл и избежать тем самым неизбежной встречи? Вид у нее был не самый лучший, волосы растрепаны. Она сама взмокла от пота.
Нет! После всего, что было, неужели она будет думать о своей внешности, о том, чтобы выглядеть для него привлекательной?
Мерседес осталась стоять в проходе, и он чуть не натолкнулся на нее, изумленный неожиданным ее появлением.
– Я слышал, что кто-то вошел сюда, но никак не думал, что это ты.
Взгляд его, как уже случалось неоднократно, скользнул по ее фигуре – от разметавшихся по ветру пышных волос до подола вконец изношенного коричневого платья для верховой езды. Цвет этот был не в чести у большинства женщин, но Мерседес всегда следовала своему вкусу.
Ее тронутая загаром кожа и янтарные глаза только выигрывали, когда она носила шоколадного оттенка одежду. Несмотря на явную ветхость, платье идеально облегало ее гибкое тело. Она расстегнула верхние пуговицы, и этого было достаточно, чтобы Ник разглядел края двух нежных полушарий.
Мерседес ощутила, как его волчьи глаза впились в ее груди, и поборола в себе инстинктивное желание загородиться от них, застегнув платье.
Однако она не сделала этого и, выдержав его взгляд, произнесла с вызовом:
– Мы не ждали, что ты явишься сегодня. У нас нет обеда, но я велю Ангелине зарезать цыпленка. Лазаро натаскает тебе воды для ванны.
Последнее было весьма кстати. Он весь покрылся потом, а в волосы, в уши, в рот набилась степная пыль.
Он усмехнулся.
– Неужели я вызываю в тебе отвращение? – спросил Ник, поигрывая тяжелой кобурой, свешивающейся с плеча, и придвинулся к ней вплотную.
Она разозлилась на себя за то, что его близость так возбуждает ее.
– Да, конечно. И даже большее отвращение, чем ты думаешь! – вырвалось у нее.
От него исходил крепкий дух потного мужского тела, но почему-то для нее этот запах был не лишен приятности. И еще пахло кожей от ремня и кобуры, конским потом и пылью. Струйки соленой влаги собрали эту пыль в грязевые потоки, кое-где уже засохшие на волосатой груди и плоском животе. Пот струился по телу и проникал ниже талии под пояс черных обтягивающих штанов.
После свадьбы Лусеро несколько раз ложился с ней в постель, но она никогда не видела его обнаженным. И сейчас тело его выглядело таким же крепким и мускулистым, как и в те моменты, когда он наваливался на нее, сбрасывая свое семя в ее негостеприимное лоно.
Ее взгляд, казалось, обрел собственную волю и вопреки желанию Мерседес занялся изучением выпуклых мышц, спрятанных под бронзовой от загара кожей, покрытой бесчисленными рубцами и шрамами самых разных размеров – от крохотных до громадных с неровными краями.
Мерседес уставилась на ужасный разрез, проходящий от груди через весь правый бок. Произнесенные им слова наконец вывели ее из транса.
– Сабельный шрам – это подарок одного из бойцов генерала Эскобедо, – сухо пояснил он, немного озадаченный волнением, которое вызвало в ней созерцание мужского тела.
Вероятно, она поразилась тому, сколько он заимел шрамов за время их разлуки. Причем большинство из них были старые раны. Николас постарался найти приемлемое объяснение.
– На первых порах мне пришлось особенно туговато. Дальше было уже полегче. За четыре года можно приобрести еще и не такое богатство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117