Она должна уходить. Интуиция подсказывала ей, что, если она не сделает этого и он, проснувшись, начнет вновь ласкать ее, она, вполне возможно, совсем потеряет разум. И наделает глупостей, за которые будет расплачиваться всю жизнь.
6
Николаса разбудил петушиный крик. Он поморгал ресницами, перекатился к краю широчайшего ложа и уселся, свесив ноги. Тонкий аромат лаванды еще исходил от смятых простыней и не выветрился также запах пота и семени, напоминавший о любовной ночи.
Но Мерседес ушла. Он воспринял ее отсутствие как потерю, что его самого удивило. Уснуть рядом с женщиной, с которой занимался любовью, – такого с ним раньше не бывало. Но ему хотелось именно спать с той, кого все считали его женой.
– Она моя жена! – произнес он вслух, вслушиваясь, как звучит эта фраза.
Может, он только старается убедить себя, что Мерседес принадлежит ему. Она принадлежала его брату, который подарил Нику свою супругу от щедрот своих и с легким сердцем, так же, как и своего коня. Лусеро не ценил Мерседес, но для Николаса она стала самым дорогим приобретением, что, вполне вероятно, не приведет ни к чему хорошему.
Фортунато согласился на заманчивое предложение Лусеро, чтобы стать хозяином Гран-Сангре и обрести респектабельность. Он хотел получить землю, но, если быть честным, он мечтал о признании его членом семьи и о возможности доказать, что может стать настоящим хозяином. Мерседес занимала ничтожное место в его планах, когда он принимал дар Лусе. «Пресная девственница», как ее описал братец, интересовала его не больше, чем пылкая развратница Инносенсия.
Но то было до его встречи с золотоволосой хозяйкой Гран-Сангре. Ник понял, как не прав был его сводный брат. «Впрочем, это неудивительно», – подумал он с грустью. Каким женщинам отдавал предпочтение Лусеро, ему было хорошо известно.
То, что Мерседес помимо красоты обладала еще умом и характером, явилось для Ника полной неожиданностью, а то, что он сразу воспылал желанием обладать ею, грозило ему многими неприятностями. Николас стал уязвим, увлекшись женщиной, которая имеет все причины ненавидеть человека, за которого он себя выдает.
«Действуй с оглядкой, старина! Не лезь напролом», – увещевал он себя.
Самую большую ошибку он совершит, если позволит ей догадаться, какую власть она имеет над ним. Лусеро было бы безразлично, осталась ли она в его постели или покинула супружеское ложе. Он уже балансировал на лезвии бритвы, проявив мягкость и терпение, соблазняя ее. Вторым рискованным поступком будет признание незаконного ребенка. Николас понимал, что решение его поселить девочку в Гран-Сангре – верх неосторожности, но он знал, что не может поступить иначе.
Он дернул шнур звонка, вызывая Бальтазара, и приготовился встретиться лицом к лицу с проблемами, которые сулило ему наступившее утро.
Купаясь и бреясь, Ник обдумывал, сказать ли Мерседес о Розалии или просто без всяких объяснений привезти девочку сюда вместе с нанятой в Эрмосильо какой-нибудь няней. Пренебрежение чувствами жены более бы соответствовало обычному поведению Лусеро. И все же, уже одевшись, он так и не решил, как ему поступить.
Вкрадчивое постукивание в дверь прервало его размышления. Вместо ожидаемого им слуги в комнату бочком вошел, словно прокрался, падре Сальвадор. Его бледно-голубые глаза сейчас злорадно поблескивали.
– Ваша мать немедленно требует вас к себе.
Николас изобразил удивление: – Перед мессой? Что за спешка? Видимо, дело действительно не терпит отлагательства.
Слишком сильно хворая, чтобы спускаться вниз к общей трапезе, донья София, однако, каждое утро с фанатизмом выстаивала мессу у себя в покоях.
– Заверяю вас, что именно так дело и обстоит, – подтвердил священник с ноткой угрозы в голосе и, не сказав больше ни слова, покинул спальню Лусеро.
При первом же стуке Ника горничная открыла дверь в покои сеньоры.
Донья София сидела, опираясь спиной на высоко взбитые подушки. Ее волосы были тщательно убраны, и прическу скрепляли черепаховые гребни. Она была бледна, как смерть, но выражение лица было решительным. Донья София жестом удалила прислугу и выждала, пока они не остались наедине.
Ник молчал, дожидаясь, чтобы она начала разговор первой.
– До меня дошли сведения, что у тебя возникла некая проблема. Я хочу, чтобы ты ее решил, не откладывая. – Ее голос напоминал шуршание сминаемой газетной бумаги.
– Я вижу, что вмешательство падре Сальвадора распространяется дальше, чем просто чтение писем, не ему адресованных.
– Он не стал бы взваливать на мои плечи подобную ношу и пощадил бы мои чувства, если б не знал, как ты пренебрежительно относишься к своему долгу и моральным устоям. Необходима некоторая сумма, чтобы ребенка приняли в монастырь Дуранго. У тебя есть деньги?
Несмотря на затрудненное дыхание, все слова произносила она с неожиданной твердостью.
– Я не собираюсь ничего платить, – коротко заявил Ник.
– Я так и думала, – она презрительно усмехнулась. – Я попрошу отца Сальвадора послать пожертвование в монастырь от твоего имени.
– Нет. Ты этого не сделаешь. Я не намерен ничего посылать потому, что не хочу, чтобы моя дочь росла в приюте и была обречена принять послушание. – Тебе следовало подумать об этом раньше, прежде чем ты уложил ее мать в свою постель.
– Зато сейчас я об этом подумал, – бросил Ник. – Розалия – моя дочь, и я поселю ее в Гран-Сангре.
Глаза доньи Софии готовы были вылезти из орбит. Ее спина выпрямилась, оторвавшись от подушек. Задыхаясь, она прохрипела:
– Не сошел ли ты с ума?
– К счастью, нет.
– Ты шутишь!
– Нет, я вполне серьезен.
– Ты не возражал, когда твой отец отправил эту потаскушку с ублюдком подальше от Гран-Сангре…
– Тогда у девочки была мать, – возразил Николас, не собираясь уступать в этом словесном поединке. – Теперь Розалия одна на свете.
– У ублюдков не бывает родни!
– Она наполовину Альварадо. У нее в жилах наша кровь.
Донья София не обратила внимания на жесткость его тона, на решительность и ледяное спокойствие, с которыми он отражал ее нападки. Она обрушила на него самый ядовитый упрек.
– Ты поступаешь так нарочно, чтобы посрамить свою жену и еще больше оттолкнуть ее от себя. Ты не желаешь иметь законного наследника. Ты игнорируешь свой священный долг перед семьей и еще больше настраиваешь против себя Мерседес.
– Твоя забота о моей супруге очень трогательна, – произнес он с саркастической усмешкой. – Но я сам разберусь с Мерседес.
– Так же, как ты разобрался со своими обязанностями по управлению Гран-Сангре? А до тебя – твой отец, который бросил все на произвол судьбы и довел нас до нищеты!
Она поджала губы, выражая тем самым величайшее презрение к обоим мужчинам, к живому и покойнику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117