И все же его клинок коснулся вражеского клинка, и хотя соприкосновение было лишь скользящим, он ощутил по страшной отдаче в руке и плече, какую мощь вложил в свой удар фон Шелинг.
Еще с полдюжины таких ударов, принятых на свою саблю, и Ник уже не способен будет даже поднять это чертово оружие мясников.
Он пританцовывал, как боксер, вокруг самодовольно ухмыляющегося лейтенанта, не атакуя, даже не расходуя энергию на ложные выпады и финты. Он просто выжидал.
Снова пруссак, выгнувшись вперед, нанес рубящий удар сверху, и снова Ник парировал его сбоку, успев уйти влево. Однако на этот раз он ответил не классическим кавалерийским замахом над головой, а вывернутой кистью руки хлестнул противника лезвием.
Это движение было молниеносным, как бросок гремучей змеи. Сабля Ника скользнула по вытянутой правой руке фон Шелинга, оставив глубокий разрез на его выпуклом, могучем бицепсе. Наконец-то пруссак поморщился, ощутив боль. Он тотчас попытался в ответ рубануть противника, но сделал это неуклюже. Сабля просвистела в воздухе. Фортунато же, легко перемещаясь, удалился на безопасное для себя расстояние.
Вскипев гневом, фон Шелинг чертыхнулся и пустился догонять в досаде неуловимого, более ловкого соперника. Пруссак решил схитрить, изобразив, будто собирается вновь рубить сверху, но быстро поменял направление удара. Сабля очертила дугу сверху вниз и уже с нижней точки полоснула с силой по правому боку Николаса.
Застигнутый врасплох обманным маневром соперник, уступающий пруссаку в физической массе, был вынужден принять на лезвие своей сабли всю мощь его удара. Сокрушительный толчок вывернул ему плечо, и по злорадному блеску, вспыхнувшему в серых глазах фон Шелинга, он понял, что тот догадался об этом.
Но опять Ник заставил своего приземистого врага расплатиться за временный успех. Едва заметный поворот кисти руки, и вот уже фон Шелинг взвыл от боли, когда кончик сабли Фортунато оставил глубокую рану в его трехглавой мышце.
– Ты думаешь измотать меня? Не выйдет! – произнес пруссак по-испански. Он желал, чтобы в его тоне звучала насмешка, но тяжелое дыхание выдавало его усталость.
– Я думаю, что ты истечешь кровью, как свинья на бойне. А ты на самом деле свинья! – отозвался Фортунато.
Никто не считал лейтенанта умным человеком, но даже этот тупица начал осознавать, что одной грубой силой он ничего не добьется. Пора было менять тактику. Он стал медленно подкрадываться к своему мучителю вместо того, чтобы гоняться за ним, как делал раньше. Одновременно он старался уязвить его самолюбие, произнося на своем чудовищном испанском:
– Креольский ублюдок! Недоносок! Вы все гораздо лучше пляшете фламенко, чем воюете!
Не обращая внимания на возмущенный свист собравшихся вокруг молодых гасиендадо, фон Шелинг сделал выпад с целью, казалось бы, нанести очередной бесполезный удар сверху. Все вроде повторялось – сабля Ника вскинулась вверх для защиты, а сам он скользнул влево. Тогда фон Шелинг и продемонстрировал заготовленную ловушку. Он удержал равновесие, не вкладывая всю силу в сабельный удар, а затем, подавшись вперед, перехватил руку Ника с саблей своей свободной левой рукой. Локтем же правой руки он ударил худощавого противника в челюсть. Тут уже сказалась разница в весе соперников. Ника отбросило, как пушинку, и он растянулся на земле.
Пруссак на мгновение заколебался, услышав вырвавшийся у всех зрителей одновременно возмущенный крик. Дон Патрисио и дон Доротео тотчас же шагнули вперед, готовые схватиться за оружие, протестуя против нарушения фон Шелингом правил дуэли. К счастью, короткая заминка дала Фортунато возможность немного оправиться после удара.
Когда фон Шелинг направил острие своей сабли вниз, чтобы проткнуть насквозь врага, пригвоздить его к каменистой мексиканской земле, Фортунато откатился в сторону, привстал на одно колено и успел взмахнуть лезвием, поразив ногу пруссака.
Фон Шелинг издал звериный вопль. С громким проклятием он повалился на спину. Ник встал, шатаясь. Лейтенант был залит кровью, но правое плечо Фортунато пронзала боль, и все двоилось у него в глазах.
«Бог мой! Неизвестно кому из нас хуже», – мелькнула у него мысль.
Николас решил, что все-таки ему, хотя противник истекал кровью. Что ж, настало время подводить итог поединку. Фортунато взял саблю в левую руку – сейчас было не до того, чтобы скрывать свое умение действовать одинаково умело обеими руками. Он посмотрел в лицо фон Шелинга, искаженное ненавистью, и ему стало почему-то легко на душе. Ник вновь очутился в родной для него стихии опасности, риска, борьбы не на жизнь, а на смерть.
Затем громко и с расчетливой медлительностью он произнес оскорбительную фразу по-немецки.
Агнес дю Салм-Салм выучила родной язык своего супруга и привыкла к некоторым вульгарностям в речи профессионального солдата и его друзей. Но то, что произнес Ник, даже ее вогнало в краску.
– Что он сказал? – хриплым шепотом спросила Мерседес. В горле у нее пересохло, рука все еще сжимала спрятанный под платьем пистолет.
– Это касается родителей Арнольда, – принялась сочинять принцесса. – Нечто насчет того, что его мамаша была женщиной… без моральных устоев и имела… сношения с существами… которых содержат на скотном дворе… Остальное дополни сама.
Но все внимание Мерседес было обращено на прусского лейтенанта, на то, как он отреагировал на оскорбление.
Его голова дернулась, будто от пощечины. С мычанием, похожим на рев, он сделал выпад. Николас легко отразил удар и прижал своей саблей саблю врага к земле. Могучая правая рука пруссака уже лишилась своей устрашающей мощи.
Фортунато приблизился к нему вплотную, удерживая оружие в неподвижности. На какие-то считанные мгновения две пары ненавидящих глаз сомкнулись и не могли оторваться друг от друга. Затем Ник ударил фон Шелинга коленом в живот. Лейтенант взвыл, перевернулся, подставив врагу спину, и Фортунато, как заправский матадор, приподнявшись на цыпочки, точно нацелил острие своего оружия и проткнул спину пруссака, вонзив конец сабли в сердце.
«Как быка на арене, не правда ли, Андре?» – мысленно усмехнулся он.
Мерседес преклонила колени на острые камни и убрала пальцы с рукояти пистолета, который так и не понадобился.
Он не нуждался в ее помощи – этот незнакомец, который так искусно управлялся левой рукой, как и правой, который свободно изъяснялся чуть ли не на всех европейских языках.
«Наверное, он знает и такое, о чем никакой гасиендадо и не слышал!»
Она не имела права и дальше лгать самой себе. Она, Мерседес Альварадо, носит в своем чреве ребенка, зачатого от мужчины, который не является ее мужем. Прости ее, Господь, но она любит этого мужчину!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117