Корзинка с рукоделием упала на пол, но она не стала ее поднимать. Отяжелевшая из-за беременности, она большую часть дня проводила теперь дома, слоняясь по комнатам, и часто присаживалась отдыхать. Ангелина уверяла ее, что живот еще вырастет ко времени, когда ребенок должен будет родиться, но Мерседес и так казалось, что он уже слишком округлился.
«Ты не можешь не выглядеть красавицей в моих глазах, потому что ты носишь в себе мое дитя»… Эти слова, когда-то им сказанные, вспомнились ей и смыли прочь все сомнения и страхи, как теплый дождь смывает остатки выпавшего снега.
Мерседес торопилась ему навстречу, и сердце ее билось радостно, и такой счастливой она, наверное, не была никогда.
Но что-то заставило ее остановиться в темной арке парадного входа и посмотреть внимательно, как он спешивается с коня. Со сдержанным сухим кивком он бросил поводья старому Лазаро и зашагал к дому. На лице его было выражение любопытства, но и только.
– Лусеро!
– Скучала по мне, возлюбленная моя? Вижу, что скучала… – сказал он с язвительной иронией и оглядел ее всю – с ног до головы.
Безмолвная, окаменевшая, она словно приросла к месту, не в силах пошевелиться, и волны ужаса накатывались на нее одна за другой. Наконец дар речи вернулся к ней. Она прошептала едва слышно:
– Лусеро…
– Да, Лусеро – твой блудный супруг вернулся к тебе, хотя, как я вижу, Ник с успехом заменил меня в постели в мое отсутствие.
«Ник… Николас! Так вот, значит, как его зовут…»
У нее был готов вырваться вопрос: «А как его полное имя?», но она сдержалась. Со временем Лусеро и это ей откроет, когда найдет на него хорошая минута. Ей не хотелось, чтобы он знал, как отчаянно она полюбила незнакомца со столь похожим на него лицом и с совершенно иной душой.
Когда Лусеро подошел вплотную и поднял руку, чтобы коснуться пальцами золотого локона, покоящегося на ее плече, она преодолела себя и не отшатнулась. Лусеро всегда нравилось дразнить Мерседес, играть в игры, подобные той, что затевает кот с пойманным мышонком.
– Что привело тебя сюда, Лусеро?
Он не стал ей отвечать, а вместо этого, сверкая улыбкой, принялся расточать ей комплименты:
– Что я вижу? Куда подевалась робкая девственница? Ты расправила крылышки, Мерседес. Какой огонь в тебе пылает! Я это чувствую. Я обожаю женщин с огоньком… Без огня любая красота кажется тусклой. И этим превращением я обязан Нику?
Она отбросила протянутую к ней мужскую руку.
– Ты негодяй! Ты послал постороннего человека, незнакомца, представляться моим мужем!
– И, как я заметил, ты все же допустила его в супружеское ложе?
Ее лицо горело, но она смело встретила его насмешливый взгляд.
– Сначала я не догадывалась. Тебя не было четыре года, да и до этого мы были с тобой едва знакомы.
– Однако кое-чем занимались в постели, – с хохотком вставил Лусеро.
– Ты был для меня таким же незнакомцем, как и он, – твердо возразила она.
– А после того, как правда тебе открылась, ты продолжала отдаваться ему, – произнес он вкрадчиво.
Страх ее улетучился, уступив место гневу.
– Он достоин тех прав, которыми ты пренебрег. Он сделал то, что ты, как мужчина, обязан был сделать. – Едва эти слова сорвались с ее губ, как она поняла, что совершила ошибку.
Он стиснул зубы, злым огнем засветились его волчьи глаза. Но внезапно Лусеро резко сменил настроение, откинул голову и расхохотался:
– Ник и впрямь умеет найти подход к женщинам. Интересно, как он поладил с Сенси? Неужто она тоже беременна?
Мерседес догадывалась, что он ждет от нее всплеска ярости. Но теперь уже она рассмеялась в ответ:
– Нет, нет. Он счел ее чрезмерные прелести не слишком для себя привлекательными и отправил на кухню.
Лусеро несколько опешил при этом известии, но тут со двора донесся тоненький детский голосок:
– Папа! Папа! Ты уже дома? Мне сказали, что ты вернулся!
Розалия вбежала под сумрачный портик, где двое взрослых замерли в оцепенении. Ее сопровождал радостно виляющий хвостом Буффон.
Пес прежде девочки почуял неладное. Его бег оборвался еще в ярдах четырех от Лусеро. Его спина выгнулась, вздыбилась холмом. Он издал глухое рычание.
– Не глупи, Буффон, это же папа. Тебе не надо защищать меня от него, – упрекнула собаку девочка.
Люди могли ошибаться, путаться, но у животного была инстинктивная реакция на врага. Мерседес загородила собой Лусеро от разъяренного пса и сурово скомандовала:
– Буффон, прочь!
Собака поджала хвост, повернулась и уныло поплелась вниз по ступеням крыльца.
Лусеро рассматривал девочку, отметив, несомненно, сочетание ее темной кожи с креольской утонченностью черт.
– Что ж, оказывается, я покинул Сенси не без подарка перед отъездом, – произнес он с усмешкой. – Странно, что моя дражайшая мамаша не выставила ее вон вместе с дитем.
Розалия застыла в неподвижности на ступенях, удивленная словами отца. Почему он не подхватывает ее на руки и не кружит по воздуху, как поступал обычно? Что-то произошло нехорошее. Она тут же сунула большой палец в ротик, хотя всем казалось, что от этой дурной привычки она уже давно избавилась.
– Сенси тут ни при чем. Вспомни Риту Херрера. Она умерла прошлым летом в Эрмосильо.
– Да-да… Я совсем забыл, что папа прогнал ее из гасиенды накануне нашего с тобой обручения. Как же ребенок очутился здесь?
Все, что говорил этот странный человек, столь похожий на ее отца, было непонятно Розалии.
– Ты не мой папа, – заявила она, опустив в смущении глаза.
– Твой папа долго отсутствовал, Розалия. Он был очень болен… и сейчас устал. Пусть он отдохнет, а мы поговорим с тобой позже. – Мерседес постаралась разрядить обстановку. Она поспешно направилась в залу, громко зовя Ангелину.
Старая кухарка откликнулась сразу же. Выйдя из кухни, она окинула Лусеро проницательным и встревоженным взглядом:
– С возвращением, дон Лусеро!
Итак, на этот раз истинный Лусеро заявился домой. Странно, но Ангелина не восприняла его как хозяина.
– Я приготовила пирожки с тмином и холодный лимонад для тебя, – обратилась она к Розалии и потянула девочку за руку. – Пойдем ко мне. Ты расскажешь о том, что было на уроке у отца Сальвадора, после того, как покушаешь.
Когда они удалились, Мерседес объяснила Лусеро:
– Ник узнал о смерти Риты и не пожелал оставлять Розалию в приюте.
Как странно было Мерседес называть вслух любимого человека его настоящим именем. Ник… Николас…
Лусеро скривился, саркастически приподнял бровь.
– Никогда бы не подумал, что такой черствый воин, как Николас Форчун, проявит мягкосердечие к детишкам. Может, будущее отцовство повлияло так на его характер. Кстати, где он?
Вопрос Лусеро застиг Мерседес врасплох. Страх вернулся к ней, ледяными пальцами пронизал все тело, несмотря на полуденную жару.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
«Ты не можешь не выглядеть красавицей в моих глазах, потому что ты носишь в себе мое дитя»… Эти слова, когда-то им сказанные, вспомнились ей и смыли прочь все сомнения и страхи, как теплый дождь смывает остатки выпавшего снега.
Мерседес торопилась ему навстречу, и сердце ее билось радостно, и такой счастливой она, наверное, не была никогда.
Но что-то заставило ее остановиться в темной арке парадного входа и посмотреть внимательно, как он спешивается с коня. Со сдержанным сухим кивком он бросил поводья старому Лазаро и зашагал к дому. На лице его было выражение любопытства, но и только.
– Лусеро!
– Скучала по мне, возлюбленная моя? Вижу, что скучала… – сказал он с язвительной иронией и оглядел ее всю – с ног до головы.
Безмолвная, окаменевшая, она словно приросла к месту, не в силах пошевелиться, и волны ужаса накатывались на нее одна за другой. Наконец дар речи вернулся к ней. Она прошептала едва слышно:
– Лусеро…
– Да, Лусеро – твой блудный супруг вернулся к тебе, хотя, как я вижу, Ник с успехом заменил меня в постели в мое отсутствие.
«Ник… Николас! Так вот, значит, как его зовут…»
У нее был готов вырваться вопрос: «А как его полное имя?», но она сдержалась. Со временем Лусеро и это ей откроет, когда найдет на него хорошая минута. Ей не хотелось, чтобы он знал, как отчаянно она полюбила незнакомца со столь похожим на него лицом и с совершенно иной душой.
Когда Лусеро подошел вплотную и поднял руку, чтобы коснуться пальцами золотого локона, покоящегося на ее плече, она преодолела себя и не отшатнулась. Лусеро всегда нравилось дразнить Мерседес, играть в игры, подобные той, что затевает кот с пойманным мышонком.
– Что привело тебя сюда, Лусеро?
Он не стал ей отвечать, а вместо этого, сверкая улыбкой, принялся расточать ей комплименты:
– Что я вижу? Куда подевалась робкая девственница? Ты расправила крылышки, Мерседес. Какой огонь в тебе пылает! Я это чувствую. Я обожаю женщин с огоньком… Без огня любая красота кажется тусклой. И этим превращением я обязан Нику?
Она отбросила протянутую к ней мужскую руку.
– Ты негодяй! Ты послал постороннего человека, незнакомца, представляться моим мужем!
– И, как я заметил, ты все же допустила его в супружеское ложе?
Ее лицо горело, но она смело встретила его насмешливый взгляд.
– Сначала я не догадывалась. Тебя не было четыре года, да и до этого мы были с тобой едва знакомы.
– Однако кое-чем занимались в постели, – с хохотком вставил Лусеро.
– Ты был для меня таким же незнакомцем, как и он, – твердо возразила она.
– А после того, как правда тебе открылась, ты продолжала отдаваться ему, – произнес он вкрадчиво.
Страх ее улетучился, уступив место гневу.
– Он достоин тех прав, которыми ты пренебрег. Он сделал то, что ты, как мужчина, обязан был сделать. – Едва эти слова сорвались с ее губ, как она поняла, что совершила ошибку.
Он стиснул зубы, злым огнем засветились его волчьи глаза. Но внезапно Лусеро резко сменил настроение, откинул голову и расхохотался:
– Ник и впрямь умеет найти подход к женщинам. Интересно, как он поладил с Сенси? Неужто она тоже беременна?
Мерседес догадывалась, что он ждет от нее всплеска ярости. Но теперь уже она рассмеялась в ответ:
– Нет, нет. Он счел ее чрезмерные прелести не слишком для себя привлекательными и отправил на кухню.
Лусеро несколько опешил при этом известии, но тут со двора донесся тоненький детский голосок:
– Папа! Папа! Ты уже дома? Мне сказали, что ты вернулся!
Розалия вбежала под сумрачный портик, где двое взрослых замерли в оцепенении. Ее сопровождал радостно виляющий хвостом Буффон.
Пес прежде девочки почуял неладное. Его бег оборвался еще в ярдах четырех от Лусеро. Его спина выгнулась, вздыбилась холмом. Он издал глухое рычание.
– Не глупи, Буффон, это же папа. Тебе не надо защищать меня от него, – упрекнула собаку девочка.
Люди могли ошибаться, путаться, но у животного была инстинктивная реакция на врага. Мерседес загородила собой Лусеро от разъяренного пса и сурово скомандовала:
– Буффон, прочь!
Собака поджала хвост, повернулась и уныло поплелась вниз по ступеням крыльца.
Лусеро рассматривал девочку, отметив, несомненно, сочетание ее темной кожи с креольской утонченностью черт.
– Что ж, оказывается, я покинул Сенси не без подарка перед отъездом, – произнес он с усмешкой. – Странно, что моя дражайшая мамаша не выставила ее вон вместе с дитем.
Розалия застыла в неподвижности на ступенях, удивленная словами отца. Почему он не подхватывает ее на руки и не кружит по воздуху, как поступал обычно? Что-то произошло нехорошее. Она тут же сунула большой палец в ротик, хотя всем казалось, что от этой дурной привычки она уже давно избавилась.
– Сенси тут ни при чем. Вспомни Риту Херрера. Она умерла прошлым летом в Эрмосильо.
– Да-да… Я совсем забыл, что папа прогнал ее из гасиенды накануне нашего с тобой обручения. Как же ребенок очутился здесь?
Все, что говорил этот странный человек, столь похожий на ее отца, было непонятно Розалии.
– Ты не мой папа, – заявила она, опустив в смущении глаза.
– Твой папа долго отсутствовал, Розалия. Он был очень болен… и сейчас устал. Пусть он отдохнет, а мы поговорим с тобой позже. – Мерседес постаралась разрядить обстановку. Она поспешно направилась в залу, громко зовя Ангелину.
Старая кухарка откликнулась сразу же. Выйдя из кухни, она окинула Лусеро проницательным и встревоженным взглядом:
– С возвращением, дон Лусеро!
Итак, на этот раз истинный Лусеро заявился домой. Странно, но Ангелина не восприняла его как хозяина.
– Я приготовила пирожки с тмином и холодный лимонад для тебя, – обратилась она к Розалии и потянула девочку за руку. – Пойдем ко мне. Ты расскажешь о том, что было на уроке у отца Сальвадора, после того, как покушаешь.
Когда они удалились, Мерседес объяснила Лусеро:
– Ник узнал о смерти Риты и не пожелал оставлять Розалию в приюте.
Как странно было Мерседес называть вслух любимого человека его настоящим именем. Ник… Николас…
Лусеро скривился, саркастически приподнял бровь.
– Никогда бы не подумал, что такой черствый воин, как Николас Форчун, проявит мягкосердечие к детишкам. Может, будущее отцовство повлияло так на его характер. Кстати, где он?
Вопрос Лусеро застиг Мерседес врасплох. Страх вернулся к ней, ледяными пальцами пронизал все тело, несмотря на полуденную жару.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117