Может, это из-за пещер? Да что в них такого, в этих пещерах?
Сергеев закрыл дверь. Подумав, защелкнул нижний и верхний замки (хорошо, дверь железная, плечом не вышибешь). Некоторое время он бесцельно бродил по квартире, и разрозненные мысли так же бесцельно бродили у него в голове.
А когда в квартире зазвонил телефон, не смог удержать испуганный вскрик.
8
Вечером того же дня брат Рамена не созерцал пустоту. Теперь это не было нужно. Больше того – это было неприятно и вредно.
Неприятности начались этой ночью. Начались неожиданно, и как раз тогда, когда он не ждал ничего подобного.
Неприятности – это Череда Снов. Ах, почему он, верный адепт Ангелайи, не внял вчерашнему вечернему предупреждению! Почему он, как только увидел эти черные буквы на выцветших обоях, не схватил телефон (а он был, его продавать гуру запрещал) и не позвонил своему учителю? Гуру наверняка знал, что делать, наверняка Рамена-нулла не первый, с кем такое происходит. Почему...
А впрочем, уже поздно жалеть, поздно раскаиваться. И гуру теперь не поможет, потому что Просвященный Ангелайя больше не его хозяин.
Случилось то, что случилось, Череда Снов началась преждевременно, и Рамена начал свой путь познания Зла с полного в это Зло погружения. И этой моросящей и дождливой ночью он увидел в мерцающем проеме окна черную размытую фигуру. Силуэт висел в воздухе, и предвестник сегодняшнего ветра трепал его черные одеяния. Черные лохмотья, а может, просто сгустки темного тумана. На фоне розового, отраженного ненастным небом электрического света посланец тьмы выглядел как кусок ночной темноты, что прячется от фонарей в темных подворотнях. Это был ворон, ночной черный ворон. Во всяком случае, именно так показалось Рамене, хотя силуэт не имел никаких четких форм. Ворон пришел за ним.
В верней половине чернильной трепещущей кляксы вдруг ярко и остро раскрылся багровый глаз, мигнул как уголь костра, а потом рядом вспыхнул второй. Ночь обрела взгляд. Рамена тогда закричал, попытался отшатнуться или... нет – он попытался хотя бы отвести взгляд от окна. Но не смог – красные глаза ночи вцепились в него, впились в его естество и забрали то, что люди называют душой. А тело его осталось и было пленено, став послушной марионеткой в руках темного ворона. А когда за спиной тени распахнулись два колышущихся крыла из тьмы, до распростертого на полу Рамены дошел первый приказ и вместе с тем осознание – перед ним хозяин. Его новый хозяин.
Всю ночь ворон говорил с ним. Это было, пожалуй, самое худшее. Жуткая черная тварь упорно втолковывала впавшему в ступор сектанту нечто такое, что полностью разрушало его мировоззрение, выпестованное гуру Ангелайей.
Ворон доказывал, что он на самом деле не является Злом, во всяком случае, не в том виде, в каком Зло представлялось брату Рамене. Но, глядя, как колышутся за плечами пришельца черные с развевающимися лохмами крылья, Рамена не верил ворону. В конце концов Рамена полностью потерял способность связно соображать. Из всей речи черного ворона он понял немногое – в первую очередь то, что сотканная из тьмы тварь не уйдет с приходом дня. Больше того, она теперь все время будет сопровождать бывшего сектанта, незримая, неосязаемая, но имеющая возможность влиять, и он, брат Рамена, теперь не сможет от нее ни убежать, ни скрыться.
Услышав это, Рамена-нулла не выдержал и горько заплакал и спросил ворона, какие указания он должен выполнить.
– Ты ведь хочешь спать? – спросил ворон. – Этот шарлатан Ангелайя не давал тебе закрыть глаза?
Рамена кивнул, глотая слезы и размазывая их по щекам, как малый ребенок. Да, он хотел спать, он очень хотел спать, он недосыпал уже многие сутки, это так ужасно, так тяжело...
– Ну, так спи, – произнес ворон, – спи, а я пока расскажу, что ты должен совершить завтра.
Волна немой благодарности захлестнула брата Рамену, полностью вытеснив страх и смятение (будь его сознание немного пластичней, не зацикленное после педагогической деятельности Просвященного Гуру, он бы наверняка удивился такой быстрой смене настроений), на пике воодушевления он даже немного приподнялся с пола и вперил преданный взгляд в ворона. Теперь ему казалось, что он различает мелкие детали в кружащемся сгустке цвета антрацита – вот острый глянцевый коготь выделился на однородном фоне, вот покрытая ровной чешуей часть лапы, а вот блеснул на отраженном свете иззубренный клюв, черный и гладкий, как покрытый лаком капот дорогой машины.
...В детстве Дима Пономаренко всегда боялся ворон. Эти жирные, неряшливые птицы с их острыми клювами, покрытыми какой-то засохшей дрянью, вызывали у него глухое отвращение и страх. Он не мог объяснить, чем же они его так пугали, но факт оставался фактом – он покрывался холодным потом, как только слышал их хриплое карканье в кронах деревьев. С годами его страхи переросли в агрессию, и, получив на шестнадцатилетие духовое ружье, он увлеченно отстреливал крылатых вредителей, особенно радуясь, когда удавалось завалить птицу с первого выстрела (стрелять нужно в голову и только в голову, а иначе легкая пулька застрянет в мощном перьевом панцире). Тогда ему казалось, что он победил страхи.
Но в итоге победили именно вороны. И – теперь он начинал это осознавать – это было не так уж плохо.
Сон нахлынул на него сладостной, словно состоящей из темной патоки, волной и унес в дальние неизведанные страны. А пока Рамена спал, черный сгусток за окном снова принял неопределенные очертания и стал что-то ласково вещать ему на ушко.
Так что, проснувшись, брат Рамена уже знал, что надо делать. Действуя по инструкции, он посетил целый ряд абсолютно незнакомых людей. Люди эти были совершенно разными и, скорее всего, не знали друг друга. Прикрываясь лживым учением своей бывшей секты, Рамена внимательно следил за реакцией респондентов. Во всех до единого случаях он был отправлен восвояси, иногда в грубых выражениях, иногда почти с мольбой (мать-одиночка из семнадцатой квартиры). Последним из тех, кого он посетил, был вольный писака-журналист из Верхнего города. Выглядел он совершенно неопасным, а напротив – растерянным и даже испуганным, но Рамена тщательно запомнил его, точно по инструкции.
После ряда посещений его программа подошла к концу, и он с чувством выполненного долга вернулся в квартиру и стал ждать дальнейших указаний. Ему дали понять, что указания последуют ближе к ночи, но ворон был все еще тут. В свете дня его было плохо видно, но на фоне неестественно голубого неба нет-нет да и мелькал словно выкроенный из черного шифона силуэт. Рамена подумал, что быть слугой ворона не так уж и плохо, а после, оглядев свою разоренную квартиру, впервые испытал к своему бывшему гуру что-то вроде раздражения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
Сергеев закрыл дверь. Подумав, защелкнул нижний и верхний замки (хорошо, дверь железная, плечом не вышибешь). Некоторое время он бесцельно бродил по квартире, и разрозненные мысли так же бесцельно бродили у него в голове.
А когда в квартире зазвонил телефон, не смог удержать испуганный вскрик.
8
Вечером того же дня брат Рамена не созерцал пустоту. Теперь это не было нужно. Больше того – это было неприятно и вредно.
Неприятности начались этой ночью. Начались неожиданно, и как раз тогда, когда он не ждал ничего подобного.
Неприятности – это Череда Снов. Ах, почему он, верный адепт Ангелайи, не внял вчерашнему вечернему предупреждению! Почему он, как только увидел эти черные буквы на выцветших обоях, не схватил телефон (а он был, его продавать гуру запрещал) и не позвонил своему учителю? Гуру наверняка знал, что делать, наверняка Рамена-нулла не первый, с кем такое происходит. Почему...
А впрочем, уже поздно жалеть, поздно раскаиваться. И гуру теперь не поможет, потому что Просвященный Ангелайя больше не его хозяин.
Случилось то, что случилось, Череда Снов началась преждевременно, и Рамена начал свой путь познания Зла с полного в это Зло погружения. И этой моросящей и дождливой ночью он увидел в мерцающем проеме окна черную размытую фигуру. Силуэт висел в воздухе, и предвестник сегодняшнего ветра трепал его черные одеяния. Черные лохмотья, а может, просто сгустки темного тумана. На фоне розового, отраженного ненастным небом электрического света посланец тьмы выглядел как кусок ночной темноты, что прячется от фонарей в темных подворотнях. Это был ворон, ночной черный ворон. Во всяком случае, именно так показалось Рамене, хотя силуэт не имел никаких четких форм. Ворон пришел за ним.
В верней половине чернильной трепещущей кляксы вдруг ярко и остро раскрылся багровый глаз, мигнул как уголь костра, а потом рядом вспыхнул второй. Ночь обрела взгляд. Рамена тогда закричал, попытался отшатнуться или... нет – он попытался хотя бы отвести взгляд от окна. Но не смог – красные глаза ночи вцепились в него, впились в его естество и забрали то, что люди называют душой. А тело его осталось и было пленено, став послушной марионеткой в руках темного ворона. А когда за спиной тени распахнулись два колышущихся крыла из тьмы, до распростертого на полу Рамены дошел первый приказ и вместе с тем осознание – перед ним хозяин. Его новый хозяин.
Всю ночь ворон говорил с ним. Это было, пожалуй, самое худшее. Жуткая черная тварь упорно втолковывала впавшему в ступор сектанту нечто такое, что полностью разрушало его мировоззрение, выпестованное гуру Ангелайей.
Ворон доказывал, что он на самом деле не является Злом, во всяком случае, не в том виде, в каком Зло представлялось брату Рамене. Но, глядя, как колышутся за плечами пришельца черные с развевающимися лохмами крылья, Рамена не верил ворону. В конце концов Рамена полностью потерял способность связно соображать. Из всей речи черного ворона он понял немногое – в первую очередь то, что сотканная из тьмы тварь не уйдет с приходом дня. Больше того, она теперь все время будет сопровождать бывшего сектанта, незримая, неосязаемая, но имеющая возможность влиять, и он, брат Рамена, теперь не сможет от нее ни убежать, ни скрыться.
Услышав это, Рамена-нулла не выдержал и горько заплакал и спросил ворона, какие указания он должен выполнить.
– Ты ведь хочешь спать? – спросил ворон. – Этот шарлатан Ангелайя не давал тебе закрыть глаза?
Рамена кивнул, глотая слезы и размазывая их по щекам, как малый ребенок. Да, он хотел спать, он очень хотел спать, он недосыпал уже многие сутки, это так ужасно, так тяжело...
– Ну, так спи, – произнес ворон, – спи, а я пока расскажу, что ты должен совершить завтра.
Волна немой благодарности захлестнула брата Рамену, полностью вытеснив страх и смятение (будь его сознание немного пластичней, не зацикленное после педагогической деятельности Просвященного Гуру, он бы наверняка удивился такой быстрой смене настроений), на пике воодушевления он даже немного приподнялся с пола и вперил преданный взгляд в ворона. Теперь ему казалось, что он различает мелкие детали в кружащемся сгустке цвета антрацита – вот острый глянцевый коготь выделился на однородном фоне, вот покрытая ровной чешуей часть лапы, а вот блеснул на отраженном свете иззубренный клюв, черный и гладкий, как покрытый лаком капот дорогой машины.
...В детстве Дима Пономаренко всегда боялся ворон. Эти жирные, неряшливые птицы с их острыми клювами, покрытыми какой-то засохшей дрянью, вызывали у него глухое отвращение и страх. Он не мог объяснить, чем же они его так пугали, но факт оставался фактом – он покрывался холодным потом, как только слышал их хриплое карканье в кронах деревьев. С годами его страхи переросли в агрессию, и, получив на шестнадцатилетие духовое ружье, он увлеченно отстреливал крылатых вредителей, особенно радуясь, когда удавалось завалить птицу с первого выстрела (стрелять нужно в голову и только в голову, а иначе легкая пулька застрянет в мощном перьевом панцире). Тогда ему казалось, что он победил страхи.
Но в итоге победили именно вороны. И – теперь он начинал это осознавать – это было не так уж плохо.
Сон нахлынул на него сладостной, словно состоящей из темной патоки, волной и унес в дальние неизведанные страны. А пока Рамена спал, черный сгусток за окном снова принял неопределенные очертания и стал что-то ласково вещать ему на ушко.
Так что, проснувшись, брат Рамена уже знал, что надо делать. Действуя по инструкции, он посетил целый ряд абсолютно незнакомых людей. Люди эти были совершенно разными и, скорее всего, не знали друг друга. Прикрываясь лживым учением своей бывшей секты, Рамена внимательно следил за реакцией респондентов. Во всех до единого случаях он был отправлен восвояси, иногда в грубых выражениях, иногда почти с мольбой (мать-одиночка из семнадцатой квартиры). Последним из тех, кого он посетил, был вольный писака-журналист из Верхнего города. Выглядел он совершенно неопасным, а напротив – растерянным и даже испуганным, но Рамена тщательно запомнил его, точно по инструкции.
После ряда посещений его программа подошла к концу, и он с чувством выполненного долга вернулся в квартиру и стал ждать дальнейших указаний. Ему дали понять, что указания последуют ближе к ночи, но ворон был все еще тут. В свете дня его было плохо видно, но на фоне неестественно голубого неба нет-нет да и мелькал словно выкроенный из черного шифона силуэт. Рамена подумал, что быть слугой ворона не так уж и плохо, а после, оглядев свою разоренную квартиру, впервые испытал к своему бывшему гуру что-то вроде раздражения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120