Вот почему, когда он посмотрел на темнеющее под самолетом море, на холодные лучи солнца, скользящие по волнам, он почувствовал, как его сердце переполняется любовью. Вудфорд, со своей трубкой и прямым характером, стал частью той тайной элиты, к которой теперь принадлежал Эйвери. Холдейн, прежде всех Холдейн, со своими кроссвордами и странностями, играл роль бескомпромиссного интеллектуала, раздражительного и высокомерного. Жаль, что он был груб с Холдейном. А взять Деннисона и Мак-Каллоха: несравненные технические специалисты, тихие люди, молчаливые на собраниях, но неутомимые и всегда доказывающие свою правоту. Он был благодарен Леклерку, сердечно благодарен за привилегию быть знакомым с этими людьми, за радость от полученного задания; за возможность сделать шаг от неопределенности прошлого к опыту и зрелости, стать мужчиной и работать плечом к плечу с другими, прошедшими через огонь войны: он был благодарен за четкость приказа, который привел в порядок сумятицу в его сердце. Он представил себе, что, когда Энтони немного подрастет, его тоже можно будет повести по этим обшарпанным коридорам, представить старине Пайну, который со слезами на глазах встанет в своей будке и тепло пожмет нежную руку мальчика.
Для Сары роль в этой сцене была не предусмотрена.
Эйвери легонько прикоснулся к кончику продолговатого конверта во внутреннем кармане. Там были деньги: двести фунтов в голубом конверте с правительственной короной. Он слыхал, что во время войны такие конверты зашивали в подкладку, и он пожалел, что для него не сделали то же. Ребячество, конечно; он даже улыбнулся, поймав себя на детской фантазии.
Ему вспомнился Смайли в то утро; теперь он понимал, что Смайли его просто немного напугал. И вспомнился ребенок у двери. Мужчина не должен поддаваться чувствам.
* * *
– Ваш муж проделал замечательную работу, – говорил Леклерк. – Подробности я рассказывать не могу. Поверьте, он мужественно принял смерть.
У нее был некрасивый рот, к губам что-то прилипло. Леклерк никогда не видел столько слез: они текли как кровь из свежей раны.
– Что значит – мужественно? – Она зажмурилась. – Мы ни с кем не воюем. Хватит, это пустой разговор. Он умер, – оцепенело сказала она и уткнулась лицом в согнутую руку, лежавшую на обеденном столе как сломанная кукла. Ребенок таращился из угла.
– Я полагаю, – сказал Леклерк, – что получил ваше согласие на ходатайство о пенсии. Вы должны все предоставить нам. Чем скорее мы позаботимся об этом, тем лучше. От пенсии, – объявил он, как если бы оглашал девиз своего дома, – зависит очень многое.
* * *
Консул ждал у паспортного контроля; он шагнул навстречу Эйвери не улыбнувшись, по обязанности.
– Вы Эйвери? – спросил он.
Эйвери окинул взглядом высокого человека с суровым красным лицом. Он был в мягкой фетровой шляпе и темном плаще. Они пожали руки друг другу.
– Вы британский консул, мистер Сазерлэнд.
– Консул Ее Величества, вообще говоря, – немного язвительно ответил он. – Разница есть. – Он говорил с шотландским акцентом. – Как Вы узнали мое имя?
Они прошли вместе к главному входу. Все было очень просто. Эйвери заметил девушку за стойкой, блондинку и довольно красивую.
– Спасибо, что приехали меня встречать, – сказал Эйвери.
– Тут от города всего три мили.
Они забрались в машину.
– Несчастье случилось недалеко отсюда, там, на дороге, – сказал Сазерлэнд. – Хотите посмотреть место?
– Да, пожалуй. Потом расскажу матери.
На нем был черный галстук.
– Вас зовут Эйвери, не так ли?
– Именно так, вы видели мой паспорт у стойки.
Консулу это не понравилось, и Эйвери уже сожалел о том, что сказал. Саэерлэнд завел мотор. Он выруливал на середину дорога, когда сзади выскочил «ситроэн» и стремительно обогнал их.
– Болван! – рявкнул Сазерлэнд. – Дорога скользкая. Наверно, какой-нибудь летчик. Привык к сверхскоростям.
Они успели заметить форменную фуражку в заднем стекле быстро удалявшейся машины, следом взметалось снежное облачко, дорога во всю длину лежала через дюны.
– Где вы живете? – спросил он.
– В Лондоне.
Сазерлэнд указал прямо перед собой:
– Вон там погиб ваш брат. На обочине. В полиции считают, что водитель был навеселе. Знаете ли, в здешних местах с теми, кто пьет за рулем, разговор короткий.
Казалось, это было предупреждение. Эйвери глядел на заснеженные просторы с обеих сторон и представлял себе одинокого англичанина Тэйлора: как он с трудом бредет по дороге, как его близорукие глаза слезятся от холода.
– Потом сходим в полицию, – сказал Саэерлэнд. – Нас ждут. Вам расскажут все подробности. Вы забронировали себе номер?
– Нет.
Когда они достигли верхней точки подъема, Сазерлэнд сказал со сдержанной вежливостью:
– Здесь как раз, если желаете выйти.
– Не беспокойтесь.
Сазерлэнд прибавил газу, будто хотел побыстрей уехать с того места.
– Ваш брат шел в гостиницу, в «Регину», сюда вот. Такси не было.
Теперь они спускались по склону с другой стороны; Эйвери увидел дальние огни гостиницы.
– На самом деле очень близко, – заметил Сазерлэнд. – Он добрался бы за пятнадцать минут. Даже меньше. Где живет ваша мать?
Вопрос застал Эйвери врасплох.
– В Вудбридже – в Саффолке.
Там проходили дополнительные выборы, это был первый город, который он вспомнил, хотя он не интересовался политикой.
– Почему он не вписал ее?
– Извините, не понял.
– Как ближайшую родственницу. Почему Малаби не вписал мать вместо вас?
Может быть, вопрос и не был целенаправленным; может, он просто хотел, чтобы Эйвери что-нибудь говорил, потому что молчание тягостно; тем не менее это действовало на нервы. Он утомился с дороги, он хотел, чтобы его принимали за того, за кого он себя выдавал, а не подвергали допросу. Он теперь понял, что недостаточно разработал предполагаемую родственную связь между Тэйлором и собой. Что Леклерк передал по телексу – единоутробный или сводный он брат? Он торопливо попытался представить себе цепочку семейных событий, смерть, новый брак или раздельную жизнь, которые помогли бы ему ответить на вопрос Сазерлэнда.
– Вот гостиница, – вдруг сказал консул и потом:
– Мне, впрочем, какое дело. Кого хотел, того и вписал.
Раздраженность была привычкой и своего рода философией Сазерлэнда. Он говорил так, будто каждое его слово противоречило общепринятой точке зрения.
– Ей много лет, – наконец сказал Эйвери. – Он, наверно, думал, как защитить ее от возможного удара. Наверно, он думал об этом, когда заполнял паспортную анкету. Она много болела, у нее плохое сердце. Перенесла операцию. – Это прозвучало слишком по-детски.
– А-а.
Они подъехали к городским окраинам.
– Будет вскрытие, – сказал Сазерлэнд. – По закону, как здесь принято, в случае насильственной смерти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70