Замминистра поглядел из окна на огни у реки.
– А по-моему, даже очень современное. Ракеты и прочее. Не думаю, чтобы Министру это представлялось анахронизмом.
– Я имею в виду не цель, а способ нападения: потребуется операция по прорыву границы. Со времени окончания войны этого почти никто не делал. Впрочем, это один из приемов тайной войны, который традиционно входит в компетенцию моего Департамента. Или входил.
– К чему вы клоните?
– Я всего только размышляю вслух. Вполне вероятно, что Цирк лучше нас оснащен для подобного дела. Может быть, вам стоит поговорить с Контролем. Мои специалисты по вооружению окажут ему поддержку.
– То есть вы думаете, что сами не справитесь?
– Мой Департамент, в его теперешнем виде, нет. А Контроль может. Если, конечно, Министр не будет против, чтобы подключить еще одно ведомство. Точнее, два. Я не знал, что вас так беспокоит огласка.
– Два?
– Контролю придется доложить в Форин Офис. Это его обязанность. Так же как я докладываю вам. И тогда голова будет болеть у них.
– Если они узнают, – сказал с презрением замминистра, – на другой день это будет обсуждаться в каждом вшивом клубе.
– Такая опасность есть, – признал Леклерк. – Я подозреваю, в частности, что у Цирка нет специалистов по военным объектам. Ракетная установка – это сложное дело: стартовые платформы, пламеотбойные щиты, кабельные трассы; информация об этих вещах требует соответствующей обработки и оценки. Мне кажется, мы с Контролем могли бы объединить силы…
– Это исключено. Вы не умеете работать вместе. Если бы ваше сотрудничество и было успешным, это противоречило бы нашему принципу: не допускать монолита.
– Ах да, конечно.
– Предположим, вы займетесь этим сами; предположим, вы найдете человека; что еще потребуется?
– Дополнительные расчеты. Срочное предоставление средств. Расширение штата. Тренировочный центр. Покровительство Министерства; спецпропуска и полномочия. – И опять укол ножом:
– И небольшая помощь Контроля… мы могли бы получить ее под каким-нибудь предлогом.
Над водой расплывалось жалобное эхо гудящих в тумане кораблей.
– Если иначе нельзя…
– Может быть, вы доложите Министру, – сказал Леклерк.
Пауза. Леклерк продолжал:
– В практическом смысле – нам нужно порядка тридцати тысяч фунтов.
– Подотчетных?
– Частично. По-моему, вы не хотели знать подробности.
– За исключением финансовых. Знаете, подготовьте записку о ваших расходах.
– Отлично. Набросаю в общих чертах.
Снова пауза.
– Едва ли это самая большая сумма по сравнению с риском, – сказал себе в утешение замминистра.
– С потенциальным риском. Мы хотим внести ясность. Я не делаю вид, что убежден. Просто подозрение, очень серьезное подозрение. – Он добавил – не смог сдержаться:
– Цирк бы запросил вдвое больше. Им слишком легко дают деньги.
– Тридцать тысяч фунтов, значит, и наше покровительство?
– И человек. Но я должен найти его сам.
Короткий смешок. Замминистра резко сказал:
– Кое-какие детали Министр знать не захочет. Вам понятно?
– Конечно. По-моему, в основном говорить будете вы.
– А мне кажется, Министр. Вам удалось его сильно встревожить.
Леклерк заметил с ехидной почтительностью:
– Мы не должны так поступать с нашим руководителем, с нашим общим руководителем.
У замминистра было такое выражение лица, будто он не чувствовал, что над ним есть еще начальство. Они встали.
– Кстати, – сказал Леклерк, – о пенсии миссис Тэйлор. Я написал ходатайство в Министерство финансов. Там считают, что нужна подпись Министра.
– Боже мой, почему?
– Вопрос в том, был ли он убит при исполнении.
Замминистра оцепенел.
– Какая бесцеремонность! Вы просите Министра подтвердить, что Тэйлор был убит.
– Я прошу о пенсии для вдовы, – с достоинством возразил Леклерк.
– Он был одним из моих лучших людей.
– Разумеется. Они все лучшие.
Министр не поднял глаз, когда они вошли.
* * *
А инспектор полиции поднялся со стула – маленький, толстый, с выбритой шеей. Он был одет в штатское. Эйвери предположил, что он детектив. Он пожал им руки с видом профессионального соболезнования, усадил их в современные стулья с тиковыми подлокотниками и предложил сигареты в жестяной коробке. Они отказались, тогда он закурил одну сам, и дальше она играла роль как бы удлинителя его коротких пальцев, когда он жестикулировал, и служила инструментом для рисования, когда в наполненном дымом воздухе он принимался очерчивать предметы, о которых говорил. Он то и дело отдавал должное печали Эйвери, погружая подбородок внутрь воротника и бросая интимно-сочувственный взгляд из-под нахмуренных бровей. Вначале он рассказал обстоятельства происшествия, с утомительными подробностями расхваливая усилия полицейских в поисках машины, часто упоминал личную озабоченность начальника полиции, известного англомана, и выразил убеждение, что преступник будет найден и наказан по всей строгости финского закона. Некоторое время он говорил о своей любви к англичанам, восхищался королевой и сэром Уинстоном Черчиллем, рассуждал о преимуществах финского нейтралитета и наконец перешел к разговору о покойнике.
Вскрытие, с гордостью говорил он, завершено, и мистер прокурор (его собственные слова) объявил, что обстоятельства смерти мистера Малаби не дают повода для подозрений, несмотря на значительное присутствие в крови алкоголя. Бармен в аэропорту говорил о пяти порциях Штайнхегера. Он повернулся к Сазерлэнду.
– Он хочет видеть брата? – спросил он, явно предполагая особый такт в обращении в третьем лице.
Сазерлэнд смутился.
– Это как мистер Эйвери, – сказал он, как если бы дело было вне его компетенции. Оба посмотрели на Эйвери.
– Пожалуй, нет, – сказал Эйвери.
– Есть у нас одно затруднение. С установлением личности. – сказал Пеерсен.
– С установлением личности? – повторил Эйвери. – Моего брата?
– Вы видели его паспорт, – вставил Сазерлэнд, – до того как послали мне. В чем затруднение?
Полицейский кивнул:
– Да, да.
Он открыл ящик и вынул несколько писем, бумажник, и какие-то фотографии.
– Его звали Малаби, – сказал он. По-английски он говорил бегло, с тяжелым американским выговором, который хорошо сочетался с сигарой. – У него был паспорт на имя Малаби. Паспорт в порядке, верно?
Пеерсен взглянул на Сазерлэнда. На секунду Эйвери показалось, что озабоченное лицо Сазерлэнда выражайте искреннее сомнение.
– Конечно.
Пеерсен начал раскладывать письма – одни в стопку перед собой, другие обратно в ящик. То и дело, добавляя в пачку письмо, он бормотал: «Так, так» или «Да, да». Эйвери чувствовал, что вспотел, что у него стали влажные ладони.
– Значит, вашего брата звали Малаби? – опять спросил он, закончив перекладывать письма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70