я отстукиваю позывной: «Вызываю TYR, вызываю TYR» – и передо мной текст, двадцать одна группа, по четыре буквы.
Он остановился.
– Ну?
– Они следили за текстом, понимаете; им нужно было узнать, где я давал условный сигнал. Он шел на девятой букве, вместо нее я повторял восьмую. Они дождались, когда я кончил передавать, и кинулись на меня, один принялся бить, в доме вдруг стало полно людей.
– Кто же это был, Фред? Кто?
– Сейчас невозможно сказать. Разве узнаешь? Это совсем не просто.
– Но Боже мой, чья была вина? Кто это сделал? Фред!
– Кто угодно. Невозможно сказать. Со временем вы поймете.
Его словно это перестало интересовать.
– Сейчас вы идете один. Никому о вас не говорили. Никто вас не ждет.
– Да. Это верно. – Он стиснул ладони; сгорбленная, маленькая, озябшая фигура. – На войне было легче, потому что даже в самом тяжелом положении мы думали, что в один прекрасный день мы победим. И если немцы нac брали, мы думали: «Придут свои и освободят, сбросят десантников или прорвутся в немецкий тыл». Мы знали, что этого не будет, понимаете, но можно было хотя бы думать об этом. Хотелось просто побыть одному и помечтать. Но новую войну никто не выиграет, верно?
– Сейчас совсем не то, что было. Все гораздо серьезнее.
– Что вы будете делать, если меня схватят?
– Вызволим, Фред, не беспокойтесь.
– Да, но как?
– У нас большая контора, Фред. Мы можем многое, что вы даже не предполагаете. Ниточки тянутся в разные места. Всего вам не узнать.
– А вы знаете?
– Не все, Фред. Все знает только Директор. Даже не капитан.
– Какой он, Директор?
– У него большой опыт. Завтра его увидите. Необыкновенный человек.
– Капитан уважает его?
– Конечно.
– Он никогда не говорит о нем, – сказал Лейзер.
– Никто из нас не говорит о нем.
– У меня есть девушка. Работает в банке. Я сказал ей, что уезжаю. Если что-нибудь сорвется, понимаете, я не хочу, чтобы она узнала. Она еще ребенок.
– Как ее зовут?
На секунду в глазах Лейзера блеснуло недоверие:
– В общем, ладно. Но если она появится, пусть с ней все будет в порядке.
– Что вы хотите сказать, Фред?
– Да ладно.
Лейзер замолчал. Когда наступило утро, Эйвери вернулся в свою комнату.
– В чем там дело? – спросил Холдейн.
– У него было неприятное приключение на войне, в Голландии. Его предали.
– Но Лейзер дает нам второй шанс. Как трогательно с его стороны. Агенты всегда так говорят. – Он помолчал. – Сегодня утром приезжает Леклерк.
* * *
Он приехал на такси в одиннадцать. Леклерк начал вылезать из машины еще на ходу. На нем было шерстяное пальто, тяжелые коричневые ботинки для сельской местности и мягкая кепка. Выглядел он очень хорошо.
– Где Мотыль?
– С Джонсоном, – сказал Холдейн.
– Для меня койка найдется?
– Освободится одна койка, когда отбудет Мотыль.
В одиннадцать тридцать Леклерк провел инструктаж; позже, днем, они должны были осматривать погранзону.
Инструктаж проводился в гостиной. Лейзер пришел последним. Он стоял в дверном проеме и смотрел на Леклерка, а тот улыбался с победным видом, словно ему нравилось все, что он видел. Они были примерно одного роста.
Эйвери сказал:
– Директор, это Мотыль.
Не отводя взгляда от Лейзера, Леклерк ответил:
– Думаю, что мне можно называть его Фред. Привет.
Он сделал пару шагов, и они церемонно пожали друг другу руки, как два ведущих телешоу.
– Привет, – сказал Лейзер.
– Надеюсь, вас не слишком замучили?
– Все в порядке, сэр.
– Все восхищены. Вы проделали огромную работу, – сказал Леклерк таким тоном, как депутат говорит со своими избирателями.
– Я еще не начал.
– Я всегда считал, что учебная подготовка – это три четверти боя. А вы, Эйдриан?
– Я тоже.
Они сели. Леклерк стоял чуть в стороне. Он повесил карту на стену. Трудно сказать, что было решающей деталью – его карты, точный выбор слов или строгая манера держаться, в которой неуловимо сочетались целеустремленность и сдержанность, – ему удалось создать в этот момент такую же атмосферу ностальгии по военным походам, какая царила месяцем раньше на совещании на Блэкфрайерз Роуд. У него был дар иллюзиониста: приходилось ли ему говорить о ракетах, о радиосвязи, о легенде или о точке, в которой предстояло пересечь границу, – казалось, он все знал досконально.
– Ваша цель – Калькштадт, – он чуть ухмыльнулся, – до последнего времени известный только своей удивительно красивой церковью четырнадцатого века.
Они рассмеялись, Лейзер тоже. Было приятно, что Леклерк что-то знал о старинных церквах.
Он принес схему пересечения границы, выполненную чернилами разного цвета, граница была красной. Все было очень просто. С западной стороны, сказал он, был небольшой лесистый холм, поросший можжевельником и папоротником. Он тянулся параллельно границе, потом его южная оконечность поворачивала на восток узким выступом, откуда до границы оставалось двести двадцать ярдов. И край выступа был расположен как раз напротив наблюдательной вышки. Веника значительно отстояла от демаркационной линии: у ее подножия проходило проволочное заграждение в один ряд. Проволока на кольях была слабо закреплена. Разведчики видели, как восточногерманские пограничники отцепляли ее и переходили на другую сторону, чтобы патрулировать незащищенную полосу земли, которая лежала между демаркационной линией и собственно границей. Леклерк должен был показать те колья, между которыми предстояло переходить границу. Мотыль, сказал он, не должен бояться того, что точка пересечения так близко от вышки; известно по опыту, что внимание пограничников обращено скорее вдаль просматриваемого района; ночь была очень подходящей, безлунной, и ждали сильного ветра. Леклерк назначил время – 02.35; часовые сменялись в полночь, каждое дежурство продолжалось три часа. Ясно, что после двух с половиной часов на посту пограничник уже не так насторожен, как вначале. Сменщик, который должен подойти с севера, еще не выйдет из казармы.
Много внимания было уделено, продолжал Леклерк, возможному расположению мин. Можно проследить по карте – его тоненький указательный палец двигался вдоль зеленой пунктирной линии от оконечности холма через границу, – что там есть старая тропинка, которая как раз соответствует пути Лейзера. Согласно наблюдениям, пограничники не пользуются этой тропинкой, они протоптали свою дорожку, ярдов на десять южнее. Из чего следует, сказал Леклерк, что тропинка заминирована, а полоска земли южнее безопасна – там ходят патрули. Леклерк считал, что Лейзеру надо воспользоваться дорожкой, проложенной пограничниками.
Везде, где возможно, на протяжении примерно двухсот ярдов, от подножия холма до вышки, Лейзер будет пробираться ползком, стараясь держать голову ниже уровня папоротника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
Он остановился.
– Ну?
– Они следили за текстом, понимаете; им нужно было узнать, где я давал условный сигнал. Он шел на девятой букве, вместо нее я повторял восьмую. Они дождались, когда я кончил передавать, и кинулись на меня, один принялся бить, в доме вдруг стало полно людей.
– Кто же это был, Фред? Кто?
– Сейчас невозможно сказать. Разве узнаешь? Это совсем не просто.
– Но Боже мой, чья была вина? Кто это сделал? Фред!
– Кто угодно. Невозможно сказать. Со временем вы поймете.
Его словно это перестало интересовать.
– Сейчас вы идете один. Никому о вас не говорили. Никто вас не ждет.
– Да. Это верно. – Он стиснул ладони; сгорбленная, маленькая, озябшая фигура. – На войне было легче, потому что даже в самом тяжелом положении мы думали, что в один прекрасный день мы победим. И если немцы нac брали, мы думали: «Придут свои и освободят, сбросят десантников или прорвутся в немецкий тыл». Мы знали, что этого не будет, понимаете, но можно было хотя бы думать об этом. Хотелось просто побыть одному и помечтать. Но новую войну никто не выиграет, верно?
– Сейчас совсем не то, что было. Все гораздо серьезнее.
– Что вы будете делать, если меня схватят?
– Вызволим, Фред, не беспокойтесь.
– Да, но как?
– У нас большая контора, Фред. Мы можем многое, что вы даже не предполагаете. Ниточки тянутся в разные места. Всего вам не узнать.
– А вы знаете?
– Не все, Фред. Все знает только Директор. Даже не капитан.
– Какой он, Директор?
– У него большой опыт. Завтра его увидите. Необыкновенный человек.
– Капитан уважает его?
– Конечно.
– Он никогда не говорит о нем, – сказал Лейзер.
– Никто из нас не говорит о нем.
– У меня есть девушка. Работает в банке. Я сказал ей, что уезжаю. Если что-нибудь сорвется, понимаете, я не хочу, чтобы она узнала. Она еще ребенок.
– Как ее зовут?
На секунду в глазах Лейзера блеснуло недоверие:
– В общем, ладно. Но если она появится, пусть с ней все будет в порядке.
– Что вы хотите сказать, Фред?
– Да ладно.
Лейзер замолчал. Когда наступило утро, Эйвери вернулся в свою комнату.
– В чем там дело? – спросил Холдейн.
– У него было неприятное приключение на войне, в Голландии. Его предали.
– Но Лейзер дает нам второй шанс. Как трогательно с его стороны. Агенты всегда так говорят. – Он помолчал. – Сегодня утром приезжает Леклерк.
* * *
Он приехал на такси в одиннадцать. Леклерк начал вылезать из машины еще на ходу. На нем было шерстяное пальто, тяжелые коричневые ботинки для сельской местности и мягкая кепка. Выглядел он очень хорошо.
– Где Мотыль?
– С Джонсоном, – сказал Холдейн.
– Для меня койка найдется?
– Освободится одна койка, когда отбудет Мотыль.
В одиннадцать тридцать Леклерк провел инструктаж; позже, днем, они должны были осматривать погранзону.
Инструктаж проводился в гостиной. Лейзер пришел последним. Он стоял в дверном проеме и смотрел на Леклерка, а тот улыбался с победным видом, словно ему нравилось все, что он видел. Они были примерно одного роста.
Эйвери сказал:
– Директор, это Мотыль.
Не отводя взгляда от Лейзера, Леклерк ответил:
– Думаю, что мне можно называть его Фред. Привет.
Он сделал пару шагов, и они церемонно пожали друг другу руки, как два ведущих телешоу.
– Привет, – сказал Лейзер.
– Надеюсь, вас не слишком замучили?
– Все в порядке, сэр.
– Все восхищены. Вы проделали огромную работу, – сказал Леклерк таким тоном, как депутат говорит со своими избирателями.
– Я еще не начал.
– Я всегда считал, что учебная подготовка – это три четверти боя. А вы, Эйдриан?
– Я тоже.
Они сели. Леклерк стоял чуть в стороне. Он повесил карту на стену. Трудно сказать, что было решающей деталью – его карты, точный выбор слов или строгая манера держаться, в которой неуловимо сочетались целеустремленность и сдержанность, – ему удалось создать в этот момент такую же атмосферу ностальгии по военным походам, какая царила месяцем раньше на совещании на Блэкфрайерз Роуд. У него был дар иллюзиониста: приходилось ли ему говорить о ракетах, о радиосвязи, о легенде или о точке, в которой предстояло пересечь границу, – казалось, он все знал досконально.
– Ваша цель – Калькштадт, – он чуть ухмыльнулся, – до последнего времени известный только своей удивительно красивой церковью четырнадцатого века.
Они рассмеялись, Лейзер тоже. Было приятно, что Леклерк что-то знал о старинных церквах.
Он принес схему пересечения границы, выполненную чернилами разного цвета, граница была красной. Все было очень просто. С западной стороны, сказал он, был небольшой лесистый холм, поросший можжевельником и папоротником. Он тянулся параллельно границе, потом его южная оконечность поворачивала на восток узким выступом, откуда до границы оставалось двести двадцать ярдов. И край выступа был расположен как раз напротив наблюдательной вышки. Веника значительно отстояла от демаркационной линии: у ее подножия проходило проволочное заграждение в один ряд. Проволока на кольях была слабо закреплена. Разведчики видели, как восточногерманские пограничники отцепляли ее и переходили на другую сторону, чтобы патрулировать незащищенную полосу земли, которая лежала между демаркационной линией и собственно границей. Леклерк должен был показать те колья, между которыми предстояло переходить границу. Мотыль, сказал он, не должен бояться того, что точка пересечения так близко от вышки; известно по опыту, что внимание пограничников обращено скорее вдаль просматриваемого района; ночь была очень подходящей, безлунной, и ждали сильного ветра. Леклерк назначил время – 02.35; часовые сменялись в полночь, каждое дежурство продолжалось три часа. Ясно, что после двух с половиной часов на посту пограничник уже не так насторожен, как вначале. Сменщик, который должен подойти с севера, еще не выйдет из казармы.
Много внимания было уделено, продолжал Леклерк, возможному расположению мин. Можно проследить по карте – его тоненький указательный палец двигался вдоль зеленой пунктирной линии от оконечности холма через границу, – что там есть старая тропинка, которая как раз соответствует пути Лейзера. Согласно наблюдениям, пограничники не пользуются этой тропинкой, они протоптали свою дорожку, ярдов на десять южнее. Из чего следует, сказал Леклерк, что тропинка заминирована, а полоска земли южнее безопасна – там ходят патрули. Леклерк считал, что Лейзеру надо воспользоваться дорожкой, проложенной пограничниками.
Везде, где возможно, на протяжении примерно двухсот ярдов, от подножия холма до вышки, Лейзер будет пробираться ползком, стараясь держать голову ниже уровня папоротника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70