ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

 

Это был, конечно, не лучший вариант, но хотя бы какой-то. И Анна жила одним днем, закрывая глаза на грехи своего фаворита, не пропускавшего ни одной юбки.
После провала своей курляндской авантюры Меншиков всю вину за это взвалил на Бестужева, которого отозвали из Митавы в Петербург. И вот по переписке мы видим, что после отъезда резидента Анна впадает в отчаяние, почти в истерику. С июня по октябрь 1727 года она написала подряд двадцать шесть писем всем, кому только было возможно, не обойдя просьбами даже свояченицу светлейшего В. Арсеньеву и его дочь Марию, которая стала невестой Петра II. Анна умоляла вернуть Бестужева в Митаву, писала, что без него развалится все герцогское хозяйство. Но Меншиков, прибравший после смерти Екатерины I всю власть к рукам, игнорировал отчаянные мольбы Анны. Тогда она начала бомбардировать письмами вице-канцлера А.И. Остермана, рассчитывая на его заступничество. Царевна, дочь русского царя, в своих письмах к безродному вестфальцу прибегает к оборотам, более уместным в челобитных солдатской вдовы. Отчаяние одиночества выливается в словах: «Воистино [я] в великом горести, и пустоте, и в страхе! Не дайте мне во веки плакать! Я к нему привыкла!» Она убивается по Бестужеву, как по покойнику. Но дело здесь не в особой, беззаветной любви к нему, как это может показаться на первый взгляд. Анна просто не могла и не хотела быть одна, ее страшили пустота, одиночество, холод вдовьей постели.
В конце 1727-го — начале 1728 года в жизни Анны произошли значительные перемены. Речь не идет о ее положении как герцогини. Оно оставалось таким же, как и раньше: безвластие, зависимость, неуверенность. Если раньше она искала покровительства у Меншикова, его жены, его свояченицы, то теперь, после падения светлейшего осенью 1727 года, она пишет подобострастные письма уже князьям Долгоруким, сестре Петра II царевне Наталье, сообщая им, как раньше другим адресатам, что «вся моя надежда на Вашу высокую милость». Самому же Петру II, увлеченному охотой, она намеревается послать «свору собачек». Все было как обычно.
Перемены коснулись ее личной жизни: у нее появился новый фаворит — Эрнст Иоганн Бирон. С этого времени и до конца своих дней она не расставалась с ним. Бестужев, которому после падения Меншикова разрешили-таки вернуться в Митаву, был безутешен — его теплое место под боком герцогини заняли самым коварным образом. Бестужев в отчаянии рвал на себе волосы — ведь он, именно он сам пригрел на своей груди этого негодяя, этого проходимца. «Не шляхтич и не курляндец, — желчно писал Бестужев о Бироне, — пришел из Москвы без кафтана и чрез мой труд принят к [курляндскому] двору без чина, и год от году я, его любя, по его прошению, производил и до сего градуса произвел, и, как видно, то он за мою великую милость делает мне тяжкие обиды… и пришел в небытность мою [в Курляндии] в кредит» к Анне.
И хотя Бирон, вопреки словам Бестужева, был все же и дворянином и курляндцем, в его прошлом было немало темных пятен. Известно, что, учась в Кенигсбергском университете, он попал в тюрьму за убийство солдата в ночной драке студентов со стражей— С большим трудом выбравшись из темницы, он около 1718 года, после неудачной попытки найти службу в Москве, пристал ко двору Анны и действительно благодаря покровительству Бестужева закрепился в окружении герцогини. Он усердно служил, выполняя поручения обер-гофмейстера. Молодой соперник Бестужева (он родился в 1690 году) был малый не промах. Он быстро утешил горевавшую в одиночестве вдову, и Анна полностью подчинилась его влиянию. Бестужев, хорошо знавший обоих, опасался: «Они могут мне обиду сделать: хотя Она [бы] и не хотела, да Он принудит».
Эти опасения оказались не напрасны. В августе 1728 года Анна послала в Москву своего человека с доносом. Она просила разобраться, «каким образом Бестужев меня расхитил и в великие долги привел». Всплыли какие-то махинации бывшего обер-гофмейстера с герцогской казной, сахаром, вином, изюмом. Конечно, дело было не в краденом изюме, а в полной, безвозвратной «отставке» Бестужева, против которого начал умело действовать счастливчик, занявший его место возле изюма и сахара. Бирон был женат на фрейлине Анны Бенигне Готлиб фон Тротта Трейден, и у них было трое детей: дочь и два сына. В исторической литературе существует мнение, что матерью младшего сына Бирона — Карла Эрнста была сама Анна Иоанновна. И дело даже не в особых отличиях Карла при дворе Анны в годы ее царствования, а в том, что императрица никогда не расставалась с ребенком. Отправляясь в январе 1730 года по приглашению верховников в Москву, она взяла с собой минимум вещей и… Карла Эрнста, которому было всего полтора года, причем без матери и отца ребенка. Спрашивается: зачем она взяла с собой этого мальчика? Ведь она ехала не на прогулку, а в тяжелое путешествие с непредсказуемым исходом. Вероятно, потому-то она и взяла с собой сына! Французский посланник маркиз Шетарди в 1740 году сообщал в своем донесении, что молодой принц Курляндский спит постоянно в комнате царицы». Об этом знали и другие современники. Вполне вероятно, что огромное влияние Бирона на Анну было обусловлено и тем, что у императрицы был ребенок от фаворита. Но вся предыдущая жизнь Анны, как и долгий зимний путь, остались позади. Тринадцатого февраля 1730 года она вышла и саней в селе Всесвятском, на пороге Москвы. Совсем рядом шумел своими улицами огромный город — сердце России. Он ждал приезда новой государыни…
А что же происходило в столице, пока новая императрица через великие снега добиралась до Москвы? События развивались стремительно, они оказались неожиданными и непредсказуемыми. Напомню, что депутация верховников отправилась в Митаву с кондициями вечером 19 января, а утром того же дня в Кремль пригласили все «государство» — генералитет, высших чиновников, Синод и придворных. В торжественной обстановке верховники объявили об избрании на российский престол герцогини Курляндской. Присутствующие, проникнутые величием момента, с энтузиазмом одобрили мудрое решение, и все были довольны таким волшебно быстрым разрешением династического кризиса. Вздох облегчения был всеобщим — новая Смута миновала Россию.
Но к вечеру стало известно, что верховники всех обманули, что они скрыли от общества самое главное — кондиции. Дворянскую общественность возмутил не сам факт составления кондиций — мысль о вреде ничем не ограниченной власти самодержца не была новой, а то, что «сокращение» царской власти неминуемо должно было привести к расширению власти двух знатных и древних княжеских фамилий — Голицыных и Долгоруких. Вначале шепотом, с глазу на глаз, а потом все громче рядовые дворяне, собравшиеся в Москву на свадьбу Петра II, а попавшие на его похороны, выражали свое недоумение и неудовольствие происшедшим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212