Кроме того, Елизавета Петровна использовала это учреждение для скорейшего проведения в жизнь «высочайших повелений» по самым разнообразным вопросам, попадавшим в поле ее зрения. «Изустные» именные указы объявляли на заседаниях конференц-министров преимущественно Петр и Александр Шуваловы и Бутурлин, являвшиеся, помимо всех своих должностей, генерал-адъютантами императрицы и посменно дежурившие у ее покоев на случай «самонужнейших ее величества поручений». Реже Елизавета передавала Конференции свои указы через Трубецкого, Воронцова или Ивана Шувалова, который в таких случаях являлся на «министерские заседания». Большинство текущих дел Конференция решала самостоятельно, но важнейшие вопросы докладывались императрице, и она выносила по ним свои резолюции.
Примерно один раз в три месяца Елизавета лично присутствовала на заседаниях конференц-министров, которые в таких случаях старались добиться от нее решения наиболее важных дел. В числе их был вопрос о секуляризации монастырских земель, возобновленный в связи с трудностями военного времени. Непосредственным поводом для этого послужили отказы монастырских властей принимать «для пропитания" отставных офицеров и солдат, как было принято еще с петровского времени. Восемнадцатого января 1757 года Елизавета строго указала определять отставных в монастыри, „не чиня ни малейшего в содержании их оскорбления под опасением… тяжкого гнева и штрафа“. Проявленное императрицей недовольство было использовано конференц-министрами, сумевшими увязать вопрос об оставленных без приюта ветеранах с необходимостью введения светского управления в монастырских вотчинах. Тридцатого сентября того же года на заседании Конференции Елизавета Петровна приняла решение об установлении контроля над доходами русской Церкви и отчислении из них средств на создание „инвалидных домов". Она распорядилась также передать монастырские имения под управление отставных офицеров, «дабы духовный чин не был отягощаем мирскими попечениями“. При Елизавете эти указания осуществить уже не удалось, но они стали юридической основой для решительных секуляризационных мер Петра III.
Императрица присутствовала в Конференции 30 сентября 1757 года, только что оправившись после сильного приступа болезни. Восьмого сентября в Царском Селе она упала в обморок и более двух часов оставалась в бесчувственном состоянии, а потом в течение нескольких дней с трудом владела языком. Болезнь Елизаветы, казавшаяся смертельной, заставляла многих сановников задумываться о будущем. Активнее других оказался А.П. Бестужев-Рюмин, который сделал ставку на Екатерину и разработал проект ее воцарения в обход Петра Федоровича, хотя сама она в то время больше рассчитывала стать соправительницей мужа. Друг канцлера Апраксин оттягивал решительные действия против Пруссии, предполагая изменения внешнеполитического курса страны в случае смерти Елизаветы Петровны. Бестужев в своих письмах главнокомандующему убеждал его не откладывать начало кампании и для большей убедительности попросил Екатерину письменно присоединиться к этим увещеваниям. Девятнадцатого августа 1757 года русская армия одержала победу над пруссаками у деревни Гросс-Егерсдорф, но затем Апраксин начал поспешное отступление, совпавшее по времени с обострением болезни Елизаветы. Однако она поправилась и 16 октября сместила Апраксина с поста главнокомандующего, а затем отдала приказ о его аресте по обвинению в измене. В ходе следствия у него были найдены письма Бестужева и Екатерины, что дало основание для ареста канцлера 14 февраля 1758 года. Письма Апраксину не содержали ничего предосудительного, а другие бумаги Бестужев успел сжечь. Но, несмотря на отсутствие улик, следственная комиссия в составе трех врагов канцлера — Бутурлина, Трубецкого и Александра Шувалова — больше года пыталась изобличить его в государственных преступлениях. В конце концов он был обвинен в «оскорблении Величества» все на том же основании, что давал советы главнокомандующему и просил подтверждения их у Екатерины. Это было представлено так, будто бы он «вводил соправителей и сам соправителем делался", осмелившись посылать рекомендации Апраксину, словно тому мало было императорских указов о немедленном начале военных действий. Таким образом, расчет врагов Бестужева был сделан на щепетильность Елизаветы в отношении своей самодержавной власти. Комиссия приговорила обвиняемого к смертной казни, которую императрица заменила ссылкой в деревню. Екатерину Елизавета Петровна дважды допрашивала лично и, по всей видимости, не поверила в ее невиновность, но не стала ничего против нее предпринимать. Что же касается Апраксина, то он не дождался окончания следствия и умер 6 августа 1758 года.
Интриги Бестужева-Рюмина в вопросе о престолонаследии явились скорее поводом, чем причиной его падения, которое было предопределено резким изменением международной ситуации накануне Семилетней войны. Канцлер строил свою «политическую систему» на союзе с Австрией и Англией и противостоянии Пруссии и Франции. Но в январе 1756 года английский король Георг II заключил дружественный договор с Фридрихом II, после чего Австрия была вынуждена вступить в союз с Францией. Система Бестужева рухнула, но он со свойственным ему упрямством продолжал настаивать на получении Россией английских субсидий и противился ее сближению с Францией. До того времени Елизавета Петровна полностью доверяла опыту и способностям канцлера, считала его незаменимым и оберегала от нападок недоброжелателей. Она сходилась с ним во мнении о необходимости противостоять Пруссии. Но враждебное отношение Бестужева к Франции шло вразрез с симпатиями императрицы, которая следовала антифранцузскому курсу лишь в силу условий международной жизни. Теперь условия изменились, и канцлер стал помехой той политике, которую Елизавета Петровна не без основания считала разумной. Сторонники сближения с Францией во главе с Иваном Шуваловым и Михаилом Воронцовым ждали лишь повода для устранения Бестужева-Рюмина, и он по неосторожности сам его предоставил. Падение Бестужева открыло Воронцову путь к вершине карьеры: 23 октября 1758 года Елизавета произвела его в канцлеры.
Последние годы елизаветинского правления отмечены усилением должностных злоупотреблений, виновником которых современники называли Петра Шувалова. По словам М.М. Щербатова, «с возвышением его неправосудие чинилось с наглостью, законы стали презираться, и мздоимства стали явные. Ибо довольно было быть любиму и защищаему им, графом Шуваловым… чтобы, не страшася ничего, всякие неправосудия делать и народ взятками разорять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212
Примерно один раз в три месяца Елизавета лично присутствовала на заседаниях конференц-министров, которые в таких случаях старались добиться от нее решения наиболее важных дел. В числе их был вопрос о секуляризации монастырских земель, возобновленный в связи с трудностями военного времени. Непосредственным поводом для этого послужили отказы монастырских властей принимать «для пропитания" отставных офицеров и солдат, как было принято еще с петровского времени. Восемнадцатого января 1757 года Елизавета строго указала определять отставных в монастыри, „не чиня ни малейшего в содержании их оскорбления под опасением… тяжкого гнева и штрафа“. Проявленное императрицей недовольство было использовано конференц-министрами, сумевшими увязать вопрос об оставленных без приюта ветеранах с необходимостью введения светского управления в монастырских вотчинах. Тридцатого сентября того же года на заседании Конференции Елизавета Петровна приняла решение об установлении контроля над доходами русской Церкви и отчислении из них средств на создание „инвалидных домов". Она распорядилась также передать монастырские имения под управление отставных офицеров, «дабы духовный чин не был отягощаем мирскими попечениями“. При Елизавете эти указания осуществить уже не удалось, но они стали юридической основой для решительных секуляризационных мер Петра III.
Императрица присутствовала в Конференции 30 сентября 1757 года, только что оправившись после сильного приступа болезни. Восьмого сентября в Царском Селе она упала в обморок и более двух часов оставалась в бесчувственном состоянии, а потом в течение нескольких дней с трудом владела языком. Болезнь Елизаветы, казавшаяся смертельной, заставляла многих сановников задумываться о будущем. Активнее других оказался А.П. Бестужев-Рюмин, который сделал ставку на Екатерину и разработал проект ее воцарения в обход Петра Федоровича, хотя сама она в то время больше рассчитывала стать соправительницей мужа. Друг канцлера Апраксин оттягивал решительные действия против Пруссии, предполагая изменения внешнеполитического курса страны в случае смерти Елизаветы Петровны. Бестужев в своих письмах главнокомандующему убеждал его не откладывать начало кампании и для большей убедительности попросил Екатерину письменно присоединиться к этим увещеваниям. Девятнадцатого августа 1757 года русская армия одержала победу над пруссаками у деревни Гросс-Егерсдорф, но затем Апраксин начал поспешное отступление, совпавшее по времени с обострением болезни Елизаветы. Однако она поправилась и 16 октября сместила Апраксина с поста главнокомандующего, а затем отдала приказ о его аресте по обвинению в измене. В ходе следствия у него были найдены письма Бестужева и Екатерины, что дало основание для ареста канцлера 14 февраля 1758 года. Письма Апраксину не содержали ничего предосудительного, а другие бумаги Бестужев успел сжечь. Но, несмотря на отсутствие улик, следственная комиссия в составе трех врагов канцлера — Бутурлина, Трубецкого и Александра Шувалова — больше года пыталась изобличить его в государственных преступлениях. В конце концов он был обвинен в «оскорблении Величества» все на том же основании, что давал советы главнокомандующему и просил подтверждения их у Екатерины. Это было представлено так, будто бы он «вводил соправителей и сам соправителем делался", осмелившись посылать рекомендации Апраксину, словно тому мало было императорских указов о немедленном начале военных действий. Таким образом, расчет врагов Бестужева был сделан на щепетильность Елизаветы в отношении своей самодержавной власти. Комиссия приговорила обвиняемого к смертной казни, которую императрица заменила ссылкой в деревню. Екатерину Елизавета Петровна дважды допрашивала лично и, по всей видимости, не поверила в ее невиновность, но не стала ничего против нее предпринимать. Что же касается Апраксина, то он не дождался окончания следствия и умер 6 августа 1758 года.
Интриги Бестужева-Рюмина в вопросе о престолонаследии явились скорее поводом, чем причиной его падения, которое было предопределено резким изменением международной ситуации накануне Семилетней войны. Канцлер строил свою «политическую систему» на союзе с Австрией и Англией и противостоянии Пруссии и Франции. Но в январе 1756 года английский король Георг II заключил дружественный договор с Фридрихом II, после чего Австрия была вынуждена вступить в союз с Францией. Система Бестужева рухнула, но он со свойственным ему упрямством продолжал настаивать на получении Россией английских субсидий и противился ее сближению с Францией. До того времени Елизавета Петровна полностью доверяла опыту и способностям канцлера, считала его незаменимым и оберегала от нападок недоброжелателей. Она сходилась с ним во мнении о необходимости противостоять Пруссии. Но враждебное отношение Бестужева к Франции шло вразрез с симпатиями императрицы, которая следовала антифранцузскому курсу лишь в силу условий международной жизни. Теперь условия изменились, и канцлер стал помехой той политике, которую Елизавета Петровна не без основания считала разумной. Сторонники сближения с Францией во главе с Иваном Шуваловым и Михаилом Воронцовым ждали лишь повода для устранения Бестужева-Рюмина, и он по неосторожности сам его предоставил. Падение Бестужева открыло Воронцову путь к вершине карьеры: 23 октября 1758 года Елизавета произвела его в канцлеры.
Последние годы елизаветинского правления отмечены усилением должностных злоупотреблений, виновником которых современники называли Петра Шувалова. По словам М.М. Щербатова, «с возвышением его неправосудие чинилось с наглостью, законы стали презираться, и мздоимства стали явные. Ибо довольно было быть любиму и защищаему им, графом Шуваловым… чтобы, не страшася ничего, всякие неправосудия делать и народ взятками разорять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212