Например, императора очень забавляли мучения нового гвардейского полковника Кирилла Разумовского, органически неспособного к военным упражнениям. А ведь гетман был человеком весьма самолюбивым. Немало веселья Петру доставляли придворные дамы, которым он приказал вместо русского поклона разучивать реверанс. Многие из них, особенно пожилые, никак не могли приловчиться к приседанию. Дашкова вспоминает, что «бедные старушки едва удерживались на ногах, когда им приходилось сгибать колени", а император „гримасничал и кривлялся, передразнивая старых дам“.
Подобные поступки способны были более всего унизить Петра во мнении света. Не заботился он и о поддержании своего престижа в глазах иностранных дипломатов, приглашаемых к императорскому столу. А.Т. Болотов как очевидец утверждает, что Петр III под воздействием опьянения «говаривал такой вздор и такие нескладицы, что при слушании оных обливалось даже сердце кровью от стыда перед иностранными министрами». Участник екатерининского заговора гвардеец П.Б. Пассек с полным основанием говорил: «У этого государя нет более жестокого врага, чем он сам, потому что он не пренебрегает ничем из всего, что могло ему повредить».
Едва ли не важнейшим обстоятельством, определившим необходимость отчаянной борьбы Екатерины за власть, стали особенности личной жизни супругов. Несомненно, близкие отношения Петра и его жены были полностью разорваны по крайней мере за несколько месяцев до его вступления на престол. Об этом свидетельствует тот факт, что родившегося 11 апреля 1762 года сына Екатерины от ее нового фаворита Григория Григорьевича Орлова уже нельзя было признать ребенком императора; он получил фамилию Бобринского и воспитывался вдали от матери. Неизвестно, когда Петр узнал о связи жены с Орловым и ее беременности. Но обращает на себя внимание любопытный эпизод, приведенный в мемуарах Дашковой. Однажды во время обеда незадолго до своего воцарения Петр начал азартно доказывать ей, что следует отрубить голову одному гвардейцу, любовнику племянницы Елизаветы Петровны, «чтобы другие офицеры не смели ухаживать за фрейлинами и родственницами государыни». Дашкова добавляет, что «среди приглашенных было много гвардейцев», следовательно, слова наследника престола могли адресоваться Орловым. Несдержанный на язык Петр Федорович, похоже, не понимал, что любая его неосторожная фраза может рассматриваться как предпосылка будущих действий. Если все это так, то Григорий Орлов должен был испытывать опасения за свою судьбу, что, в свою очередь, оказало влияние на последующие события.
Екатерина была готова помогать мужу после его воцарения, о чем свидетельствуют написанные ею документы: «наставление» Петру о первых действиях после кончины Елизаветы Петровны и проект указа о вступлении его на престол. Но император нашел других советников, которые гораздо лучше составили все необходимые бумаги. Екатерина сделала выводы: «Говорила я себе: твою инфлуенцию (влияние. — В.У.) опасаются; удались от всево; ты знаешь, с кем дело имеешь, по твоим мыслям и правилам дела не поведут, следовательно, ни чести, ни славы тут не будет; пусть их делают что хотят». Вероятно, ее устроила бы роль жены монарха при условии своего влияния на дела, но Петр III отдалился от нее почти совершенно, и у Екатерины оставался только один способ добиться столь желаемой ею власти. В письме С.А. Понятовскому от 2 августа 1762 года она пишет: «Уже шесть месяцев, как замышлялось мое восшествие на престол».
В своих взаимоотношениях императорская чета ограничивалась формальной вежливостью. Примечательно, что во дворце Петр III поселил свою жену и фаворитку в соседних между собою апартаментах, а сам занял помещение напротив от них, «через сени». Восемнадцатого февраля он подписал указ о выплате Екатерине шестисот тысяч рублей на покрытие ее долгов и установлении ей годового содержания в сто двадцать тысяч.
Но через два месяца по Петербургу поползли слухи о намерении императора развестись с супругой, заключить ее в монастырь (по другой версии — в тюрьму), отказаться от Павла и жениться на Воронцовой. Екатерина II в своих письмах и мемуарах приводит такие утверждения со всей определенностью. О том же сообщают и иностранные послы. Девятого апреля Мерси-Аржанто писал: «Некоторые из отставленных лейб-компанцев поговаривают, будто очень хорошо понимают, что их отставили не по какой-то другой причине, как по той, что император хочет запереть свою супругу в монастырь».
Обратим внимание на дату: через два дня Екатерина родила внебрачного ребенка. Вспыльчивый и неосторожный на язык Петр вполне мог отреагировать на предстоящее событие грозным обещанием. Но вряд ли он собирался его выполнять. Во всяком случае, последующая двухмесячная отсрочка не позволяет говорить ни о каких серьезных намерениях.
Но отношение императора к супруге не могло оставаться прежним. Пятнадцатого апреля при переезде в новый Зимний дворец Петр, по свидетельству Штелина, «помещает императрицу на отдаленном конце его, а ближе к себе, на антресолях, свою любимицу, толстую фрейлину Елисавету Романовну Воронцову». Тем не менее 20 апреля в канун дня рождения Екатерины муж подарил ей подмосковное село Софьино и ряд имений в Новгородском уезде.
Нет оснований верить и слухам о намерении Петра III отказаться от сына. Штелин фиксирует в своих записках: «Навещает великого князя Павла Петровича, целует его и говорит: „Из него со временем выйдет хороший малый. Пусть пока он останется под прежним своим надзором, но я скоро сделаю другое распоряжение и постараюсь, чтобы он получил другое воспитание (военное), вместо женского“. По свидетельству Дашковой, император присутствовал на экзамене Павла вместе со своими голштейнскими родственниками, которым заявил по окончании испытания: «Кажется, этот мальчуган знает больше нас с вами". Доброе отношение Петра III к сыну подтверждается ответной любовью и почитанием родителя, которые проявлял впоследствии Павел I.
Вероятно, Петр тяготился своим браком, но не мог отправить жену в заточение (а другого способа развестись у царей не было) по причине внутреннего благородства и великодушия. Но иногда он не мог скрывать своего раздражения. На обеде 9 июня в честь заключения союза с Пруссией император через весь банкетный зал прокричал супруге, что она — «дура». Екатерина залилась слезами, а Петербург получил лишний повод сочувствовать ей и осуждать ее «деспотичного и развратного» мужа.
Между тем о планируемом перевороте догадывались ммногие. Гольтц и Кейт отговаривали императора от поездки за границу, будучи уверенными, что за время отсутствия он потеряет власть. Но Петр III был настолько беспечен, что даже не пожелал короноваться, руководствуясь опять же примером Фридриха II.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212