В своих мемуарах Миних «скромно» признается, что слава его не имела пределов и что русский народ называл его «Соколом со всевидящим оком» и «Столпом Российской империи». Из дел же Тайной канцелярии известно, что солдаты прозвали его «живодером».
Несомненно, это был горе-полководец. Непродуманные стратегические планы, низкий уровень оперативного мышления, рутинная тактика, ведшие к неоправданным людским потерям, — вот что можно сказать о воинских талантах Миниха, которого от поражения не раз спасал счастливый случай или фантастическое везение. Вместе с тем у Миниха была редкостная способность наживать себе врагов. Он был классический склочник: где бы он ни появлялся, сразу же начинались ссоры и раздоры. Вначале обворожив и расположив собеседника к себе, он затем вдруг резко менял тон, оскорблял и унижал его. В 1736 году Анна была не на шутку обеспокоена состоянием находившейся в походе армии. Речь шла не о поражениях на поле боя. Страшнее турок казались склоки в штабе Миниха, носились слухи о заговоре генералов против своего главнокомандующего. С трудом удалось погасить скандал в ставке русских войск.
Миниху скандалы были нипочем. Вернувшись в столицу, он всегда находил нужные слова, и императрица закрывала глаза на его пакости. Анна прекрасно знала, что, пока у нее есть Миних, армия будет в надежных руках, армия будет ее. В письмах к фельдмаршалу она не случайно называла его "Нам любезноверный». Он таким и был: ради монаршей милости и успешной карьеры он был способен на многое. Миних известен как автор доносов, как следователь по делам политического свойства. Циничный и беспринципный, он по негласному распоряжению Анны организовал за пределами России убийство шведского дипкурьера М. Синклера, совершил немало других преступлений, чтобы угодить повелительнице, получить награду.
Бирон довольно рано раскусил честолюбивые устремления ласкового красавца и стремился не дать Миниху войти в доверие к императрице. Фаворит, человек сугубо штатский, боялся проиграть в глазах Анны этому воину в блестящих латах собственной славы. Бирон не позволил Миниху войти в Кабинет министров, куда тот, естественно, рвался. Раз-другой столкнувшись с непомерными амбициями и претензиями Миниха, Бирон постарался направить всю огромную энергию фельдмаршала на стяжание воинских лавров преимущественно там, где они произрастали, то есть на юге, вдали от Петербурга. Посланный на русско-польскую войну 1733-1735 годов, Миних потом почти непрерывно воевал с турками на юге. Окончательно выскочить из степей на скользкий дворцовый паркет ему удалось лишь в 1740 году, и он-таки сумел ловко подставить ножку своему давнему благодетелю Бирону, арестовав его, правителя России, темной ночью 9 ноября 1740 года. Но об этом будет сказано чуть позже.
Еще один наш герой изображен на картине. Кажется, что он вот-вот нырнет за малиновую портьеру — так ему вреден яркий свет, так он не хочет быть на виду. Одет он неряшливо и некрасиво, но глаза у него умные и проницательные. Это вице-канцлер Андрей Иванович Остерман — одна из ключевых фигур аннинского царствования. Начав при Петре с должности переводчика, скромный выходец из Вестфалии постепенно вырос в фигуру чрезвычайно влиятельную на русском политическом Олимпе. Его отличала фантастическая работоспособность, и, по отзывам современников, он работал днем и ночью, в будни и праздники, чего ни один уважающий себя министр позволить себе, конечно, не мог. Огромный административный опыт помогал ему ориентироваться как во внутренней, так и во внешней политике. Особенно силен он был как дипломат. В течение по крайней мере пятнадцати лет он делал русскую внешнюю политику, и результаты этой деятельности для империи были совсем не плохи. Но Остерман был всегда одинок. Общение с ним было крайне неприятно. Его скрытность и лицемерие были притчей во языцех, а не особенно искусное притворство — анекдотично. Как правило, в самые ответственные или щекотливые моменты своей карьеры он заболевал. Вдруг у него начиналась какая-нибудь подагра или другая плохо контролируемая врачами болезнь, и он надолго сваливался в постель, и вытащить его оттуда не было никакой возможности.
Не без сарказма Бирон писал в апреле 1734 года Кейзерлингу: «Остерман лежит с 18-го февраля и во все время один только раз брился (Андрей Иванович ко всему был страшный грязнуля даже для своего не особенно чистоплотного века. — Е.А.), жалуется на боль в ушах (чтобы не слышать обращенных к нему вопросов. — Е.А.), обвязал себе лицо и голову. Как только получит облегчение в этом, он снова подвергнется подагре, так что, следовательно, не выходит из дому. Вся болезнь может быть такого рода: во-первых, чтобы не давать Пруссии неблагоприятного ответа… во-вторых, турецкая война идет не так, как того желали бы». Но в своем притворстве Остерман знал меру: острый нюх царедворца всегда подсказывал ему, когда нужно, стеная и охая, отправиться во дворец.
Анна весьма уважала Остермана за солидность, ученость и обстоятельность. Когда требовался совет по внешней политике, без Остермана было не обойтись. Нужно было лишь набраться терпения и вытянуть из него наилучший вариант решения дела, пропуская мимо ушей все его многочисленные оговорки, отступления и туманные намеки. Остерман устраивал Анну как человек, целиком зависимый от ее милостей. Иностранец, он хотя и взял жену из старинного рода Стрешневых, но, в силу своего нрава и положения, оставался чужаком в среде русской знати. Тем крепче он льнул сильнейшему. Вначале таким был Меншиков, которой Остерман предал ради Петра II и Долгоруких, затем, при Анне, он заигрывал с Минихом и долго добивался расположения Бирона, став его незаменимым помощником и консультантом.
Наконец обратимся к последнему персонажу нашего воображаемого группового портрета. Он стоит за креслом Анны, и кажется, что они о чем-то только что быстро переговорили, но тотчас замолчали, как только приглашенные вельможи заняли свои места перед художником. Да, у них была общая тайна: генерал, который при появлении Миниха, Остермана и Бирона тотчас отступил в тень, был нужен Анне, как и Остерман. Без преувеличения можно сказать, что начальник Тайной канцелярии генерал и граф Андрей Иванович Ушаков держал руку на пульсе страны.
Пожалуй, не было в Тайной канцелярии ни одного сколько-нибудь заметного дела, с которым бы, благодаря Ушакову, не знакомилась императрица. Конечно, она не читала многотомные тетради допросов и записи речей на пытке. Для нее готовили краткие экстракты, Ушаков приносил их императрице и, делая по ним обстоятельные доклады, покорно ожидал резолюции — приговора.
Ушаков был человеком опытным и, как положено людям его профессии, — незаметным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212