Я велел Добсону вернуть девчонку в клинику, поскольку знал, что леди Боумонт частенько там бывает. После того как вы получили информацию, убедившую вас приехать сюда, девчонка мне стала больше не нужна, и я счел за лучшее избавиться от нее.
- И сколько же всего было этих несчастных?
- Так, дай-ка посчитать. - Граф подошел к костру и задумчиво откинул голову. - Каждый год по девственнице в течение… ну, скажем, последних двухсот лет…
- Этого не может быть!
Граф насмешливо посмотрел на сына:
- Как, должно быть, неприятно величайшему лорду Загадке узнать, чем занимались его предки, ведь он, при всей своей проницательности, даже не догадывался об этом.
- Ты хочешь сказать, что этот варварский обычай переходил по наследству от отца к сыну? И что мой дед…
- Да, именно так. Однако должен заметить, что пятый граф Боксли не слишком-то чтил семейные традиции. Он иногда присутствовал на ежегодно проводившихся священных ритуалах, но сердце его никогда к этому не лежало. Он предпочитал иметь дело со шлюхами. Я же куда более предан вере моих мудрых предков. В отличие от лорда Боумонта я никогда не умру от сифилиса. И прибегать к убийству мне не было никакой нужды. Обычно я щедро платил родителям за право дефлорировать их дочь, которой не приходилось рассчитывать на хорошее приданое.
- Все так же, как у «ботаников».
- Нет, Монтгомери, у «ботаников» все слишком прозаично. Они попросту насилуют юных девиц. Я же своих девушек боготворю. И к тому же благодаря моей щедрости они потом счастливо выходят замуж. А вот Добсона вообще не следовало приобщать к нашей семейной традиции.
- Констебль Барнабас сегодня сообщил мне об одном диком обстоятельстве, касающемся Добсона, - сказал Хью. - Когда судебный эксперт осмотрел его тело, то выяснилось, что Тревор Добсон был кастрирован.
Граф лишь гнусно усмехнулся:
- Этот дурацкий бриллиантовый листок определенно скрывал полнейшее отсутствие того, чему под ним полагалось быть! - Граф прошествовал к своему трону и сел на него. - Добсон получил то, что заслужил. Сожалений по этому поводу ты от меня, во всяком случае, не услышишь.
- Он же был твоим братом. Почему ты так ненавидел его?
Граф наклонился вперед и, вдруг вспыхнув от ярости, закричал:
- Потому что этот мерзавец спал с моей женой!
Хью был потрясен.
- С моей матерью? Так, значит, они все-таки были любовниками! - Ярость и боль в глазах отца подсказали Хью, что все обстояло именно так. - И ты его за это кастрировал. - Это был не вопрос, а утверждение.
Боксли даже не сделал попытки это отрицать.
- Мало того, что он соблазнил мою жену, так он еще позволил этой глупой молочнице удрать. Она ударилась в истерику и сама не видела, куда несется, - вот и упала со скалы. А потом ты нашел ее тело и без конца говорил об этом и задавал массу ненужных вопросов. - Голос Боксли стал до странности тягучим, после того как он сделал еще несколько глотков из своего кубка.
Хью видел, что глаза графа постепенно стекленеют. В пойло явно был подмешан наркотик. Что, если попытаться воспользоваться его состоянием? Хью решил разговорить старика. И начал вспоминать давно минувшие времена.
- Ты в самом деле думаешь, что моя мать и Добсон были любовниками?
- Я в этом уверен. Почему, как ты думаешь, я отослал ее прочь?
Хью почувствовал, как у него защемило сердце.
- Так, значит, она не была душевнобольной? Ты упек ее в лечебницу потому лишь, что у нее завязался роман?
Граф посмотрел на Хью так, словно тот был непроходимым тупицей.
- Я обязан был думать о своей репутации. Всю свою жизнь я посвятил тому, чтобы восстановить былое величие и славу нашего рода. Я не мог позволить твоей матери все разрушить.
Боксли говорил так, словно смерть жены была мелочью по сравнению с усилиями, которые он прилагал, чтобы поддерживать свою кристально чистую, по его убеждению, репутацию. Хью почувствовал, как его захлестывает гнев. Он с силой сжал кулаки и выкрикнул:
- Но она же покончила с собой в этой лечебнице!
- Она была мне неверна и заслуживала того, чтобы умереть, - убежденно произнес он. - К тому же не думаю, что ей самой так уж хотелось жить после того, как ее любовник лишился своего мужского достоинства.
Хью сделал глубокий вдох и шумно выдохнул.
- Как… Каким образом тебе удалось кастрировать моего дядюшку, не убив его при этом?
Граф улыбнулся:
- Это потребовало помощи, которую с готовностью предоставил доктор Кили. Жутко кровавая процедура, должен заметить. Я, разумеется, присутствовал при этом. Как обманутый супруг я имел на это полное право.
- Ты лишил его мужского достоинства только из-за того, что он переспал с твоей женой?
- И еще не забудь про девчонку, из-за смерти которой ты столько времени сходил с ума. Тревор угрожал скомпрометировать честь семьи, которая на протяжении нескольких столетий была одной из самых уважаемых. Нам приходилось платить немалые деньги за девчонок, а Добсон едва не поставил все под угрозу, когда позволил одной из них улизнуть.
Боксли встал и картинным жестом скинул с себя свой белоснежный плащ. Под плащом на нем была лишь набедренная повязка из оленьей кожи, над которой была вытатуирована огромная бабочка. Глядя на порядком сморщившуюся кожу на груди отца, Хью с особой ясностью осознал, что, несмотря на всю его показную браваду, это был попросту жалкий сумасшедший старик.
- Узрите священную бабочку! - произнес Боксли хорошо поставленным голосом. - Она появляется на свет из куколки. Тот, кто узрит богиню, обретает бессмертие.
Он подошел к костру, поднял небольшой кувшин и вылил часть его содержимого, в огонь. Языки пламени синими и красными всполохами взметнулись высоко вверх.
- Очень впечатляет, - хмыкнул Хью.
- Я каждое воскресенье хожу в церковь на службу, - сказал Боксли, оглянувшись на сына. - Этого вполне достаточно, чтобы иссушить душу любого. Этот бог, которого распяли на кресте, предлагает всем вечную жизнь, но, чтобы получить ее, требуется превратить свое земное существование в ад. Бедность, самоистязание и самоуничижение - вот главные шаги на пути к вечному блаженству. Я не знал настоящего счастья до тех самых пор, пока отец не посвятил меня в друиды. Древние язычники верили, что тело - это священный храм, и поклонялись ему, наше же общество требует от нас притвориться, будто никаких телесных потребностей не существует, будто все плотское порочно. Ты знал, что твоя мать устраивала истерики каждый раз, когда я являлся к ней исполнить свои супружеские обязанности?
- Тогда неудивительно, что она искала утешение в объятиях твоего сводного брата, - прошептал Хью.
Граф бросил на сына полный ненависти взгляд:
- Как ты смеешь защищать эту прелюбодейку и осуждать меня?! Любовь, которой она не могла мне дать, я нашел здесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
- И сколько же всего было этих несчастных?
- Так, дай-ка посчитать. - Граф подошел к костру и задумчиво откинул голову. - Каждый год по девственнице в течение… ну, скажем, последних двухсот лет…
- Этого не может быть!
Граф насмешливо посмотрел на сына:
- Как, должно быть, неприятно величайшему лорду Загадке узнать, чем занимались его предки, ведь он, при всей своей проницательности, даже не догадывался об этом.
- Ты хочешь сказать, что этот варварский обычай переходил по наследству от отца к сыну? И что мой дед…
- Да, именно так. Однако должен заметить, что пятый граф Боксли не слишком-то чтил семейные традиции. Он иногда присутствовал на ежегодно проводившихся священных ритуалах, но сердце его никогда к этому не лежало. Он предпочитал иметь дело со шлюхами. Я же куда более предан вере моих мудрых предков. В отличие от лорда Боумонта я никогда не умру от сифилиса. И прибегать к убийству мне не было никакой нужды. Обычно я щедро платил родителям за право дефлорировать их дочь, которой не приходилось рассчитывать на хорошее приданое.
- Все так же, как у «ботаников».
- Нет, Монтгомери, у «ботаников» все слишком прозаично. Они попросту насилуют юных девиц. Я же своих девушек боготворю. И к тому же благодаря моей щедрости они потом счастливо выходят замуж. А вот Добсона вообще не следовало приобщать к нашей семейной традиции.
- Констебль Барнабас сегодня сообщил мне об одном диком обстоятельстве, касающемся Добсона, - сказал Хью. - Когда судебный эксперт осмотрел его тело, то выяснилось, что Тревор Добсон был кастрирован.
Граф лишь гнусно усмехнулся:
- Этот дурацкий бриллиантовый листок определенно скрывал полнейшее отсутствие того, чему под ним полагалось быть! - Граф прошествовал к своему трону и сел на него. - Добсон получил то, что заслужил. Сожалений по этому поводу ты от меня, во всяком случае, не услышишь.
- Он же был твоим братом. Почему ты так ненавидел его?
Граф наклонился вперед и, вдруг вспыхнув от ярости, закричал:
- Потому что этот мерзавец спал с моей женой!
Хью был потрясен.
- С моей матерью? Так, значит, они все-таки были любовниками! - Ярость и боль в глазах отца подсказали Хью, что все обстояло именно так. - И ты его за это кастрировал. - Это был не вопрос, а утверждение.
Боксли даже не сделал попытки это отрицать.
- Мало того, что он соблазнил мою жену, так он еще позволил этой глупой молочнице удрать. Она ударилась в истерику и сама не видела, куда несется, - вот и упала со скалы. А потом ты нашел ее тело и без конца говорил об этом и задавал массу ненужных вопросов. - Голос Боксли стал до странности тягучим, после того как он сделал еще несколько глотков из своего кубка.
Хью видел, что глаза графа постепенно стекленеют. В пойло явно был подмешан наркотик. Что, если попытаться воспользоваться его состоянием? Хью решил разговорить старика. И начал вспоминать давно минувшие времена.
- Ты в самом деле думаешь, что моя мать и Добсон были любовниками?
- Я в этом уверен. Почему, как ты думаешь, я отослал ее прочь?
Хью почувствовал, как у него защемило сердце.
- Так, значит, она не была душевнобольной? Ты упек ее в лечебницу потому лишь, что у нее завязался роман?
Граф посмотрел на Хью так, словно тот был непроходимым тупицей.
- Я обязан был думать о своей репутации. Всю свою жизнь я посвятил тому, чтобы восстановить былое величие и славу нашего рода. Я не мог позволить твоей матери все разрушить.
Боксли говорил так, словно смерть жены была мелочью по сравнению с усилиями, которые он прилагал, чтобы поддерживать свою кристально чистую, по его убеждению, репутацию. Хью почувствовал, как его захлестывает гнев. Он с силой сжал кулаки и выкрикнул:
- Но она же покончила с собой в этой лечебнице!
- Она была мне неверна и заслуживала того, чтобы умереть, - убежденно произнес он. - К тому же не думаю, что ей самой так уж хотелось жить после того, как ее любовник лишился своего мужского достоинства.
Хью сделал глубокий вдох и шумно выдохнул.
- Как… Каким образом тебе удалось кастрировать моего дядюшку, не убив его при этом?
Граф улыбнулся:
- Это потребовало помощи, которую с готовностью предоставил доктор Кили. Жутко кровавая процедура, должен заметить. Я, разумеется, присутствовал при этом. Как обманутый супруг я имел на это полное право.
- Ты лишил его мужского достоинства только из-за того, что он переспал с твоей женой?
- И еще не забудь про девчонку, из-за смерти которой ты столько времени сходил с ума. Тревор угрожал скомпрометировать честь семьи, которая на протяжении нескольких столетий была одной из самых уважаемых. Нам приходилось платить немалые деньги за девчонок, а Добсон едва не поставил все под угрозу, когда позволил одной из них улизнуть.
Боксли встал и картинным жестом скинул с себя свой белоснежный плащ. Под плащом на нем была лишь набедренная повязка из оленьей кожи, над которой была вытатуирована огромная бабочка. Глядя на порядком сморщившуюся кожу на груди отца, Хью с особой ясностью осознал, что, несмотря на всю его показную браваду, это был попросту жалкий сумасшедший старик.
- Узрите священную бабочку! - произнес Боксли хорошо поставленным голосом. - Она появляется на свет из куколки. Тот, кто узрит богиню, обретает бессмертие.
Он подошел к костру, поднял небольшой кувшин и вылил часть его содержимого, в огонь. Языки пламени синими и красными всполохами взметнулись высоко вверх.
- Очень впечатляет, - хмыкнул Хью.
- Я каждое воскресенье хожу в церковь на службу, - сказал Боксли, оглянувшись на сына. - Этого вполне достаточно, чтобы иссушить душу любого. Этот бог, которого распяли на кресте, предлагает всем вечную жизнь, но, чтобы получить ее, требуется превратить свое земное существование в ад. Бедность, самоистязание и самоуничижение - вот главные шаги на пути к вечному блаженству. Я не знал настоящего счастья до тех самых пор, пока отец не посвятил меня в друиды. Древние язычники верили, что тело - это священный храм, и поклонялись ему, наше же общество требует от нас притвориться, будто никаких телесных потребностей не существует, будто все плотское порочно. Ты знал, что твоя мать устраивала истерики каждый раз, когда я являлся к ней исполнить свои супружеские обязанности?
- Тогда неудивительно, что она искала утешение в объятиях твоего сводного брата, - прошептал Хью.
Граф бросил на сына полный ненависти взгляд:
- Как ты смеешь защищать эту прелюбодейку и осуждать меня?! Любовь, которой она не могла мне дать, я нашел здесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80