Сам устраивался поудобнее в углу, подстилал теплый бушлат, чтобы не мерзнуть от камня, к которому предстояло прислоняться спиной. В это время и заверещал едва слышимой трелью сотовый телефон. Игорь специально поставил уровень звонка почти на минимальный.
— Подполковник Согрин, слушаю!
— Как дела, Игорь? — интересовался Нефедов, оставшийся вместе с представителем ставропольской Конторы в Курской.
— Расположились на привал.
— У меня для тебя новости. В Югославии захватили командира группы чеченцев, работающей по нашей теме. Допрашивали с психотропными средствами. Он в курсе, что мальчик похищен. Но не знает, где тот содержится. Вся операция проводится с их стороны недовольными президентом полевыми командирами. Так называемая партия войны. Там и Басаев, и Радуев, и еще куча менее известных фамилий.
Мальчишку на обмен не отдадут — это однозначно.
Он для них — гарантия получения в руки мощного оружия и успешного продолжения войны не только в Чечне, но и по всему Северному Кавказу. Следовательно, возможна только силовая акция. Если надо, будем держать в боевой готовности роту спецназа и пару боевых вертолетов. На базу под Степным как раз поступила на испытания пара «Аллигаторов».
— В готовности — пожалуйста, только сюда не пускайте. Но и держите подальше от границы, у чеченцев тоже есть разведка. А что такое «Аллигатор»?
— Новые машины. Еще почище «Черных акул».
В чеченской войне ни те, ни другие не участвовали.
А как все-таки насчет людей? Может, человек десять тебе подбросить?
— Чтобы засветиться?
— А если запустить еще пару групп? С отдельным заданием. Чтобы они ничего о твоих не знали.
— Еще одна возможность засветиться. У них нет такой базы, как у Сохно. Они запросто могут «попасть». А чеченцы тоже умеют психоделиками пользоваться. Тогда мальчика уже искать будет бесполезно. Лучше не мешайте.
— А если мы задействуем агентуру Конторы?
— Мы тоже можем задействовать кучу агентов.
У Сохно их в запасе, как ворон на кладбище. Но к чему это приведет? Только вызовет лишние разговоры.
— На меня из Москвы давят. Требуют активизации действий. Сам-то генерал только спрашивал, а потом звонил заместитель начальника управления, тот просто требовал все силы задействовать.
— И провалить операцию... Тогда уж заново войну надо начинать. И снова проигрывать, потому что сейчас они получше готовы, чем тогда.
— Вечером будут снова звонить. Что докладывать?
— Пусть мне звонят. Я сам доложу. Ровно в двадцать московского времени. Буду ждать. И никого, слышите, никого больше в дело не вводить. Еще новости есть?
— Есть. Неприятные.
— Ну-ну...
— Не знаю уж, стоит ли говорить...
— Я за язык никого не тянул.
— Короче, так. Здесь, в Курской... Приехали из краевой прокуратуры. С ордером на арест Сохно.
Против него возбуждено уголовное дело на предмет похищения людей с территории Чечни.
— За что?
— За похищение людей...
— Кто заявитель?
— Чеченская сторона.
— И наши мудаки согласились?
— Идет следствие.
— И что?
— Я заявил, что Сохно в длительной командировке. Они, конечно, поняли. Догадались, вернее. Наверное, в самой Курской осведомитель есть.
— Кто приехал?
— Следователь с группой захвата.
— Ты им рассказал, что в Курской было накануне?
— Рассказал. И трупы чеченцев показал. Они и этим делом попутно занялись. Там уже Сохно должен как свидетель проходить. Сейчас допрашивают раненых. Их трое. Они и сказали, что Сохно здесь был.
— Тогда скажи еще, что их трупы будут рядом лежать, если они попытаются его захватить. Скажи, что мы втроем все краевое управление МВД вместе с прокуратурой в один ряд уложим. Все! Отбой!
Согрин резко отключился от связи и, сунув трубку в карман, ударил себя кулаком по колену.
— Идиоты...
— Что там? — поинтересовался Кордебалет.
Обернулся и Сохно. В полумраке берлоги Игорь уловил его вопрошающий и насмешливый взгляд.
— Будь готов, Толик, как юный пионер Советского Союза, сдать себя в руки правосудия. Против тебя возбуждено уголовное дело на предмет похищения граждан независимой Чечни.
— Чеченцы жалуются... — Сохно, казалось, наслаждался ситуацией. — Это они любят. Сами никаких законов не признают. Но хотят, чтобы против них действовали по закону. Старо, как мир... Это мы еще во время войны проходили... Помнишь, Шурик, как было? — спросил он Кордебалета.
Тот кивнул и вздохнул.
— И что нам делать? — спросил Согрин.
— А ничего не делать. Я не такой идиот, чтобы позволить себя арестовать. Отлично знаю, чем такие дела кончаются. Передадут чеченской стороне, а оттуда пришлют в Курскую мою несчастную отрезанную голову. Обычай у них такой. Национальный колорит, почти как танец. Привозят человека, а назад только головы отсылают. Таким образом следствие ведется.
— Жалко, что у Чечни нет границы с Югославией... — мечтательно сказал Кордебалет.
— Спите, мне скоро выходить... — сказал Сохно и достал из футляра бинокль. — Уже светает. Очень я нужен кому-то в Югославии...
Он в течение получаса наблюдал за видимой частью села, расположенного вдоль асфальтированной дороги. Нужный дом просматривался, как игрушка на детском столе. Добротный дом, с широкой верандой, с большим садом на задворках. Во дворе стоит белая «Нива». Почти такая же, на какой только день назад его собирались вывезти в Чечню террористы.
Террористы ребята серьезные, с мудрыми бородами, не то что прокурорские работнички. Но они не сумели. И те — безбородые — не сумеют подавно.
И зря Согрин так накричал на полковника Нефедова. Вполне можно было просто вместе посмеяться.
Полковник мужик вроде неплохой. И не он отвечает за работу прокуратуры. И сами эти следователи прокуратуры — люди подневольные. Есть такое дурацкое понятие, как Закон. Только и дурак знает, что закон не является справедливостью. Справедливости все хотят. Только все ее по-разному видят. Он — Сохно — понимает ее по-своему. И действует по-своему.
Действует там, где не в состоянии действовать Закон.
И прокуроры отлично это понимают, понимают, что Сохно нужен району больше, нежели целая рота омоновцев. Потому что омоновцы не смогли еще достать с той стороны границы ни одного человека. А он достал уже несколько десятков. И еще многих достанет.
И не смогут ему помешать никакие следователи и никакие группы захвата. А уж о самих чеченцах он и не говорит. Самые лучшие их боевики не тянут в сравнении с одним спецназовцем ГРУ. Тем более, если он работает автономно, ни от кого не завися. То есть его некому предать.
Хотя здесь он не совсем прав. Предать могут всегда. И, к сожалению, могут сделать это те самые люди, о безопасности которых он и заботится. Есть же старинная мудрость — предают только свои. Очень верно.
Во дворе дома, за которым Сохно наблюдал, появились две женщины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
— Подполковник Согрин, слушаю!
— Как дела, Игорь? — интересовался Нефедов, оставшийся вместе с представителем ставропольской Конторы в Курской.
— Расположились на привал.
— У меня для тебя новости. В Югославии захватили командира группы чеченцев, работающей по нашей теме. Допрашивали с психотропными средствами. Он в курсе, что мальчик похищен. Но не знает, где тот содержится. Вся операция проводится с их стороны недовольными президентом полевыми командирами. Так называемая партия войны. Там и Басаев, и Радуев, и еще куча менее известных фамилий.
Мальчишку на обмен не отдадут — это однозначно.
Он для них — гарантия получения в руки мощного оружия и успешного продолжения войны не только в Чечне, но и по всему Северному Кавказу. Следовательно, возможна только силовая акция. Если надо, будем держать в боевой готовности роту спецназа и пару боевых вертолетов. На базу под Степным как раз поступила на испытания пара «Аллигаторов».
— В готовности — пожалуйста, только сюда не пускайте. Но и держите подальше от границы, у чеченцев тоже есть разведка. А что такое «Аллигатор»?
— Новые машины. Еще почище «Черных акул».
В чеченской войне ни те, ни другие не участвовали.
А как все-таки насчет людей? Может, человек десять тебе подбросить?
— Чтобы засветиться?
— А если запустить еще пару групп? С отдельным заданием. Чтобы они ничего о твоих не знали.
— Еще одна возможность засветиться. У них нет такой базы, как у Сохно. Они запросто могут «попасть». А чеченцы тоже умеют психоделиками пользоваться. Тогда мальчика уже искать будет бесполезно. Лучше не мешайте.
— А если мы задействуем агентуру Конторы?
— Мы тоже можем задействовать кучу агентов.
У Сохно их в запасе, как ворон на кладбище. Но к чему это приведет? Только вызовет лишние разговоры.
— На меня из Москвы давят. Требуют активизации действий. Сам-то генерал только спрашивал, а потом звонил заместитель начальника управления, тот просто требовал все силы задействовать.
— И провалить операцию... Тогда уж заново войну надо начинать. И снова проигрывать, потому что сейчас они получше готовы, чем тогда.
— Вечером будут снова звонить. Что докладывать?
— Пусть мне звонят. Я сам доложу. Ровно в двадцать московского времени. Буду ждать. И никого, слышите, никого больше в дело не вводить. Еще новости есть?
— Есть. Неприятные.
— Ну-ну...
— Не знаю уж, стоит ли говорить...
— Я за язык никого не тянул.
— Короче, так. Здесь, в Курской... Приехали из краевой прокуратуры. С ордером на арест Сохно.
Против него возбуждено уголовное дело на предмет похищения людей с территории Чечни.
— За что?
— За похищение людей...
— Кто заявитель?
— Чеченская сторона.
— И наши мудаки согласились?
— Идет следствие.
— И что?
— Я заявил, что Сохно в длительной командировке. Они, конечно, поняли. Догадались, вернее. Наверное, в самой Курской осведомитель есть.
— Кто приехал?
— Следователь с группой захвата.
— Ты им рассказал, что в Курской было накануне?
— Рассказал. И трупы чеченцев показал. Они и этим делом попутно занялись. Там уже Сохно должен как свидетель проходить. Сейчас допрашивают раненых. Их трое. Они и сказали, что Сохно здесь был.
— Тогда скажи еще, что их трупы будут рядом лежать, если они попытаются его захватить. Скажи, что мы втроем все краевое управление МВД вместе с прокуратурой в один ряд уложим. Все! Отбой!
Согрин резко отключился от связи и, сунув трубку в карман, ударил себя кулаком по колену.
— Идиоты...
— Что там? — поинтересовался Кордебалет.
Обернулся и Сохно. В полумраке берлоги Игорь уловил его вопрошающий и насмешливый взгляд.
— Будь готов, Толик, как юный пионер Советского Союза, сдать себя в руки правосудия. Против тебя возбуждено уголовное дело на предмет похищения граждан независимой Чечни.
— Чеченцы жалуются... — Сохно, казалось, наслаждался ситуацией. — Это они любят. Сами никаких законов не признают. Но хотят, чтобы против них действовали по закону. Старо, как мир... Это мы еще во время войны проходили... Помнишь, Шурик, как было? — спросил он Кордебалета.
Тот кивнул и вздохнул.
— И что нам делать? — спросил Согрин.
— А ничего не делать. Я не такой идиот, чтобы позволить себя арестовать. Отлично знаю, чем такие дела кончаются. Передадут чеченской стороне, а оттуда пришлют в Курскую мою несчастную отрезанную голову. Обычай у них такой. Национальный колорит, почти как танец. Привозят человека, а назад только головы отсылают. Таким образом следствие ведется.
— Жалко, что у Чечни нет границы с Югославией... — мечтательно сказал Кордебалет.
— Спите, мне скоро выходить... — сказал Сохно и достал из футляра бинокль. — Уже светает. Очень я нужен кому-то в Югославии...
Он в течение получаса наблюдал за видимой частью села, расположенного вдоль асфальтированной дороги. Нужный дом просматривался, как игрушка на детском столе. Добротный дом, с широкой верандой, с большим садом на задворках. Во дворе стоит белая «Нива». Почти такая же, на какой только день назад его собирались вывезти в Чечню террористы.
Террористы ребята серьезные, с мудрыми бородами, не то что прокурорские работнички. Но они не сумели. И те — безбородые — не сумеют подавно.
И зря Согрин так накричал на полковника Нефедова. Вполне можно было просто вместе посмеяться.
Полковник мужик вроде неплохой. И не он отвечает за работу прокуратуры. И сами эти следователи прокуратуры — люди подневольные. Есть такое дурацкое понятие, как Закон. Только и дурак знает, что закон не является справедливостью. Справедливости все хотят. Только все ее по-разному видят. Он — Сохно — понимает ее по-своему. И действует по-своему.
Действует там, где не в состоянии действовать Закон.
И прокуроры отлично это понимают, понимают, что Сохно нужен району больше, нежели целая рота омоновцев. Потому что омоновцы не смогли еще достать с той стороны границы ни одного человека. А он достал уже несколько десятков. И еще многих достанет.
И не смогут ему помешать никакие следователи и никакие группы захвата. А уж о самих чеченцах он и не говорит. Самые лучшие их боевики не тянут в сравнении с одним спецназовцем ГРУ. Тем более, если он работает автономно, ни от кого не завися. То есть его некому предать.
Хотя здесь он не совсем прав. Предать могут всегда. И, к сожалению, могут сделать это те самые люди, о безопасности которых он и заботится. Есть же старинная мудрость — предают только свои. Очень верно.
Во дворе дома, за которым Сохно наблюдал, появились две женщины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109