Медики сильно потеют от этого света.
— Вот и все! — звенькнула, ударяясь обо что-то стеклянное, извлеченная пуля. — Это пустяк. Сейчас немножко подчистим бронхи... Крови слишком много там разлилось... И поставим на ребро скобку. И можете снова чувствовать себя полноценным человеком.
Через три недели... Когда ребро совсем срастется.
Она улыбнулась через силу. Пена изо рта продолжала выходить вместе с дыханием. Розовая, кровью окрашенная пена. Она не видела этого сама, но чувствовала, что пена розовая.
Дорога отвезли в маленькую и уютную палату.
Поставили успокаивающий укол. Она дождалась, когда выйдут санитары, и достала из шкафа пластиковый пакет с вещами. Пришлось все вынимать, чтобы достать из кармана жакета перчатки и винчестер. А потом вещи складывать в том же порядке, как они лежали. И при этом снова бороться со своим измученным организмом. Укол, очевидно, был очень сильнодействующий.
Перчатки и винчестер она спрятала за радиатор отопления. В это время года радиатор холодный, повредиться винчестер не может. И только после этого она легла, как положили ее санитары, и уснула. Уснула моментально, безмятежно, спокойно. У нее просто не было больше сил бодрствовать и бороться.
* * *
Весеннее солнце стояло уже высоко, когда Дороти проснулась. Окно перед ней было изумительно чистым и небо в нем — изумительно голубым. Только вот дышать было трудно. Легко, поверхностно — еще ничего, а стоит вздохнуть чуть глубже, как боль возникает не только в месте ранения, а во всей верхней части груди.
Издалека доносится шум прибоя. Дороги читала где-то, что шумом прибоя лечат нервы. И в самом деле, она чувствовала, что этот шум успокаивает ее, настраивает на плавное и равномерное дыхание, на плавные и размеренные мысли.
Очень хотелось пить. Так всегда бывает после операции. Нажала кнопку звонка. Медсестра, латиноамериканка со строгим лицом испанской дуэньи, сразу вошла с подносом. Стакан в меру прохладного сока. Пить только через трубку, чтобы не сделать случайно большой глоток и не закашляться. Если чувствуется голод, то лучше потерпеть еще несколько часов. Так расписал режим питания врач.
— Как вас зовут? — спросила Дороти. Говорить ей тоже было нелегко. Как-никак пуля прошла достаточно близко к горлу.
— Рони, — медсестра улыбнулась.
— Рони, я попрошу вас... Если меня будет кто-то спрашивать, то я готова к разговору.
Дороти проявила свой характер аналитика. Допрашивать ее, понятно, обязательно будут и полицейские, и ФБР. Кроме того, возможность увидеться с ней будет искать и резидент, и скорее всего чеченцы. Им лучше не встречаться в этих покоях.
— Хорошо, мэм. Внизу вас дожидается лейтенант. Я сообщу, что вы можете его принять.
— Спасибо, Рони.
Просто лейтенант. Ни лейтенант полиции, ни лейтенант еще чего-то... Так у американцев не принято. Что-то странное. Откуда же этот лейтенант?
Он вошел через четыре минуты. Пожилой, подтянутый, в тугом галстуке. И сам весь напряженный.
Глаза уставились прямо, почти не мигая, на Дороти.
Неприятный взгляд. Словно он знает все на свете, абсолютно все. Под таким взглядом невиновный чувствует себя виноватым.
— Добрый день, мэм. Лейтенант Гарднер, Агентство национальной безопасности. Я хотел бы задать вам несколько вопросов.
За дело взялось уже Агентство национальной безопасности. Это серьезно. Хотя никто толком не знает, чем занимается это агентство. Их побаиваются и в ФБР, и даже в ЦРУ. Все автомобили, которыми пользуются сотрудники агентства, имеют номера, приписанные к гаражу президента США.
— Я слушаю вас, лейтенант. — Дороти говорила умышленно слабым голосом.
— Расскажите сначала, что привело вас в этот вечер к профессору.
— Мы с ним близкие друзья.
— Это я знаю.
— Разве друзьям запрещено навещать друг друга? — Она лежа попыталась пожать в недоумении плечами и чуть не застонала от боли. Лейтенант Гарднер никак не отреагировал на невольную гримасу Дороти.
— Нет. Не запрещено. Но в этот вечер профессор Броуди был занят. Насколько мне известно, он не собирался приглашать к себе никого, кроме тех, кого пригласил.
— Я вообще не знала, что у него кто-то есть.
— Хорошо. Что было потом?
— Я пришла. В холле меня встретил старший охранник Локсли.
— Вы с ним знакомы?
— Естественно. Он старший охранник нашего института. И встречаемся мы довольно часто.
— Продолжайте.
— Он попросил меня подождать внизу, а сам поднялся к профессору на второй этаж. Спустился и сказал, что профессор появится через пять минут.
— О чем вы разговаривали с Локсли?
— Он предложил мне выпить, я отказалась.
— Простите. Вернемся чуть-чуть назад. Вы сказали, что в холле вас встретил Локсли. Из этого следует, что дверь вы открыли своим ключом?
— Нет. У меня нет ключа. Дверь была не заперта.
— Она обычно бывает незаперта?
— Нет. Как правило, я пользуюсь звонком.
— Интересно. Но Локсли был внизу.
— Да.
— Вас это удивило?
— Признаться, да.
— Вы ничего не спросили у Локсли?
— Конечно, спросила. Хотя я же видела, что перед домом собралось много машин.
— Что вы спросили?
— Какого пола гости.
— У вас были основания задать такой вопрос?
— Нет, Это я просто из женской вредности.
— Дальше.
— Спустился профессор. Сказал, что у него небольшой праздник. Окончание этапа испытаний.
— Вы знаете, что это были за испытания?
— Я не интересуюсь работой профессора. Мне достаточно справиться со своей.
— Странно. О работе Броуди в институте, вероятно, много говорили.
— Ну и что?
— Странно, что вы не интересовались ею.
— Вы плохо знаете тех, кто занимается наукой.
Для каждого собственная тема — это явление. А остальные просто занимаются ерундой. Вот я изучаю вопросы, связанные со способностью человека...
— Не надо. Я знаю, что вы изучаете. Рассказывайте дальше.
— В дверь постучали. Локсли пошел открывать.
Туда же двинулся и профессор.
— Постучали или позвонили?
— Постучали. В стекло. Сказали, что привезли шампанское.
— Локсли сначала спросил, кто пришел, или открыл сразу?
— Открыл сразу.
— Минутку. Но вы же говорили, что дверь была не заперта.
— Это я закрыла ее. По привычке, машинально.
— Хорошо. Что было дальше?
— Я закурила и отошла к двери в сад. В этот момент прозвучали выстрелы. Я обернулась и попала под пулю. Вот, в принципе, и все.
— Можете вы описать нападавших?
— Они были в униформе. Что-то серо-синее.
Обычная униформа служащих отдела доставки. В бейсбольных кепках. По-моему, латиноамериканцы.
— Не кубинцы случайно?
— Едва ли. Кубинцы, как правило, красивее. Это что-то материковое. Низкорослые. Сальвадорцы, панамцы, колумбийцы, перуанцы. Индейской крови больше, чем негритянской или испанской. У кубинцев наоборот.
— Дальше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
— Вот и все! — звенькнула, ударяясь обо что-то стеклянное, извлеченная пуля. — Это пустяк. Сейчас немножко подчистим бронхи... Крови слишком много там разлилось... И поставим на ребро скобку. И можете снова чувствовать себя полноценным человеком.
Через три недели... Когда ребро совсем срастется.
Она улыбнулась через силу. Пена изо рта продолжала выходить вместе с дыханием. Розовая, кровью окрашенная пена. Она не видела этого сама, но чувствовала, что пена розовая.
Дорога отвезли в маленькую и уютную палату.
Поставили успокаивающий укол. Она дождалась, когда выйдут санитары, и достала из шкафа пластиковый пакет с вещами. Пришлось все вынимать, чтобы достать из кармана жакета перчатки и винчестер. А потом вещи складывать в том же порядке, как они лежали. И при этом снова бороться со своим измученным организмом. Укол, очевидно, был очень сильнодействующий.
Перчатки и винчестер она спрятала за радиатор отопления. В это время года радиатор холодный, повредиться винчестер не может. И только после этого она легла, как положили ее санитары, и уснула. Уснула моментально, безмятежно, спокойно. У нее просто не было больше сил бодрствовать и бороться.
* * *
Весеннее солнце стояло уже высоко, когда Дороти проснулась. Окно перед ней было изумительно чистым и небо в нем — изумительно голубым. Только вот дышать было трудно. Легко, поверхностно — еще ничего, а стоит вздохнуть чуть глубже, как боль возникает не только в месте ранения, а во всей верхней части груди.
Издалека доносится шум прибоя. Дороги читала где-то, что шумом прибоя лечат нервы. И в самом деле, она чувствовала, что этот шум успокаивает ее, настраивает на плавное и равномерное дыхание, на плавные и размеренные мысли.
Очень хотелось пить. Так всегда бывает после операции. Нажала кнопку звонка. Медсестра, латиноамериканка со строгим лицом испанской дуэньи, сразу вошла с подносом. Стакан в меру прохладного сока. Пить только через трубку, чтобы не сделать случайно большой глоток и не закашляться. Если чувствуется голод, то лучше потерпеть еще несколько часов. Так расписал режим питания врач.
— Как вас зовут? — спросила Дороти. Говорить ей тоже было нелегко. Как-никак пуля прошла достаточно близко к горлу.
— Рони, — медсестра улыбнулась.
— Рони, я попрошу вас... Если меня будет кто-то спрашивать, то я готова к разговору.
Дороти проявила свой характер аналитика. Допрашивать ее, понятно, обязательно будут и полицейские, и ФБР. Кроме того, возможность увидеться с ней будет искать и резидент, и скорее всего чеченцы. Им лучше не встречаться в этих покоях.
— Хорошо, мэм. Внизу вас дожидается лейтенант. Я сообщу, что вы можете его принять.
— Спасибо, Рони.
Просто лейтенант. Ни лейтенант полиции, ни лейтенант еще чего-то... Так у американцев не принято. Что-то странное. Откуда же этот лейтенант?
Он вошел через четыре минуты. Пожилой, подтянутый, в тугом галстуке. И сам весь напряженный.
Глаза уставились прямо, почти не мигая, на Дороти.
Неприятный взгляд. Словно он знает все на свете, абсолютно все. Под таким взглядом невиновный чувствует себя виноватым.
— Добрый день, мэм. Лейтенант Гарднер, Агентство национальной безопасности. Я хотел бы задать вам несколько вопросов.
За дело взялось уже Агентство национальной безопасности. Это серьезно. Хотя никто толком не знает, чем занимается это агентство. Их побаиваются и в ФБР, и даже в ЦРУ. Все автомобили, которыми пользуются сотрудники агентства, имеют номера, приписанные к гаражу президента США.
— Я слушаю вас, лейтенант. — Дороти говорила умышленно слабым голосом.
— Расскажите сначала, что привело вас в этот вечер к профессору.
— Мы с ним близкие друзья.
— Это я знаю.
— Разве друзьям запрещено навещать друг друга? — Она лежа попыталась пожать в недоумении плечами и чуть не застонала от боли. Лейтенант Гарднер никак не отреагировал на невольную гримасу Дороти.
— Нет. Не запрещено. Но в этот вечер профессор Броуди был занят. Насколько мне известно, он не собирался приглашать к себе никого, кроме тех, кого пригласил.
— Я вообще не знала, что у него кто-то есть.
— Хорошо. Что было потом?
— Я пришла. В холле меня встретил старший охранник Локсли.
— Вы с ним знакомы?
— Естественно. Он старший охранник нашего института. И встречаемся мы довольно часто.
— Продолжайте.
— Он попросил меня подождать внизу, а сам поднялся к профессору на второй этаж. Спустился и сказал, что профессор появится через пять минут.
— О чем вы разговаривали с Локсли?
— Он предложил мне выпить, я отказалась.
— Простите. Вернемся чуть-чуть назад. Вы сказали, что в холле вас встретил Локсли. Из этого следует, что дверь вы открыли своим ключом?
— Нет. У меня нет ключа. Дверь была не заперта.
— Она обычно бывает незаперта?
— Нет. Как правило, я пользуюсь звонком.
— Интересно. Но Локсли был внизу.
— Да.
— Вас это удивило?
— Признаться, да.
— Вы ничего не спросили у Локсли?
— Конечно, спросила. Хотя я же видела, что перед домом собралось много машин.
— Что вы спросили?
— Какого пола гости.
— У вас были основания задать такой вопрос?
— Нет, Это я просто из женской вредности.
— Дальше.
— Спустился профессор. Сказал, что у него небольшой праздник. Окончание этапа испытаний.
— Вы знаете, что это были за испытания?
— Я не интересуюсь работой профессора. Мне достаточно справиться со своей.
— Странно. О работе Броуди в институте, вероятно, много говорили.
— Ну и что?
— Странно, что вы не интересовались ею.
— Вы плохо знаете тех, кто занимается наукой.
Для каждого собственная тема — это явление. А остальные просто занимаются ерундой. Вот я изучаю вопросы, связанные со способностью человека...
— Не надо. Я знаю, что вы изучаете. Рассказывайте дальше.
— В дверь постучали. Локсли пошел открывать.
Туда же двинулся и профессор.
— Постучали или позвонили?
— Постучали. В стекло. Сказали, что привезли шампанское.
— Локсли сначала спросил, кто пришел, или открыл сразу?
— Открыл сразу.
— Минутку. Но вы же говорили, что дверь была не заперта.
— Это я закрыла ее. По привычке, машинально.
— Хорошо. Что было дальше?
— Я закурила и отошла к двери в сад. В этот момент прозвучали выстрелы. Я обернулась и попала под пулю. Вот, в принципе, и все.
— Можете вы описать нападавших?
— Они были в униформе. Что-то серо-синее.
Обычная униформа служащих отдела доставки. В бейсбольных кепках. По-моему, латиноамериканцы.
— Не кубинцы случайно?
— Едва ли. Кубинцы, как правило, красивее. Это что-то материковое. Низкорослые. Сальвадорцы, панамцы, колумбийцы, перуанцы. Индейской крови больше, чем негритянской или испанской. У кубинцев наоборот.
— Дальше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109