Эта дата и определила все дальнейшие действия высшего советского военного руководства. Стандартный набор преступлений, в которых были обвинены министр обороны Демид, премьер Гендун, полпред в Москве Даризап. Информация о «заговоре» ушла в Москву. Пока неизвестно (архивы до сих пор закрыты), приняли ли всерьез информацию на улице Фрунзе или решили воспользоваться удобным предлогом, чтобы ввести войска на территорию соседней республики. Но решение о вводе войск в МНР было принято на высшем политическом и военном уровне.
Было ли специальное постановление Политбюро о вводе войск? Сейчас нельзя дать точного ответа – протоколы заседаний за этот год еще не рассекречены. Но то, что ввод войск в МНР санкционировался Сталиным, – несомненно. Директива Сталина командующему войсками Забайкальского военного округа была. В этом документе хозяин кремлевского кабинета писал:
«Первое. Пакт о взаимной помощи гарантирует нас от внезапного появления японских войск через МНР в районе Байкала, повторяю, Байкала, от перерыва железнодорожной линии у Верхне-Удинска и от выхода японцев в тыл дальневосточным войскам.
Второе. Вводя войска в МНР, мы преследуем не цели захвата Монголии и не цели вторжения в Маньчжурию или Китай, а лишь цели обороны МНР от японского вторжения, а значит, и цели обороны Забайкалья от японского вторжения через МНР».
Сталин приказал – Ворошилов выполнил. Слишком большая ответственность для Наркома Обороны принять самостоятельное решение и ввести десятки тысяч бойцов и командиров на территорию другой страны без санкции «хозяина». Верил ли Ворошилов в «заговор» в Улан-Баторе? Думается, что нет. Слишком хорошо знал он кухню репрессий в РККА и методы работы советников НКВД в Улан-Баторе, расчищавших Чайболсану путь к диктатуре. А вот новый начальник Генштаба Б. М. Шапошников мог и поверить в информацию о «заговоре», как поверил он в виновность Тухачевского, когда присутствовал на знаменитом процессе.
В середине августа телеграфная линия между Москвой и Иркутском работала с полной нагрузкой. Из генштаба в штаб округа поступали шифрованные директивы о формировании группы войск усиления монгольской армии, переформировании стрелковых дивизий и механизированных бригад, формировании новых кавалерийских и авиационных частей. В округе готовились к крупнейшей после гражданской войны переброске войск. Десятки тысяч бойцов и командиров, сотни танков и орудий, тысячи автомашин должны были скрытно сосредоточиться у советско-монгольской границы для дальнейшего продвижения на территорию МНР. К 20 августа 36-я стрелковая дивизия округа, дислоцировавшаяся в Чите, была переформирована в моторизованную дивизию. Для быстрого перемещения по обширным степным просторам Монголии частям дивизии были переданы пять автомобильных батальонов. Была переформирована по штатам военного времени и приспособлена к действиям в монгольских степях и 32-я механизированная бригада, выделенная из 11-го механизированного корпуса.
Для всех мероприятий, связанных с переформированиями и передвижениями частей округа к границам МНР, был создан режим строжайшей секретности. Даже в совершенно секретном приказе войскам округа об организационных мероприятиях, проведенных по особым указаниям Генштаба РККА, вместо пункта новой дислокации переформированных частей стояла фраза: «Дислокация по особому указанию Генштаба РККА». Делалось все возможное, чтобы скрыть переброску крупной группировки войск на территорию Монголии.
Передвижение частей к монгольской границе началось 20 августа. Первыми начали марш на юг по старинному тракту Улан-Удэ – Кяхта 36-я моторизованная дивизия и 32-я механизированная бригада. Спешили, стремясь к «9 сентября» выйти в намеченные пункты, чтобы прикрыть восточные и юго-восточные границы МНР от возможного «вторжения». Из частей округа была создана группа усиления монгольской армии. Командующим группой был назначен комдив Конев – будущий Маршал Советского Союза, комиссаром группы – корпусный комиссар Прокофьев. Через год в июне 1938 года Конев в одном из своих докладов в Москву так оценивал тревожную обстановку августа 1937 года: «Известно, что опоздание с вводом войск РККА в МНР на 8 – 10 дней могло изменить обстановку не в нашу пользу, так как банда шпионов и японских агентов Гендун, Демид, Даризап готовила переворот в МНР 9 сентября, в этот же день должен был состояться переход границы японскими войсками». Вполне возможно, что комдив, не посвященный в высшую политику Москвы и Улан-Батора, искренне верил в существование заговора.
Подразделения 36-й дивизии ночью ушли из Читы. И чтобы скрыть от японской агентуры, а в крупных городах Забайкалья она конечно имелась, и от жителей Читы уход дивизии, на ее место из Иркутска были переброшены части 93-й стрелковой дивизии. Эта дивизия получила номер 36-й дивизии. В освободившиеся казармы в Иркутске были переброшены части 114-й стрелковой дивизии. Эта дивизия также была переименована в 93-ю дивизию. В штабе Забайкальского военного округа делали все возможное, чтобы скрыть переброску войск в Монголию. Передвижением войск в Забайкалье руководили командующий войсками округа командарм 2-го ранга Великанов и начальник штаба округа комдив Тарасов.
Утром 27 августа на монгольский аэродром Баин-Тумен приземлились 52 советских самолета. На следующий день части Красной Армии пересекли монгольскую границу. 36-я дивизия и 32-я механизированная бригада выступили из Кяхты на Улан-Батор. В этот же день из Соловьевска по Эренцабскому тракту на Баин-Тумен начали движение два кавалерийских полка кавалерийской бригады. Штаб группы усиления, расположенный в Улан-Баторе, был связан телеграфной линией с Москвой. Шифрованные оперативные сводки о движении войск по территории МНР, подписанные Коневым и Прокофьевым, два раза в день передавались в Москву, начальнику Генштаба РККА командарму 1-го ранга Шапошникову.
Днем 29 августа стрелковый полк и разведывательный батальон дивизии подошли к Улан-Батору. Марш прошел нормально, и в сводке № 05 отмечалось: «Отставших и аварийных машин нет». В этот же день на дневку западнее Улан-Батора расположились и части 32 – 1 механизированной бригады. Кавалерийские полки продолжали марш по тракту на Баин-Тумен. График перемещения частей усиления выдерживался. Но при движении по дорогам Монголии не принимались в расчет никакие местные или национальные особенности. И в монгольских степях решали и командовали, как у себя дома. Вот один из примеров. Конев 29 августа сообщал в шифровке по прямому проводу комкору Фриновскому, что части 32-й бригады при движении к месту дислокации достигли местечка Чойрин. «К западу в 3 километрах от Чойрина – Чойрин-хид (монастырь), где имеется колодец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174
Было ли специальное постановление Политбюро о вводе войск? Сейчас нельзя дать точного ответа – протоколы заседаний за этот год еще не рассекречены. Но то, что ввод войск в МНР санкционировался Сталиным, – несомненно. Директива Сталина командующему войсками Забайкальского военного округа была. В этом документе хозяин кремлевского кабинета писал:
«Первое. Пакт о взаимной помощи гарантирует нас от внезапного появления японских войск через МНР в районе Байкала, повторяю, Байкала, от перерыва железнодорожной линии у Верхне-Удинска и от выхода японцев в тыл дальневосточным войскам.
Второе. Вводя войска в МНР, мы преследуем не цели захвата Монголии и не цели вторжения в Маньчжурию или Китай, а лишь цели обороны МНР от японского вторжения, а значит, и цели обороны Забайкалья от японского вторжения через МНР».
Сталин приказал – Ворошилов выполнил. Слишком большая ответственность для Наркома Обороны принять самостоятельное решение и ввести десятки тысяч бойцов и командиров на территорию другой страны без санкции «хозяина». Верил ли Ворошилов в «заговор» в Улан-Баторе? Думается, что нет. Слишком хорошо знал он кухню репрессий в РККА и методы работы советников НКВД в Улан-Баторе, расчищавших Чайболсану путь к диктатуре. А вот новый начальник Генштаба Б. М. Шапошников мог и поверить в информацию о «заговоре», как поверил он в виновность Тухачевского, когда присутствовал на знаменитом процессе.
В середине августа телеграфная линия между Москвой и Иркутском работала с полной нагрузкой. Из генштаба в штаб округа поступали шифрованные директивы о формировании группы войск усиления монгольской армии, переформировании стрелковых дивизий и механизированных бригад, формировании новых кавалерийских и авиационных частей. В округе готовились к крупнейшей после гражданской войны переброске войск. Десятки тысяч бойцов и командиров, сотни танков и орудий, тысячи автомашин должны были скрытно сосредоточиться у советско-монгольской границы для дальнейшего продвижения на территорию МНР. К 20 августа 36-я стрелковая дивизия округа, дислоцировавшаяся в Чите, была переформирована в моторизованную дивизию. Для быстрого перемещения по обширным степным просторам Монголии частям дивизии были переданы пять автомобильных батальонов. Была переформирована по штатам военного времени и приспособлена к действиям в монгольских степях и 32-я механизированная бригада, выделенная из 11-го механизированного корпуса.
Для всех мероприятий, связанных с переформированиями и передвижениями частей округа к границам МНР, был создан режим строжайшей секретности. Даже в совершенно секретном приказе войскам округа об организационных мероприятиях, проведенных по особым указаниям Генштаба РККА, вместо пункта новой дислокации переформированных частей стояла фраза: «Дислокация по особому указанию Генштаба РККА». Делалось все возможное, чтобы скрыть переброску крупной группировки войск на территорию Монголии.
Передвижение частей к монгольской границе началось 20 августа. Первыми начали марш на юг по старинному тракту Улан-Удэ – Кяхта 36-я моторизованная дивизия и 32-я механизированная бригада. Спешили, стремясь к «9 сентября» выйти в намеченные пункты, чтобы прикрыть восточные и юго-восточные границы МНР от возможного «вторжения». Из частей округа была создана группа усиления монгольской армии. Командующим группой был назначен комдив Конев – будущий Маршал Советского Союза, комиссаром группы – корпусный комиссар Прокофьев. Через год в июне 1938 года Конев в одном из своих докладов в Москву так оценивал тревожную обстановку августа 1937 года: «Известно, что опоздание с вводом войск РККА в МНР на 8 – 10 дней могло изменить обстановку не в нашу пользу, так как банда шпионов и японских агентов Гендун, Демид, Даризап готовила переворот в МНР 9 сентября, в этот же день должен был состояться переход границы японскими войсками». Вполне возможно, что комдив, не посвященный в высшую политику Москвы и Улан-Батора, искренне верил в существование заговора.
Подразделения 36-й дивизии ночью ушли из Читы. И чтобы скрыть от японской агентуры, а в крупных городах Забайкалья она конечно имелась, и от жителей Читы уход дивизии, на ее место из Иркутска были переброшены части 93-й стрелковой дивизии. Эта дивизия получила номер 36-й дивизии. В освободившиеся казармы в Иркутске были переброшены части 114-й стрелковой дивизии. Эта дивизия также была переименована в 93-ю дивизию. В штабе Забайкальского военного округа делали все возможное, чтобы скрыть переброску войск в Монголию. Передвижением войск в Забайкалье руководили командующий войсками округа командарм 2-го ранга Великанов и начальник штаба округа комдив Тарасов.
Утром 27 августа на монгольский аэродром Баин-Тумен приземлились 52 советских самолета. На следующий день части Красной Армии пересекли монгольскую границу. 36-я дивизия и 32-я механизированная бригада выступили из Кяхты на Улан-Батор. В этот же день из Соловьевска по Эренцабскому тракту на Баин-Тумен начали движение два кавалерийских полка кавалерийской бригады. Штаб группы усиления, расположенный в Улан-Баторе, был связан телеграфной линией с Москвой. Шифрованные оперативные сводки о движении войск по территории МНР, подписанные Коневым и Прокофьевым, два раза в день передавались в Москву, начальнику Генштаба РККА командарму 1-го ранга Шапошникову.
Днем 29 августа стрелковый полк и разведывательный батальон дивизии подошли к Улан-Батору. Марш прошел нормально, и в сводке № 05 отмечалось: «Отставших и аварийных машин нет». В этот же день на дневку западнее Улан-Батора расположились и части 32 – 1 механизированной бригады. Кавалерийские полки продолжали марш по тракту на Баин-Тумен. График перемещения частей усиления выдерживался. Но при движении по дорогам Монголии не принимались в расчет никакие местные или национальные особенности. И в монгольских степях решали и командовали, как у себя дома. Вот один из примеров. Конев 29 августа сообщал в шифровке по прямому проводу комкору Фриновскому, что части 32-й бригады при движении к месту дислокации достигли местечка Чойрин. «К западу в 3 километрах от Чойрина – Чойрин-хид (монастырь), где имеется колодец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174