«Тщательное изучение причин провалов, приведших к разгрому крупнейших резидентур, показало, что все они являются следствием засоренности предателями, подбора зарубежных кадров из элементов, сомнительных по своему прошлому и связям, несоблюдения правил конспирации, недостаточного руководства зарубежной работой со стороны самого 4-го Управления Штаба РККА, что несомненно способствовало проникновению большого количества дезориентирующих нас материалов».
10 октября 1933-го в Хельсинки были арестованы нелегальный резидент 4-го Управления Мария Шуль-Тылтынь и ее помощники, а также значительная часть советской агентурной сети. Следовало сразу же перестроить работу резидентуры, но Управлением никаких мер предпринято не было. Принявший резидентуру в 1932-м военный атташе Александр Яковлев по-прежнему оставил линии связи в руках лиц, внушавших серьезные подозрения. Более того, игнорируя элементарные требования конспирации, Яковлев и его помощники Николай Сергеев и Яков Торский встречались с Шуль-Тылтынь у нее на квартире. Когда в октябре 1933-го начались аресты второстепенных источников сети, у Яковлева и руководства Управления еще была возможность сохранить наиболее ценную агентуру и вывезти ее в Советский Союз. Однако это сделано не было, и вся резидентура была разгромлена.
Затем и последовал грандиозный провал во Франции. 19 декабря 1933-го в Париже были арестованы резидент 4-го Управления Вениамин Беркович с женой, его помощник Шварц, связистка Лидия Шталь (Чекалова), профессор Луи Мартен, работавший в отделе шифров французского морского министерства, агенты Магдалена Мерме, супруги Сальман. Аресты продолжались более года и затронули также Великобританию, Германию и США. Среди арестованных французами во вторую очередь были полковник Октав Дюмулен, химик Вартослав Рейх, врач Рива Давидович, инженер из военного министерства Обри. Лишь немногим сотрудникам резидентуры удалось скрыться. У арестованных были изъяты документы и радиоаппаратура (коротковолновые приемники и передатчики). Французский провал, явно связанный с финским, можно было предотвратить: еще в 1932 году тогдашний резидент в Париже Кильчицкий обнаружил за собой наблюдение и сообщил об этом руководству, но соответствующие меры предосторожности так и не были приняты.
Так или иначе, внимательно изучавший эту докладную Ягоды Сталин наложил на ее первой странице резолюцию: «В мой личный архив. И. Ст.», а работу военной разведки решено было рассмотреть на Политбюро. Были подготовлены необходимые документы и проект постановления. 26 мая на очередном заседании Политбюро обсуждался пункт: 229/213 «Вопросы 4-го Управления Штаба РККА», по которому было принято развернутое постановление, а протокол № 7 закрыт в «Особую папку», где и пролежал ровно 60 лет.
Все материалы к постановлению Политбюро, хранящиеся в Президентском архиве, остаются недоступными, и установить авторов его проекта пока невозможно. Но очевидно, что готовили этот документ профессиональные разведчики. В постановлении отмечалась опасность создания крупных резидентур в некоторых странах и сосредоточения в одном пункте линий связи нескольких резидентур, что резко увеличивает вероятность провалов. «Переброска расконспирированных в одной стране работников для работы в другую страну» была сочтена «грубейшим нарушением», создающим «предпосылки для провалов одновременно в ряде стран».
После обсуждения всех вопросов военной разведки Политбюро решило вывести Управление из системы Штаба РККА, подчинив его непосредственно наркому. Начальника Управления обязали в кратчайший срок перестроить всю систему агентурной работы, создав небольшие и совершенно самостоятельные в своих связях с Центром резидентуры. Была определена группа стран, против которых сосредотачивалась деятельность агентурной разведки: Польша, Германия, Финляндия, Румыния, Англия, Япония, Маньчжурия, Китай. Изучение вооруженных сил остальных стран было решено вести легальным путем через официальных военных представителей.
Для координации работы военной и политической разведок создавалась постоянная комиссия в составе начальников Разведупра, ИНО и Особого отдела ОГПУ. Комиссия должна была обсуждать и согласовывать общий план разведывательной работы за границей, обеспечивать взаимное информирование и обмен опытом между обеими разведками. Комиссии предписывалось изучить все провалы как по линии Управления, так и по линии ИНО и принять меры против возможных их повторений. На комиссию возлагалась и проверка отправляемых за кордон сотрудников.
Была очевидной и необходимость усиления руководства военной разведки опытным и авторитетным профессионалом. Сталин, видимо, сознавал, что в военном ведомстве такого человека нет. Управление к тому времени было «театром одного актера»: ни Оскар Стигга, руководивший научно-технической разведкой, ни исполнявший «особые поручения при начальнике Управления» Василий Давыдов при всем своем опыте и знаниях не могли соперничать с самим Берзиным. Поскольку у Берзина не было официального первого заместителя, а были только помощники (например, таким числился начальник агентурного отдела Борис Мельников), Политбюро решило ввести такую должность в штат Управления, назначив первым замом его начальника Артура Артузова, который руководил политической разведкой – ИНО ОГПУ.
Контроль за выполнением постановления Политбюро возложили на Ворошилова, выписки из него были направлены обоим руководителям разведки – и Берзину, и Артузову. Основания особо доверять Артузову, возглавлявшему ИНО с августа 1931-го, появились у Сталина к началу 1934 года. Летом 1933-го, с приходом к власти нацистов, их претензии на Данцигский коридор обострили обстановку в центре Европы. В Варшаве понимали, что теперь Польше в одиночку не выстоять и не удержать полученное по Версальскому договору. Нужно было определяться: с Москвой против Берлина или с Берлином против Москвы. Если с Москвой, то можно было сохранить коридор и Силезию, отрезанные от Германии по версальскому договору; если с Берлином – можно рассчитывать в будущем на часть Украины. От точного ответа на вопрос, с кем будет Варшава, зависло многое и во внешней политике Советского Союза, и в строительстве Красной Армии.
Летом 1933-го на совещание в Кремль вызвали представителей Наркоминдела, отдела международной информации ЦК (Карл Радек), военной разведки и ИНО. Все они, кроме Артузова, считали союз с Варшавой делом ближайшего будущего. Заявление начальника ИНО, что возможное сближение с Москвой – лишь тактический ход польской дипломатии, рассчитанный на то, чтобы усыпить бдительность Кремля, прозвучал тогда диссонансом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174
10 октября 1933-го в Хельсинки были арестованы нелегальный резидент 4-го Управления Мария Шуль-Тылтынь и ее помощники, а также значительная часть советской агентурной сети. Следовало сразу же перестроить работу резидентуры, но Управлением никаких мер предпринято не было. Принявший резидентуру в 1932-м военный атташе Александр Яковлев по-прежнему оставил линии связи в руках лиц, внушавших серьезные подозрения. Более того, игнорируя элементарные требования конспирации, Яковлев и его помощники Николай Сергеев и Яков Торский встречались с Шуль-Тылтынь у нее на квартире. Когда в октябре 1933-го начались аресты второстепенных источников сети, у Яковлева и руководства Управления еще была возможность сохранить наиболее ценную агентуру и вывезти ее в Советский Союз. Однако это сделано не было, и вся резидентура была разгромлена.
Затем и последовал грандиозный провал во Франции. 19 декабря 1933-го в Париже были арестованы резидент 4-го Управления Вениамин Беркович с женой, его помощник Шварц, связистка Лидия Шталь (Чекалова), профессор Луи Мартен, работавший в отделе шифров французского морского министерства, агенты Магдалена Мерме, супруги Сальман. Аресты продолжались более года и затронули также Великобританию, Германию и США. Среди арестованных французами во вторую очередь были полковник Октав Дюмулен, химик Вартослав Рейх, врач Рива Давидович, инженер из военного министерства Обри. Лишь немногим сотрудникам резидентуры удалось скрыться. У арестованных были изъяты документы и радиоаппаратура (коротковолновые приемники и передатчики). Французский провал, явно связанный с финским, можно было предотвратить: еще в 1932 году тогдашний резидент в Париже Кильчицкий обнаружил за собой наблюдение и сообщил об этом руководству, но соответствующие меры предосторожности так и не были приняты.
Так или иначе, внимательно изучавший эту докладную Ягоды Сталин наложил на ее первой странице резолюцию: «В мой личный архив. И. Ст.», а работу военной разведки решено было рассмотреть на Политбюро. Были подготовлены необходимые документы и проект постановления. 26 мая на очередном заседании Политбюро обсуждался пункт: 229/213 «Вопросы 4-го Управления Штаба РККА», по которому было принято развернутое постановление, а протокол № 7 закрыт в «Особую папку», где и пролежал ровно 60 лет.
Все материалы к постановлению Политбюро, хранящиеся в Президентском архиве, остаются недоступными, и установить авторов его проекта пока невозможно. Но очевидно, что готовили этот документ профессиональные разведчики. В постановлении отмечалась опасность создания крупных резидентур в некоторых странах и сосредоточения в одном пункте линий связи нескольких резидентур, что резко увеличивает вероятность провалов. «Переброска расконспирированных в одной стране работников для работы в другую страну» была сочтена «грубейшим нарушением», создающим «предпосылки для провалов одновременно в ряде стран».
После обсуждения всех вопросов военной разведки Политбюро решило вывести Управление из системы Штаба РККА, подчинив его непосредственно наркому. Начальника Управления обязали в кратчайший срок перестроить всю систему агентурной работы, создав небольшие и совершенно самостоятельные в своих связях с Центром резидентуры. Была определена группа стран, против которых сосредотачивалась деятельность агентурной разведки: Польша, Германия, Финляндия, Румыния, Англия, Япония, Маньчжурия, Китай. Изучение вооруженных сил остальных стран было решено вести легальным путем через официальных военных представителей.
Для координации работы военной и политической разведок создавалась постоянная комиссия в составе начальников Разведупра, ИНО и Особого отдела ОГПУ. Комиссия должна была обсуждать и согласовывать общий план разведывательной работы за границей, обеспечивать взаимное информирование и обмен опытом между обеими разведками. Комиссии предписывалось изучить все провалы как по линии Управления, так и по линии ИНО и принять меры против возможных их повторений. На комиссию возлагалась и проверка отправляемых за кордон сотрудников.
Была очевидной и необходимость усиления руководства военной разведки опытным и авторитетным профессионалом. Сталин, видимо, сознавал, что в военном ведомстве такого человека нет. Управление к тому времени было «театром одного актера»: ни Оскар Стигга, руководивший научно-технической разведкой, ни исполнявший «особые поручения при начальнике Управления» Василий Давыдов при всем своем опыте и знаниях не могли соперничать с самим Берзиным. Поскольку у Берзина не было официального первого заместителя, а были только помощники (например, таким числился начальник агентурного отдела Борис Мельников), Политбюро решило ввести такую должность в штат Управления, назначив первым замом его начальника Артура Артузова, который руководил политической разведкой – ИНО ОГПУ.
Контроль за выполнением постановления Политбюро возложили на Ворошилова, выписки из него были направлены обоим руководителям разведки – и Берзину, и Артузову. Основания особо доверять Артузову, возглавлявшему ИНО с августа 1931-го, появились у Сталина к началу 1934 года. Летом 1933-го, с приходом к власти нацистов, их претензии на Данцигский коридор обострили обстановку в центре Европы. В Варшаве понимали, что теперь Польше в одиночку не выстоять и не удержать полученное по Версальскому договору. Нужно было определяться: с Москвой против Берлина или с Берлином против Москвы. Если с Москвой, то можно было сохранить коридор и Силезию, отрезанные от Германии по версальскому договору; если с Берлином – можно рассчитывать в будущем на часть Украины. От точного ответа на вопрос, с кем будет Варшава, зависло многое и во внешней политике Советского Союза, и в строительстве Красной Армии.
Летом 1933-го на совещание в Кремль вызвали представителей Наркоминдела, отдела международной информации ЦК (Карл Радек), военной разведки и ИНО. Все они, кроме Артузова, считали союз с Варшавой делом ближайшего будущего. Заявление начальника ИНО, что возможное сближение с Москвой – лишь тактический ход польской дипломатии, рассчитанный на то, чтобы усыпить бдительность Кремля, прозвучал тогда диссонансом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174