За несколько лет многое изменилось в Разведупре. Новая организационная структура, новые отделы, которых не было в 1920-е годы, новые люди. Агентурный отдел, где он работал в середине 1920-х, был разделен на два: западный и восточный. Заместителем начальника восточного отдела и назначили Боровича. Руководство, очевидно, решило, что он достаточно долго (более восьми лет) работал в Европе, мог примелькаться и попасть под наблюдение контрразведок европейских стран. Поэтому решили сменить место действия разведчика, выбрав для него азиатские страны, в которых он был никому неизвестен. В ноябре 1935 года были введены персональные воинские звания. Боровичу было присвоено воинское звание дивизионного комиссара, что соответствует теперешнему званию генерал-майора. Генерал военной разведки вернулся к своей основной профессии.
При назначении Боровича в Китай учитывалось и то, что он лично знал Зорге и еще в начале 1933 года, работая в Бюро международной информации, встречался с ним и обсуждал различные внешнеполитические проблемы во время подготовки разведчика к поездке в Токио. Наверняка встречались они и во время пребывания Зорге в Советском Союзе в 1935 году. Для поездки в Китай он взял свой старый псевдоним «Алекс». Но чтобы успешно работать в Шанхае и Пекине, нужна была солидная «крыша». И в Разведупре решили воспользоваться журналистским прикрытием. При этом опыт журналистской деятельности Зорге в Китае, а затем в Японии использовался в полной мере. Очевидно, учитывался и двухлетний опыт работы Боровича в Бюро, который позволил ему достаточно свободно ориентироваться в международных делах и не выглядеть дилетантом среди журналистской братии в Китае. Обратились в ТАСС, и руководство этой организации пошло навстречу военным разведчикам. Для своей разведывательной работы в Китае он получил фамилию «Лидов». И 14 марта 1936 года было подписано постановление, согласно которому «Лидов Лев Александрович был назначен помощником заведующего отделением ТАСС в Шанхае с марта 1936 года».
30 апреля 1936 года «Лидов» прибыл в Шанхай. И началась тяжелая кропотливая работа военного разведчика. Нужно было освоиться в новой стране, новом городе, изучить обстановку. Да и работа, связанная с его журналистским прикрытием, отнимала много времени. Оперативная связь с Зорге была основной задачей Боровича в Китае. Но кроме этой связи были, конечно, и другие разведывательные задания. Шанхай и в 1920-х, и в 1930-х годах был крупным центром советской военной разведки в Китае, и сотрудников Разведупра в этом городе было много. Возглавлял ли дивизионный комиссар шанхайскую резидентуру? Документальных подтверждений пока нет, и здесь можно высказать только предположения. У него было много встреч и в Шанхае, и в Пекине, и в других городах Китая. К встречам нужно было готовиться: тщательно продумывать маршрут, иметь удобные места для контактов с людьми. И, может быть, самое главное, оставаться незамеченным, не выделяться среди сотен тысяч иностранцев, наводнивших этот китайский город. А это Борович, имевший огромный опыт нелегальной работы, умел делать мастерски.
Одна из сотрудниц Разведупра Раиса Мамаева, работавшая в это время в Китае и хорошо знавшая Боровича по предыдущей работе, писала в своих воспоминаниях: «Потом я узнала Алекса – агентурщика. Вернее, руководящего работника по закордонной работе. Он приехал в тот город, где работала и я. Теперь я увидела его в штатском. Он казался еще моложе – этакий немудрящий заграничный клерк, каких тысячи. В меру приметен, в меру прилично одет, в меру любознателен, в меру воспитан. Все в меру. И надо было быть не просто разведчиком, а иметь громадный опыт за плечами и ту бешеную интуицию, без которой нет разведчика, чтобы понимать, что именно так надо уметь раствориться среди нужного круга, как умел это делать Алекс…»
В августе 1936 года радист группы «Рамзай» Макс Клаузен принял радиограмму из Центра: «Изыщите возможность немедленного личного контакта с Алексом. Желаем успеха». Никакой дополнительной информации Центр не сообщил, учитывая то, что оба разведчика отлично знали друг друга. Встреча состоялась, как это и было оговорено при обмене радиограммами с Центром, в Пекине, в парке у храма Неба. Через несколько лет Зорге в своих тюремных записках писал: «На этой встрече мы обсуждали с ним различные проблемы, связанные с нашей работой, в том числе организационные и политические». Во время встречи Зорге передал Боровичу микропленки документов о переговорах Германии и Японии по заключению Антикоминтерновского пакта, которые были сразу же переправлены в Москву. Эта ценнейшая информация подтверждала и дополняла материалы об этих переговорах, полученные Вальтером Кривицким в Европе. Возможно, были и другие встречи с Зорге и членами группы «Рамзай». Но документальных подтверждений таких встреч пока нет. В открытой печати, кроме встречи в храме Неба, о которой писал Зорге, никакой информации нет.
Весной 1937 года следователи НКВД начали раскручивать дело мифической организации «Польская организация войсковая», якобы существовавшей на территории Советского Союза. Арестовывали поляков, служивших в РККА, выбивали показания о принадлежности к этой организации и к работе на польскую разведку, требовали назвать соучастников. И арестованные, не выдерживая пыток, называли тех, с кем работали, с кем вместе воевали на фронтах Гражданской. Фамилия Боровича как члена «ПОВ» появилась в показаниях арестованных сотрудников разведки, и участь дивизионного комиссара была предрешена.
5 мая приказом наркома обороны № 00106 он был уволен в запас, а в июне корреспондент ТАСС в Шанхае «Лидов» получил срочный вызов. 20 июня он выехал из Шанхая и 7 июля прибыл в Москву. 11 июля его вызвали для доклада. Домой он уже не вернулся – арестовали прямо в помещении Разведупра.
Дальше все шло по накатанной колее. После соответствующей обработки «признания» в работе на польскую разведку. Но для дивизионного комиссара принадлежность только к одной разведке выглядела несолидно. И от него потребовали дать «показания» о связях с немецкой разведкой. Его работы в Берлине секретарем делегации Исполкома Коминтерна в 1923 году и участие вместе с Карлом Радеком в 1922 году в переговорах с начальником штаба Рейхсвера было достаточно для следователя, чтобы обвинить его в работе и на немецкую разведку. Для большей убедительности Боровича заставили написать в этих «показаниях», что он был представлен немецкому разведчику полковнику Нидермайеру, который якобы завербовал его. Собственноручные «показания» с личной подписью были царицей доказательств того времени, и их было достаточно для суда.
25 августа состоялось закрытое судебное заседание Военной Коллегии Верховного Суда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174