Таковы были итоги неудачной операции.
В Москве расследованием очередного провала советской разведки (провалились и военная, и политическая разведки) занялась Комиссия партийного Контроля при ЦК ВКП(б). Дипломаты жаловались на разведчиков, разведчики и их руководители оправдывались. Надо было разобраться, кто прав, кто виноват. Посол в Китае Дмитрий Богомолов отправил 30 августа 1935 года личное письмо заместителю наркома Борису Стомонякову. В письме он обращал внимание на отсутствие необходимой конспирации в работе сотрудников разведки, работавших в Китае под легальной «крышей». Посол имел в виду «юристов» (сотрудников Разведупра) и «профессоров» (сотрудников ИНО). У «юристов» дело обстояло плохо, у «профессоров» – не лучше. «Я сомневаюсь, чтобы работа этих товарищей была неизвестна почти всем нашим сотрудникам и большинству обслуживающего персонала», – писал он в письме. В этом письме он также давал свои рекомендации: «Но самое главное в том, что они расшифрованы, и если японцам понадобится, они в любой момент смогут воздать громкое дело, так как подстроить что-нибудь проваленным работникам вовсе не трудно. На основании этого я считаю необходимым перестроить всю работу „профессоров“ (сотрудников ИИО), законспирировать и снять проваленных работников (почти всех), а в первую очередь нужно снять т. Вартэ. Едва ли есть у нас хоть один сотрудник, который не знал бы о его работе».
Через месяц, 27 сентября, Богомолов сообщил Стомонякову о том, что он написал письмо наркому Литвинову, в котором предложил ограничить количество «профессоров» и «юристов» (сотрудников Разведупра) до одного в каждом посольстве и потребовать от них выполнять как следует легальную работу, а также запретить вербовать работников на месте из числа сотрудников полпредств и советских хозяйственных учреждений. По его мнению: «Если мы проведем эти мероприятия, то в значительной степени устраним возможность больших политических скандалов. Что касается наших работников в Китае, то нельзя забывать, что японцы были бы весьма заинтересованы в том, чтобы устроить большой скандал для нас именно здесь, в Китае». Он также предлагал, чтобы Полпреда ставили в известность «при командировании каждого товарища, имеющего параллельную работу». 15 ноября по поручению Стомонякова оба письма Богомолова были переданы члену КПК Матвею Шкирятову.
26 ноября бывший начальник ИНО, первый заместитель начальника Разведупра Артузов отправил секретарю ЦК ВКП(б) Ежову справку о виновности работников Разведупра и ИНО, обвиняемых Богомоловым в связи с провалом выкупа резидента Разведупра из Ханькоусской тюрьмы. Артузов оправдывал поведение Гартмана, а также необходимость поездки в Ханькоу Муромцева и Косова. В справке он также указывал, что Богомолов был в курсе всех мероприятий по освобождению, а поездка в Ханькоу проводилась с разрешения Полпреда. Оправдывал он и действия разведчиков ИНО: «Считаю, что товарищи чекисты, взявшиеся организовывать выкуп из тюрьмы своего товарища по разведке, резидента Разведупра, – поступили хорошо, так, как должны поступать большевики-подпольщики в отношении попавшего в беду товарища». При этом он скромно умалчивал о полной расконспирации (то есть непрофессионализме) работников ИНО в Шанхае. Отмечал он и ошибочность пересылки денег легальным путем при помощи аппарата Центросоюза, так как «совпадение провала выкупа с прилетом в Ханькоу работников Центросоюза было поставлено в связь и раструблено в газетах». Артузов писал: «Приговор суда – организатор выкупа присужден лишь к двум годам тюрьмы, и китайцы ни в чем не смогли скомпрометировать Советские учреждения в Китае, если не считать голословной газетной шумихи, которая обычно подымается по всякому текущему поводу. На этот раз пресса не могла привести ни одного факта, уличающего наши заграничные органы в нелегальщине, и ограничилась лишь раздуванием факта „случайного совпадения провала дела выкупа в Ханькоу с приездом советских служащих туда же“. В общем, жалобы Богомолова безосновательны, так как он все знал и не возражал, оскандалившиеся разведчики проявили добрые намерения, и не стоит раздувать досадный эпизод, обошедшийся без серьезных последствий.
Кончилась вся эта история тем, что КПК 11 декабря объявила строгий выговор Куцину и указала Нейману и Гартману на недопустимость нарушения правил конспирации в своей работе за границей. Под постановлением поставили подписи члены комиссии Куйбышев, Акулов, Ярославский. Разведчики и на этот раз переиграли дипломатов, отделавшись легким испугом. Но даже и эта легкая мера наказания не достигла цели. Член КПК Шкирятов разъяснил новому начальнику ИНО Абраму Слуцкому, «что делать отметку наложения взыскания на т. Куцина в его личной карточке не нужно». Гора родила мышь.
А какова судьба главного героя этой истории? После неудачной попытки освобождения он продолжал сидеть в тюрьме. В июле 1937-го началась японо-китайская война, скромно именуемая в Японии «инцидентом», продолжавшаяся до августа 1945-го. Отношения между двумя странами сразу же улучшились, появилась возможность вытащить из тюрьмы резидента, обменяв его на сына Чан Кайши, арестованного в Советском Союзе. 11 октября 1937 года был произведен обмен, и Бронин отправился в Алма-Ату по трассе «Зет», по которой перегонялась военная техника из Советского Союза в Китай. Тюремная эпопея закончилась для бригадного комиссара благополучно. Несмотря на разгул репрессий, он не только не был арестован, но его даже не выгнали из армии. Он работал в центральном аппарате Разведупра, а в 1940–1941 годах был старшим преподавателем по агентурной разведке Высшей спецшколы Генштаба. Во время войны был преподавателем Военной академии в Ташкенте и Москве. Беда пришла к нему в 1949-м, когда он был арестован и 14 октября 1950 года осужден Особым совещанием при МГБ на 10 лет лагерей. Просидел он в Омской области до 1955 года и в апреле был освобожден и реабилитирован. Потом работал в ИМЭМО Академии Наук научным сотрудником. Такая вот биография у шанхайского резидента.
Операция «Рамзай» 1936–1937 годы
К 1936 году организационный период в деятельности группы закончился. Члены группы стояли на своих местах. Каждый из них имел свои задачи и достаточно четко очерченный комплекс проблем, исследованием которых он занимался. Для Зорге это было германское посольство, в первую очередь консультации Дирксена и особенно Отта. Слово консультация здесь употребляется без кавычек потому, что та информация, которой советский разведчик снабжал посла и военного атташе, была абсолютно достоверной и правдивой. Никаких элементов дезинформации в ней не было и не могло быть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174
В Москве расследованием очередного провала советской разведки (провалились и военная, и политическая разведки) занялась Комиссия партийного Контроля при ЦК ВКП(б). Дипломаты жаловались на разведчиков, разведчики и их руководители оправдывались. Надо было разобраться, кто прав, кто виноват. Посол в Китае Дмитрий Богомолов отправил 30 августа 1935 года личное письмо заместителю наркома Борису Стомонякову. В письме он обращал внимание на отсутствие необходимой конспирации в работе сотрудников разведки, работавших в Китае под легальной «крышей». Посол имел в виду «юристов» (сотрудников Разведупра) и «профессоров» (сотрудников ИНО). У «юристов» дело обстояло плохо, у «профессоров» – не лучше. «Я сомневаюсь, чтобы работа этих товарищей была неизвестна почти всем нашим сотрудникам и большинству обслуживающего персонала», – писал он в письме. В этом письме он также давал свои рекомендации: «Но самое главное в том, что они расшифрованы, и если японцам понадобится, они в любой момент смогут воздать громкое дело, так как подстроить что-нибудь проваленным работникам вовсе не трудно. На основании этого я считаю необходимым перестроить всю работу „профессоров“ (сотрудников ИИО), законспирировать и снять проваленных работников (почти всех), а в первую очередь нужно снять т. Вартэ. Едва ли есть у нас хоть один сотрудник, который не знал бы о его работе».
Через месяц, 27 сентября, Богомолов сообщил Стомонякову о том, что он написал письмо наркому Литвинову, в котором предложил ограничить количество «профессоров» и «юристов» (сотрудников Разведупра) до одного в каждом посольстве и потребовать от них выполнять как следует легальную работу, а также запретить вербовать работников на месте из числа сотрудников полпредств и советских хозяйственных учреждений. По его мнению: «Если мы проведем эти мероприятия, то в значительной степени устраним возможность больших политических скандалов. Что касается наших работников в Китае, то нельзя забывать, что японцы были бы весьма заинтересованы в том, чтобы устроить большой скандал для нас именно здесь, в Китае». Он также предлагал, чтобы Полпреда ставили в известность «при командировании каждого товарища, имеющего параллельную работу». 15 ноября по поручению Стомонякова оба письма Богомолова были переданы члену КПК Матвею Шкирятову.
26 ноября бывший начальник ИНО, первый заместитель начальника Разведупра Артузов отправил секретарю ЦК ВКП(б) Ежову справку о виновности работников Разведупра и ИНО, обвиняемых Богомоловым в связи с провалом выкупа резидента Разведупра из Ханькоусской тюрьмы. Артузов оправдывал поведение Гартмана, а также необходимость поездки в Ханькоу Муромцева и Косова. В справке он также указывал, что Богомолов был в курсе всех мероприятий по освобождению, а поездка в Ханькоу проводилась с разрешения Полпреда. Оправдывал он и действия разведчиков ИНО: «Считаю, что товарищи чекисты, взявшиеся организовывать выкуп из тюрьмы своего товарища по разведке, резидента Разведупра, – поступили хорошо, так, как должны поступать большевики-подпольщики в отношении попавшего в беду товарища». При этом он скромно умалчивал о полной расконспирации (то есть непрофессионализме) работников ИНО в Шанхае. Отмечал он и ошибочность пересылки денег легальным путем при помощи аппарата Центросоюза, так как «совпадение провала выкупа с прилетом в Ханькоу работников Центросоюза было поставлено в связь и раструблено в газетах». Артузов писал: «Приговор суда – организатор выкупа присужден лишь к двум годам тюрьмы, и китайцы ни в чем не смогли скомпрометировать Советские учреждения в Китае, если не считать голословной газетной шумихи, которая обычно подымается по всякому текущему поводу. На этот раз пресса не могла привести ни одного факта, уличающего наши заграничные органы в нелегальщине, и ограничилась лишь раздуванием факта „случайного совпадения провала дела выкупа в Ханькоу с приездом советских служащих туда же“. В общем, жалобы Богомолова безосновательны, так как он все знал и не возражал, оскандалившиеся разведчики проявили добрые намерения, и не стоит раздувать досадный эпизод, обошедшийся без серьезных последствий.
Кончилась вся эта история тем, что КПК 11 декабря объявила строгий выговор Куцину и указала Нейману и Гартману на недопустимость нарушения правил конспирации в своей работе за границей. Под постановлением поставили подписи члены комиссии Куйбышев, Акулов, Ярославский. Разведчики и на этот раз переиграли дипломатов, отделавшись легким испугом. Но даже и эта легкая мера наказания не достигла цели. Член КПК Шкирятов разъяснил новому начальнику ИНО Абраму Слуцкому, «что делать отметку наложения взыскания на т. Куцина в его личной карточке не нужно». Гора родила мышь.
А какова судьба главного героя этой истории? После неудачной попытки освобождения он продолжал сидеть в тюрьме. В июле 1937-го началась японо-китайская война, скромно именуемая в Японии «инцидентом», продолжавшаяся до августа 1945-го. Отношения между двумя странами сразу же улучшились, появилась возможность вытащить из тюрьмы резидента, обменяв его на сына Чан Кайши, арестованного в Советском Союзе. 11 октября 1937 года был произведен обмен, и Бронин отправился в Алма-Ату по трассе «Зет», по которой перегонялась военная техника из Советского Союза в Китай. Тюремная эпопея закончилась для бригадного комиссара благополучно. Несмотря на разгул репрессий, он не только не был арестован, но его даже не выгнали из армии. Он работал в центральном аппарате Разведупра, а в 1940–1941 годах был старшим преподавателем по агентурной разведке Высшей спецшколы Генштаба. Во время войны был преподавателем Военной академии в Ташкенте и Москве. Беда пришла к нему в 1949-м, когда он был арестован и 14 октября 1950 года осужден Особым совещанием при МГБ на 10 лет лагерей. Просидел он в Омской области до 1955 года и в апреле был освобожден и реабилитирован. Потом работал в ИМЭМО Академии Наук научным сотрудником. Такая вот биография у шанхайского резидента.
Операция «Рамзай» 1936–1937 годы
К 1936 году организационный период в деятельности группы закончился. Члены группы стояли на своих местах. Каждый из них имел свои задачи и достаточно четко очерченный комплекс проблем, исследованием которых он занимался. Для Зорге это было германское посольство, в первую очередь консультации Дирксена и особенно Отта. Слово консультация здесь употребляется без кавычек потому, что та информация, которой советский разведчик снабжал посла и военного атташе, была абсолютно достоверной и правдивой. Никаких элементов дезинформации в ней не было и не могло быть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174