Первым среди своих недругов Савва назвал председателя акционерного общества закрытого типа «Банко» Семенова. «Банко» – типичная пирамида, каковых в России в девяностые годы было возведено больше, чем в Египте эпохи Древнего царства. Одной из них Савва занимался вплотную. В эту деятельность его вовлек один не в меру активный вкладчик АОЗТ «Банко», полковник в отставке. Пораскинув мозгами, полковник сообразил, что их «Банко» с обещанными семьюстами пятьюдесятью процентами годовых – самый настоящий капкан. Свято веря во всемогущество тележурналистов, полковник через знакомых и родственников вышел на Савву и предложил вывести жуликов на чистую воду. Савва долго бегал от полковника, однако в конце концов взялся за дело и умудрился добиться ареста банковского счета злосчастной фирмы. Председатель «Банко» был вынужден бежать от гнева вкладчиков за границу, причем почти нищим: сто тысяч долларов, по меркам строителей грандиозных финансовых пирамид, – не деньги. Теперь, спустя годы, когда гнев обманутых вкладчиков несколько поутих, а правоохранительные органы занялись другими, не менее опасными преступлениями, прожившийся мошенник мог вернуться для того, чтобы отомстить ретивому журналисту.
Кандидатом в отравители номер два был всемирно известный авантюрист. Человек, который запросто звонил по телефону министру обороны СССР, еще когда СССР был жив, хоть и не совсем здоров. Человек, который, используя кремлевские связи как козыри при игре в дурака, играл в гольф и пил кофе с американскими высокопоставленными лицами и министрами западноевропейских стран. Человек, который убедил могущественных московских чиновников в том, что он нужен и полезен, а позже, уже раздобыв разнообразный компромат, – в том, что он опасен и, следовательно, необходим. Человек, который дарил женщинам самолеты, груженные розами. Человек, который сидел за попытку вывезти из России бесценные рукописи, а потом вышел на свободу. В общем, пухлощекий Чичиков с замашками и повадками Казановы. Савва несколько раз снимал интервью и с ним, и с его адвокатами, и с представителями обвинения. Савва был убежден в виновности российского авантюриста новейшей формации, и его объективные репортажи должны были убедить общественность в том же. То есть основания для обиды у знаменитого политического жулика были. Савва считал, что если не сам Чичиков-Казанова, то его сообщники вполне могли при помощи мышьяка или цианида доказать всем журналистам, что определенная позиция и конкретная точка зрения в этом вопросе опасны для жизни.
Среди подозреваемых числился и директор недавно разорившегося банка «Звезда». Именно Савва в свое время принес на хвосте известие о том, что банк переживает временные трудности и намерен приостановить операции по вкладам. Информация улетела в эфир, клиенты бросились закрывать счета, и «Звезда» превратилась в черную дыру. Банкир, соответственно, имел все основания для недовольства. Он потом долго кричал на всех углах, что при помощи слухов можно погубить самый устойчивый банк. Недобросовестная конкуренция хуже воровства – это второй тезис, который отстаивал обанкротившийся банкир. Почему бы ему не перейти от слов к делу, точнее, к яду?
Лизавета внимательно слушала грустный реестр коллеги. Потом спросила:
– По-моему, ты помянул не всех…
– Конечно, еще вот бывший председатель комитета по городскому хозяйству, он теперь в Москве обретается. Я же когда-то сделал сюжет о том, как он целый отель украл!
– Аж целый отель? – ахнула Лизавета. – Нет, я о другом. Почему ты не поминаешь братьев соблазненных тобою и потом брошенных девиц? Саввушка, у них тоже есть все основания угостить тебя ядовитой пепси-колой!
Савва надулся, как рыба-шар перед атакой. То ли обиделся на то, что Лизавета назвала его Саввушкой, – он и так-то собственное имя недолюбливал, а тут «Саввушка». То ли ему не понравилось предположение насчет обесчещенных девиц.
– Тебе все шуточки… Пока самой не коснется… – пробурчал он и осекся. Да, его отравили, но ведь Лизавете разгромили квартиру и кабинет в редакции, так что вовсе непричастным, сторонним наблюдателем ее не назовешь.
– Ладно, ребята, не ссорьтесь. Это уж точно бессмысленно, – миролюбиво сказал Саша. – У нас явно мало информации. Надо думать.
– Думать не вредно, а уж у меня времени думать – море!
– Я говорю – думать, кому мы могли встать поперек дороги, а не жалеть себя бесценного, невинно пострадавшего, чуть не убиенного. Ребята, которых ты в свой поминальник записал, люди, безусловно, достойные, серьезные, при случае и пулю, и горсть мышьяку не пожалеют. Другой вопрос – мотив. Месть? Тухлятина это все! На черта ты им сдался? Зачем под статью идти за просто так? Вот если бы ты проведал номера их счетов на Каймановых островах, тогда они бы накинули отравленный платок на твой роток. – Из Саши иногда совершенно непроизвольно сыпались пословицы и поговорки. Временами получалось даже удачно.
– Что доктора говорят? Тебе долго еще здесь лечиться?
Савва неохотно посмотрел на Лизавету:
– Дня три.
– Тогда договоримся так. Три дня лечись и думай. Мы тоже поразмышляем. В конце недели возьмемся.
С тем и разошлись. Савва отправился в палату к другим отравленным, а Саша решил проводить Лизавету до дома – глянуть, что там у нее натворили неведомые хулиганы, а заодно звякнуть знакомому в их отделение. Пусть лучше он, а не какой-то там Гена Васильев и его упитанный приятель Сергей занимаются Лизаветиным делом.
Они вышли из метро «Маяковская». Лизавета ворчала, правда, тихонечко. Она без всяких колебаний пользовалась журналистскими связями для производственных нужд, но при этом считала недопустимым использовать свой авторитет и знакомства в личных целях. Саша придерживался прямо противоположной точки зрения. Он полагал, что у журналиста чисто личных проблем не бывает.
– Сама посуди, если бы тебе позвонил какой-нибудь человек и рассказал, что неизвестные преследуют его и на работе, и дома, обыскивают квартиру и офис, разве ты не обратилась бы за помощью к знакомым ментам? – говорил он.
– С чего ты взял про обыск?
– Если все переворошили и ничего не взяли – это называется обыск. И в редакции был обыск, и у тебя. Так что не думай, моя милая, что все это… – Лизавета и сама мысленно называла оба инцидента «обысками». А вот о чем она не должна думать, Лизавета так и не узнала. Саша неожиданно остановился и оглянулся. Потом сделал два шага, достал сигареты и начал прикуривать, поглядывая в зеркальное окно какого-то офиса.
Лизавета тоже остановилась и терпеливо наблюдала, как коллега щелкает зажигалкой и все не может высечь огонь – хваленая «Зиппо» то потухнет, то погаснет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96