Виталис не поскупился на самые фантастические обещания: упоминалось о «всемирно известном артисте» – это был Капи, и о «выдающемся молодом певце» – то есть обо мне.
Услыхав звук барабана, Капи радостно залаял, а Душка, несмотря на то, что чувствовал себя в этот момент очень плохо, даже приподнялся. Несомненно, оба они поняли, что готовилось представление. Душка захотел встать, и мне пришлось силой удерживать его. Я понял, что нам будет очень трудно заставить его отказаться от намерения участвовать в представлении и что придется уйти от него потихоньку.
К несчастью, Виталис об этом не знал и, вернувшись в гостиницу, первым делом велел мне приготовить арфу и все необходимое для представления. Услыхав хорошо знакомые ему слова, Душка стал умолять нас взять его с собой. Если бы он мог говорить, то и тогда вряд ли выразил бы лучше свое желание, чем делал это мимикой, движениями и гримасами Настоящие слезы катились из его глаз, и он покрывал руки Виталиса поцелуями. Было трогательно видеть, с каким рвением это маленькое, еле дышавшее существо старалось убедить нас. Но согласиться на его просьбу значило обречь его на немедленную смерть.
Настал час, когда нам нужно было уходить. Я развел огонь в камине, положил туда большие поленья, которые могли бы подольше гореть, и закутал в одеяло бедного, горько плакавшего Душку.
Когда мы шли по занесенной снегом дороге, хозяин объяснил, чего он от меня ждал.
Не могло быть и речи о наших обычных пьесах, и потому все надежды возлагались на меня и Капи. Во что бы то ни стало нужно было собрать сорок франков!
Сорок франков! Разве это возможно?
Виталис все приготовил заранее, оставалось только зажечь свечи. Но эту роскошь мы могли позволить себе уже после того, как зал наполнится зрителями, иначе наше освещение может окончиться раньше представления.
Приготовив Капи, я встал за колонной и наблюдал за тем, как собирался народ. Вскоре барабанная дробь приблизилась, и я услышал на улице смутный гул. Около двадцати мальчишек следовало за барабанщиком, отбивая такт ногами. Продолжая бить в барабан, барабанщик остановился между двумя зажженными у входа фонарями, а зрители начали занимать места в ожидании начала представления.
К сожалению, зрители собирались очень медленно, хотя барабанщик продолжал весело барабанить у входа. Правда, малыши со всей деревни явились сюда, но разве эти мальчики могли обеспечить нам выручку в сорок франков! Нас интересовали солидные люди, с толстым кошельком и щедрой рукой!
Наконец Виталис решил, что пора начинать. Зал был далеко еще не полон, но из-за свечей мы не могли дольше ждать.
Мне пришлось выступать первым. Я спел две песенки, аккомпанируя себе на арфе. Сказать по правде, аплодисменты, доставшиеся на мою долю, были довольно слабыми. Я никогда не обладал большим самомнением, но на этот раз холодный прием публики сильно огорчил меня. Я пел сейчас не ради успеха, а ради бедного больного Душки. Ах, как мне хотелось тронуть, зажечь эту публику, заставить ее безумствовать! Но я видел, что зрители очень мало интересовались мной и что они вовсе не были согласны с тем, что я «выдающийся певец». Капи был счастливее меня: ему аплодировали много и долго. Представление продолжалось и благодаря Капи окончилось под крики «браво». Ему не только аплодировали, но даже топали ногами.
Наступил решительный момент. Пока я под аккомпанемент Виталиса танцевал испанский танец, Капи с чашечкой в зубах обходил публику. Наберет ли он сорок франков? Мое сердце сжималось от беспокойства, в то время как я с самым приятным видом улыбался публике. Я еле дышал от усталости, но продолжал танцевать, потому что должен был дождаться возвращения Капи. А Капи совсем не спешил и, когда ему не подавали, стучал лапкой по карману того, кто не желал платить. Наконец он вернулся, и я хотел уже остановиться, но Виталис велел мне продолжать. Продолжая танцевать, я приблизился к Капи и увидел, что чашечка далеко не полна.
Виталис тоже, посмотрев на выручку, встал и обратился к публике:
– Я считаю, что мы выполнили обещанную программу. Но так как свечи еще не догорели, я могу, если публика пожелает, пропеть несколько арий.
Хотя Виталис учил меня петь, я никогда не слышал, как он поет по-настоящему. Вернее, он никогда не пел так, как пел в этот вечер. В то время я еще не понимал, что такое истинное искусство. Но помню, какое огромное впечатление произвело на меня его пение. Я забился в один из уголков сцены и плакал. Сквозь слезы я видел молодую даму, сидевшую в первом ряду, которая аплодировала изо всех сил. Я уже раньше заметил ее. С нею был мальчик, много аплодировавший Капи, – очевидно, ее сын, так как он очень походил на нее. После первого романса Капи снова начал сбор, и я с изумлением увидел, что дама ничего не положила в чашечку. Когда Виталис спел последнюю арию, она подозвала меня к себе:
– Я бы хотела поговорить с твоим хозяином. Меня немного удивило, что молодая дама хочет о чем-то говорить с Виталисом. Лучше бы она положила немного денег в чашечку. Но все же я передал ее просьбу Виталису. В это время Капи вернулся: второй сбор был еще меньше первого.
– Что нужно от меня этой даме? – спросил Виталис.
– Она хочет с вами поговорить.
– Мне не о чем с ней разговаривать.
– Она ничего не дала Капи – быть может, она теперь что-нибудь даст.
– Тогда Капи следует пойти к ней, а не мне. Но он все же пошел, взяв с собой Капи. Я последовал за ними.
Виталис холодно поклонился даме.
– Простите меня, что я вас побеспокоила, но я музыкантша, и этим объясняется, почему на меня так подействовал ваш большой талант.
Как! У Виталиса, уличного певца и дрессировщика животных, – большой талант? Я остолбенел от изумления.
– Какой может быть талант у такого старика, как я!
– Не думайте, что я говорю с вами из простого любопытства, – продолжала дама.
– А я готов удовлетворить ваше любопытство. Вас, конечно, удивило, что дрессировщик умеет петь.
– Я в восторге от вашего пения.
– Однако это очень просто объяснить. Я не всегда был тем, что я сейчас… В дни моей юности я был… да, я был слугой одного известного певца. Подражая ему как попугай, я затвердил несколько арий, которые мой хозяин при мне разучивал. Вот и все.
Дама ничего не ответила, но пристально посмотрела на Виталиса, который стоял перед ней со смущенным видом.
– До свидания, сударь, – сказала она, сделав ударение на слове «сударь», до свидания, и позвольте мне еще раз поблагодарить вас за то удовольствие, которое я получила.
Наклонившись к Капи, она положила в чашечку золотую монету.
Я думал, что Виталис проводит даму до выхода, но он этого не сделал, а когда она отошла, он вполголоса пробормотал несколько итальянских ругательств.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Услыхав звук барабана, Капи радостно залаял, а Душка, несмотря на то, что чувствовал себя в этот момент очень плохо, даже приподнялся. Несомненно, оба они поняли, что готовилось представление. Душка захотел встать, и мне пришлось силой удерживать его. Я понял, что нам будет очень трудно заставить его отказаться от намерения участвовать в представлении и что придется уйти от него потихоньку.
К несчастью, Виталис об этом не знал и, вернувшись в гостиницу, первым делом велел мне приготовить арфу и все необходимое для представления. Услыхав хорошо знакомые ему слова, Душка стал умолять нас взять его с собой. Если бы он мог говорить, то и тогда вряд ли выразил бы лучше свое желание, чем делал это мимикой, движениями и гримасами Настоящие слезы катились из его глаз, и он покрывал руки Виталиса поцелуями. Было трогательно видеть, с каким рвением это маленькое, еле дышавшее существо старалось убедить нас. Но согласиться на его просьбу значило обречь его на немедленную смерть.
Настал час, когда нам нужно было уходить. Я развел огонь в камине, положил туда большие поленья, которые могли бы подольше гореть, и закутал в одеяло бедного, горько плакавшего Душку.
Когда мы шли по занесенной снегом дороге, хозяин объяснил, чего он от меня ждал.
Не могло быть и речи о наших обычных пьесах, и потому все надежды возлагались на меня и Капи. Во что бы то ни стало нужно было собрать сорок франков!
Сорок франков! Разве это возможно?
Виталис все приготовил заранее, оставалось только зажечь свечи. Но эту роскошь мы могли позволить себе уже после того, как зал наполнится зрителями, иначе наше освещение может окончиться раньше представления.
Приготовив Капи, я встал за колонной и наблюдал за тем, как собирался народ. Вскоре барабанная дробь приблизилась, и я услышал на улице смутный гул. Около двадцати мальчишек следовало за барабанщиком, отбивая такт ногами. Продолжая бить в барабан, барабанщик остановился между двумя зажженными у входа фонарями, а зрители начали занимать места в ожидании начала представления.
К сожалению, зрители собирались очень медленно, хотя барабанщик продолжал весело барабанить у входа. Правда, малыши со всей деревни явились сюда, но разве эти мальчики могли обеспечить нам выручку в сорок франков! Нас интересовали солидные люди, с толстым кошельком и щедрой рукой!
Наконец Виталис решил, что пора начинать. Зал был далеко еще не полон, но из-за свечей мы не могли дольше ждать.
Мне пришлось выступать первым. Я спел две песенки, аккомпанируя себе на арфе. Сказать по правде, аплодисменты, доставшиеся на мою долю, были довольно слабыми. Я никогда не обладал большим самомнением, но на этот раз холодный прием публики сильно огорчил меня. Я пел сейчас не ради успеха, а ради бедного больного Душки. Ах, как мне хотелось тронуть, зажечь эту публику, заставить ее безумствовать! Но я видел, что зрители очень мало интересовались мной и что они вовсе не были согласны с тем, что я «выдающийся певец». Капи был счастливее меня: ему аплодировали много и долго. Представление продолжалось и благодаря Капи окончилось под крики «браво». Ему не только аплодировали, но даже топали ногами.
Наступил решительный момент. Пока я под аккомпанемент Виталиса танцевал испанский танец, Капи с чашечкой в зубах обходил публику. Наберет ли он сорок франков? Мое сердце сжималось от беспокойства, в то время как я с самым приятным видом улыбался публике. Я еле дышал от усталости, но продолжал танцевать, потому что должен был дождаться возвращения Капи. А Капи совсем не спешил и, когда ему не подавали, стучал лапкой по карману того, кто не желал платить. Наконец он вернулся, и я хотел уже остановиться, но Виталис велел мне продолжать. Продолжая танцевать, я приблизился к Капи и увидел, что чашечка далеко не полна.
Виталис тоже, посмотрев на выручку, встал и обратился к публике:
– Я считаю, что мы выполнили обещанную программу. Но так как свечи еще не догорели, я могу, если публика пожелает, пропеть несколько арий.
Хотя Виталис учил меня петь, я никогда не слышал, как он поет по-настоящему. Вернее, он никогда не пел так, как пел в этот вечер. В то время я еще не понимал, что такое истинное искусство. Но помню, какое огромное впечатление произвело на меня его пение. Я забился в один из уголков сцены и плакал. Сквозь слезы я видел молодую даму, сидевшую в первом ряду, которая аплодировала изо всех сил. Я уже раньше заметил ее. С нею был мальчик, много аплодировавший Капи, – очевидно, ее сын, так как он очень походил на нее. После первого романса Капи снова начал сбор, и я с изумлением увидел, что дама ничего не положила в чашечку. Когда Виталис спел последнюю арию, она подозвала меня к себе:
– Я бы хотела поговорить с твоим хозяином. Меня немного удивило, что молодая дама хочет о чем-то говорить с Виталисом. Лучше бы она положила немного денег в чашечку. Но все же я передал ее просьбу Виталису. В это время Капи вернулся: второй сбор был еще меньше первого.
– Что нужно от меня этой даме? – спросил Виталис.
– Она хочет с вами поговорить.
– Мне не о чем с ней разговаривать.
– Она ничего не дала Капи – быть может, она теперь что-нибудь даст.
– Тогда Капи следует пойти к ней, а не мне. Но он все же пошел, взяв с собой Капи. Я последовал за ними.
Виталис холодно поклонился даме.
– Простите меня, что я вас побеспокоила, но я музыкантша, и этим объясняется, почему на меня так подействовал ваш большой талант.
Как! У Виталиса, уличного певца и дрессировщика животных, – большой талант? Я остолбенел от изумления.
– Какой может быть талант у такого старика, как я!
– Не думайте, что я говорю с вами из простого любопытства, – продолжала дама.
– А я готов удовлетворить ваше любопытство. Вас, конечно, удивило, что дрессировщик умеет петь.
– Я в восторге от вашего пения.
– Однако это очень просто объяснить. Я не всегда был тем, что я сейчас… В дни моей юности я был… да, я был слугой одного известного певца. Подражая ему как попугай, я затвердил несколько арий, которые мой хозяин при мне разучивал. Вот и все.
Дама ничего не ответила, но пристально посмотрела на Виталиса, который стоял перед ней со смущенным видом.
– До свидания, сударь, – сказала она, сделав ударение на слове «сударь», до свидания, и позвольте мне еще раз поблагодарить вас за то удовольствие, которое я получила.
Наклонившись к Капи, она положила в чашечку золотую монету.
Я думал, что Виталис проводит даму до выхода, но он этого не сделал, а когда она отошла, он вполголоса пробормотал несколько итальянских ругательств.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83