Бур — очень тяжелая штука; мальчишке приходится упирать его в грудь и изо всех сил нажимать на рукоятки, чтобы вибрирующая головка бура постепенно врезалась в породу. Когда выдолблено достаточно большое углубление, в него закладывается динамитный заряд, шахтеры прячутся за изгиб в тоннеле, и заряд взрывается. Осыпавшиеся осколки руды нагружают лопатами на маленькую платформу-вагонетку. Потом вагонетку откатывают, но приходится то и дело останавливаться, чтобы очистить узкую колею от осыпавшейся на нее земли. Потом подгоняется другая вагонетка и тоже нагружается.
Ред работает по десять часов в день шесть дней в неделю. В зимнее время по воскресеньям он иногда видит небо.
Весенними вечерами он сидит со своей девушкой в маленьком городском парке в конце главной улицы. Это почти конец города.
Пропадая в сумеречной дымке, о г города на запад тянется ряд голых коричневых холмов. В долине давно уже темно, а Ред и его девушка все еще видят последние лучи заходящего за верхушки холмов солнца.
— Чудесный вид, — шепчет девушка.
— Черт с ним, с видом. Я скоро уеду отсюда, — говорит Ред.
Ему уже около восемнадцати лет.
— Я все время думаю: а что там, по ту сторону холмов? — тихо говорит девушка.
Он вытирает свои пыльные ботинки о редкую хилую травку парка.
— У меня все время как будто зуд какой-то... Я в отца пошел.
Ему все время лезли в голову всякие идеи. У него была целая куча книг, а мать взяла да и продала их. Все вы такие, женщины.
— Как же ты уедешь, Ред? И как же мать останется без тебя, без твоего заработка? — недоумевает девушка.
— Настанет время, плюну на все и уеду. Я никому здесь ничего не должен, и ничто не удержит меня. — Вглядывается в темноту.
На его лице признаки нетерпения, гнева и других чувств, навеянных картиной заходящего за холмы солнца. — Ты хорошая девушка, Агнесса. — Мысль о том, что Агнессу придется оставить, вызывает жалость к самому себе и несколько омрачает настроение. — Но я не собираюсь жить, как отец. Не хочу все время торчать в шахте и в шахте же умереть.
— То, что ты задумал, это большое дело, Ред.
— Конечно. — Он вдыхает весенний сладковатый ночной воздух, чувствует запах земли. — Знаешь что я тебе скажу, я не верю в бога.
— Не может быть, Ред!
Ред вспомнил прикрытое одеялом тело отца. Взрыв превратил его почти в лепешку.
— Да-да. Просто не верю, и все.
— Я иногда тоже не верю, — призналась Агнесса.
— С тобой можно говорить, ты понимаешь.
— Плохо только, что ты собираешься уехать.
— Ничего не поделаешь.
Он знает, что тело у Агнессы молодое, упругое, знает, как пахнет ее грудь, похожая на припудренное тальком тело младенца, но он знает и то, что все женщины в этом шахтерском городке в в конце концов высыхают, как бумажная веревка. Взять хотя бы этого Джо Маккея, который сделал Алисе ребенка, а потом оставил ее. «Хотя она сестра мне, я все же не осуждаю его. Ты должна понять это, Агнесса».
— Ты бессердечный, Ред.
— Да, ты права. — Восемнадцатилетнему такие слова кажутся похвалой.
Если шахта закрывается, ты, конечно, остаешься без работы.
На какую-нибудь неделю это неплохо: можно поохотиться на зайцев, сыграть пару раз в футбол, но вскоре все это приедается.
Большую часть времени приходится проводить дома, а дом — это сплошные спальни, за исключением разве кухни. Маленькие братья Реда вечно шумят, а Алиса, которая нянчит своего внебрачного ребенка, вечно мрачная и угрюмая. Когда Ред работал, было легче, а теперь почти все время приходилось толкаться дома, в семье.
— Я уезжаю отсюда, — не выдерживает Ред.
— Что? О боже! Нет, нет, не может быть! — удивляется мать.
(Она такая же, как отец, — низкорослая полная женщина, так и не сумевшая избавиться от шведского акцента.)
— Я больше не вынесу этого. Не хочу погибнуть ни за что ни про что. Эрик уже достаточно вырос, чтобы работать на шахте, если она когда-нибудь откроется.
— Ты не уедешь, — говорит мать.
— Я сам знаю, что мне делать! — кричит Ред. — Что человек может получить здесь? К чему он стремится, помимо того чтобы набить желудок?
— Скоро Эрик начнет работать. Ты женишься. Найдешь себе шведку.
Ред стучит кружкой по столу.
— К черту все это! Мне уже надоели разговоры о женитьбе. — (Агнесса... Идея о женитьбе не столь уж неприятна, но он решительно отбрасывает ее.) — Я уеду отсюда. Я не собираюсь прожить большую часть своей жизни с буром в руках и в ожидании, когда на меня обвалится штольня.
В кухню входит сестра Реда.
— Ты сопливый мальчишка, тебе ведь только восемнадцать лет.
Куда ты уедешь?
— Это не твое дело! — кричит Ред.
— Как это не мое, оно касается нас всех! Все вы, мужчины, одинаковы — оставляете нас в трудном положении, а сами удираете.
Вы не имеете права так поступать! — кричит сестра.
— В чем дело? — удивляется Ред. — Поесть тебе всегда здесь найдется.
— А может быть, мне тоже хочется уехать. Может быть, мне не нравится прозябать здесь всю свою жизнь без всякой надежды выйти замуж.
— Это твое дело. Я здесь ни при чем, и ты меня не удержишь.
— Ты тоже такой же, как тот, который удрал от меня. Человек, который заварит кашу и удирает, чтобы не расхлебывать ее, — это самый ничтожный человек.
Ред дрожит от гнева.
— Если бы я был на месте Джо Маккея, я тоже удрал бы от тебя. Он правильно сделал, что удрал.
Вот он и поругался с сестрой.
— Как ты смеешь говорить такое своей сестре?
— А зачем ему было оставаться? Он получил от тебя, что хотел, и точка.
Сестра с размаху бьет Реда по щеке. В его глазах появляются слезы обиды и гнева. Смахнув их, он смотрит на нее свирепым взглядом.
— Лучше уезжай, — вмешивается мать. — Плохо, когда в семье начинаются драки. Уезжай.
— А как же с работой в шахте? — Ред чувствует, что его решимость ослабла.
— Эрик... — отвечает со вздохом мать. — Когда-нибудь, Ред, ты поймешь, как плохо поступил сегодня. Господь с тобой.
— Человеку нужно уехать. Он здесь как в затхлой норе.
Эти слова не приносят Реду облегчения.
В 1931 году любые поездки и странствия приводили в джунгли бродяжничества.
Но пути туда были разные.
Товарные поезда из Монтаны, через Небраску в Айову.
Поденные работы на фермах.
Сбор урожая и работа на зернохранилищах.
Перевозка навоза.
Ночевка в парках и арест за бродяжничество.
Когда Реда выпускают из окружного исправительного дома, он идет обратно в город, тратит заработанный доллар на хороший обед и пачку сигарет, а вечером устремляется на отходящий из города товарный поезд. Луна серебрит мелькающие с обеих сторон дороги кукурузные поля. Ред устраивается поудобнее на платформе открытого товарного вагона и смотрит в небо. Приблизительно через час на платформу забирается еще один бродяга. У него есть фляжка виски. Они распивают ее и выкуривают сигареты Реда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218
Ред работает по десять часов в день шесть дней в неделю. В зимнее время по воскресеньям он иногда видит небо.
Весенними вечерами он сидит со своей девушкой в маленьком городском парке в конце главной улицы. Это почти конец города.
Пропадая в сумеречной дымке, о г города на запад тянется ряд голых коричневых холмов. В долине давно уже темно, а Ред и его девушка все еще видят последние лучи заходящего за верхушки холмов солнца.
— Чудесный вид, — шепчет девушка.
— Черт с ним, с видом. Я скоро уеду отсюда, — говорит Ред.
Ему уже около восемнадцати лет.
— Я все время думаю: а что там, по ту сторону холмов? — тихо говорит девушка.
Он вытирает свои пыльные ботинки о редкую хилую травку парка.
— У меня все время как будто зуд какой-то... Я в отца пошел.
Ему все время лезли в голову всякие идеи. У него была целая куча книг, а мать взяла да и продала их. Все вы такие, женщины.
— Как же ты уедешь, Ред? И как же мать останется без тебя, без твоего заработка? — недоумевает девушка.
— Настанет время, плюну на все и уеду. Я никому здесь ничего не должен, и ничто не удержит меня. — Вглядывается в темноту.
На его лице признаки нетерпения, гнева и других чувств, навеянных картиной заходящего за холмы солнца. — Ты хорошая девушка, Агнесса. — Мысль о том, что Агнессу придется оставить, вызывает жалость к самому себе и несколько омрачает настроение. — Но я не собираюсь жить, как отец. Не хочу все время торчать в шахте и в шахте же умереть.
— То, что ты задумал, это большое дело, Ред.
— Конечно. — Он вдыхает весенний сладковатый ночной воздух, чувствует запах земли. — Знаешь что я тебе скажу, я не верю в бога.
— Не может быть, Ред!
Ред вспомнил прикрытое одеялом тело отца. Взрыв превратил его почти в лепешку.
— Да-да. Просто не верю, и все.
— Я иногда тоже не верю, — призналась Агнесса.
— С тобой можно говорить, ты понимаешь.
— Плохо только, что ты собираешься уехать.
— Ничего не поделаешь.
Он знает, что тело у Агнессы молодое, упругое, знает, как пахнет ее грудь, похожая на припудренное тальком тело младенца, но он знает и то, что все женщины в этом шахтерском городке в в конце концов высыхают, как бумажная веревка. Взять хотя бы этого Джо Маккея, который сделал Алисе ребенка, а потом оставил ее. «Хотя она сестра мне, я все же не осуждаю его. Ты должна понять это, Агнесса».
— Ты бессердечный, Ред.
— Да, ты права. — Восемнадцатилетнему такие слова кажутся похвалой.
Если шахта закрывается, ты, конечно, остаешься без работы.
На какую-нибудь неделю это неплохо: можно поохотиться на зайцев, сыграть пару раз в футбол, но вскоре все это приедается.
Большую часть времени приходится проводить дома, а дом — это сплошные спальни, за исключением разве кухни. Маленькие братья Реда вечно шумят, а Алиса, которая нянчит своего внебрачного ребенка, вечно мрачная и угрюмая. Когда Ред работал, было легче, а теперь почти все время приходилось толкаться дома, в семье.
— Я уезжаю отсюда, — не выдерживает Ред.
— Что? О боже! Нет, нет, не может быть! — удивляется мать.
(Она такая же, как отец, — низкорослая полная женщина, так и не сумевшая избавиться от шведского акцента.)
— Я больше не вынесу этого. Не хочу погибнуть ни за что ни про что. Эрик уже достаточно вырос, чтобы работать на шахте, если она когда-нибудь откроется.
— Ты не уедешь, — говорит мать.
— Я сам знаю, что мне делать! — кричит Ред. — Что человек может получить здесь? К чему он стремится, помимо того чтобы набить желудок?
— Скоро Эрик начнет работать. Ты женишься. Найдешь себе шведку.
Ред стучит кружкой по столу.
— К черту все это! Мне уже надоели разговоры о женитьбе. — (Агнесса... Идея о женитьбе не столь уж неприятна, но он решительно отбрасывает ее.) — Я уеду отсюда. Я не собираюсь прожить большую часть своей жизни с буром в руках и в ожидании, когда на меня обвалится штольня.
В кухню входит сестра Реда.
— Ты сопливый мальчишка, тебе ведь только восемнадцать лет.
Куда ты уедешь?
— Это не твое дело! — кричит Ред.
— Как это не мое, оно касается нас всех! Все вы, мужчины, одинаковы — оставляете нас в трудном положении, а сами удираете.
Вы не имеете права так поступать! — кричит сестра.
— В чем дело? — удивляется Ред. — Поесть тебе всегда здесь найдется.
— А может быть, мне тоже хочется уехать. Может быть, мне не нравится прозябать здесь всю свою жизнь без всякой надежды выйти замуж.
— Это твое дело. Я здесь ни при чем, и ты меня не удержишь.
— Ты тоже такой же, как тот, который удрал от меня. Человек, который заварит кашу и удирает, чтобы не расхлебывать ее, — это самый ничтожный человек.
Ред дрожит от гнева.
— Если бы я был на месте Джо Маккея, я тоже удрал бы от тебя. Он правильно сделал, что удрал.
Вот он и поругался с сестрой.
— Как ты смеешь говорить такое своей сестре?
— А зачем ему было оставаться? Он получил от тебя, что хотел, и точка.
Сестра с размаху бьет Реда по щеке. В его глазах появляются слезы обиды и гнева. Смахнув их, он смотрит на нее свирепым взглядом.
— Лучше уезжай, — вмешивается мать. — Плохо, когда в семье начинаются драки. Уезжай.
— А как же с работой в шахте? — Ред чувствует, что его решимость ослабла.
— Эрик... — отвечает со вздохом мать. — Когда-нибудь, Ред, ты поймешь, как плохо поступил сегодня. Господь с тобой.
— Человеку нужно уехать. Он здесь как в затхлой норе.
Эти слова не приносят Реду облегчения.
В 1931 году любые поездки и странствия приводили в джунгли бродяжничества.
Но пути туда были разные.
Товарные поезда из Монтаны, через Небраску в Айову.
Поденные работы на фермах.
Сбор урожая и работа на зернохранилищах.
Перевозка навоза.
Ночевка в парках и арест за бродяжничество.
Когда Реда выпускают из окружного исправительного дома, он идет обратно в город, тратит заработанный доллар на хороший обед и пачку сигарет, а вечером устремляется на отходящий из города товарный поезд. Луна серебрит мелькающие с обеих сторон дороги кукурузные поля. Ред устраивается поудобнее на платформе открытого товарного вагона и смотрит в небо. Приблизительно через час на платформу забирается еще один бродяга. У него есть фляжка виски. Они распивают ее и выкуривают сигареты Реда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218