- Не ищешь ли ты путь к вечной жизни, Сэпли?
Мгновение Красильщик выдерживал его взгляд, затем уткнулся своей
заросшей спутанной рыжей шевелюрой головой в предплечья рук, вцепился
пальцами в лодыжки и стал раскачиваться взад-вперед. Похоже, он принимал
эту позу всякий раз, когда был напуган или не хотел отвечать на вопрос.
Аррен отвернулся от него, чувствуя отчаяние и отвращение. Как они смогут
находиться с ним в одной восемнадцатифутовой лодке долгие дни и недели?
Это все равно, что делить свое тело с чьей-то больной душой...
Сокол встал за его спиной на носу и, опустившись на колено, устремил
свой взор в желтоватые сумерки вечера.
- Человек по природе своей добр, - сказал он.
Аррен промолчал, затем холодно спросил:
- Что за место такое Обехол? Я никогда не слышал этого названия.
- Для меня это лишь точка на карте и только... Взгляни-ка: спутники
Гобардона!
Теперь огромная звезда цвета топаза сияла еще выше в южной части
небосклона, а под ней, ясно выделяясь на фоне серого моря, горели еще две
звезды, - одна, белая, справа, а другая, голубоватая, - слева, образуя
треугольник.
- У них есть Имена?
- Мастер Имен их не знает. Возможно, люди с Обехола и Веллоги дали им
названия. Не знаю. Сейчас мы вошли в странные воды, Аррен, лежащие под
"Знаком Конца".
Мальчик не ответил и с внезапной ненавистью взглянул на безымянные
звезды, сверкавшие над бескрайней гладью моря.
День за днем плыли они на запад, наслаждаясь теплом южной весны и
ясным небом. Тем не менее, Аррену казалось, что солнечный свет стал
каким-то тусклым, словно его пропустили сквозь мутное стекло. Вода в море
была очень теплой, и купание не слишком освежало. Солоноватая пища не
лезла в горло. Нигде не было ни тени, ни радующих глаз красок. Лишь ночью,
когда на небе зажигались звезды, горевшие здесь ярче, чем где-либо,
становилось немного легче. Он лежал и смотрел на них до тех пор, пока не
засыпал. В его снах всегда присутствовали вересковая пустошь, яма, долина,
окруженная отвесными скалами, длинный спуск куда-то под нависающим небом.
Постоянный пропитанный ужасом полумрак и безнадежные попытки спастись.
Аррен никогда не рассказывал об этом Соколу. Он вообще не обсуждал с
ним ничего важнее мелких бытовых проблем, что возникали в ходе плавания. А
Сокол, из которого и без того слова приходилось вытягивать клещами, теперь
и вовсе почти не открывал рта.
Только сейчас Аррен понял, каким дураком он был, когда доверил свою
душу и тело этому неутомимому скрытному человеку, который поддержал его
порыв, а теперь не предпринимал никаких усилий для того, чтобы помочь
юноше найти свое место в жизни или даже просто остаться в живых. Все дело
в том, думал Аррен, что маг сейчас пребывает в мрачном расположении духа,
ибо он не в силах признать своего фиаско - утраты магией положения
главенствующей силы.
Как теперь стало ясно всем посвященным, искусство магии, которому
Сокол и все поколения колдунов обязаны своей славой и властью, не являло
собой большой тайны. В нем не было ничего, кроме умелого использования
свойств ветра и погоды, хорошего знания целебных свойств трав и искусного
показа таких фокусов, как туман, испускание света и изменение внешнего
облика, которые могут впечатлять невежд, но на деле являются лишь ловкими
трюками. Реальность изменить нельзя. В магии нет ничего, что дало бы
одному человеку подлинную власть над другим человеком. Все заклинания
магов не могут и на час отсрочить момента их собственной смерти.
Даже в менее трудных делах на магию трудно было положиться. Сокол
крайне редко демонстрировал свое искусство. Они, по мере возможности,
плыли, влекомые обычным ветром, ловили рыбу, чтобы утолить голод, и
запасали воду, как и все моряки. После четырех дней непрерывной борьбы со
все усиливающимся встречным ветром, Аррен попросил его наполнить парус
хотя бы слабеньким попутным ветром, и когда тот покачал головой,
поинтересовался:
- Почему же нет?
- Я не стал бы просить больного бегать наперегонки, - ответил Сокол,
- или увеличивать чью-либо и без того непосильную ношу.
Было непонятно, говорит ли он сам с собой или со всем остальным
миром. Маг всегда отвечал неохотно и крайне расплывчато на любые серьезные
расспросы юноши. В этом, подумал Аррен, и заключается суть искусства
магии: изречь нечто, не имеющее никакого смысла, намекая на глубокий смысл
сказанного, а также сидеть сложа руки, напустив на себя вид средоточия
мудрости.
Аррен пытался не обращать внимания на Сэпли, но это оказалось
невозможным. В конце концов, сумасшедший даже стал для него кем-то вроде
союзника. Сэпли был не так безумен, или, точнее, безумие его не было столь
примитивно, как могло показаться из-за его спутанной шевелюры и бессвязной
речи. Возможно, единственным ярким проявлением психоза являлась его
патологическая боязнь воды. Плавание на лодке для него явилось проявлением
отчаянной храбрости, и он так и не смог окончательно побороть страх. Сэпли
проводил большую часть времени с опущенной вниз головой потому, что не в
силах был вынести вида плещущейся вокруг воды, от которой его отделял лишь
хрупкий корпус лодки. Встать на ноги ему мешало мгновенно обрушивающееся
на него головокружение, поэтому он и прилип к мачте. Когда Аррен впервые
решил искупаться и спрыгнул с кормы, Сэпли вскрикнул от ужаса, а когда
мальчик вскарабкался обратно в лодку, бедняга позеленел от изумления.
- Я решил, что ты утопился, - сказал он, и Аррен не смог удержаться
от смеха.
Днем, когда Сокол погрузился в медитацию, ничего не видя и не слыша
вокруг, Сэпли осторожно перебрался через сидения поближе к Аррену.
- Ты не стремишься умереть, не так ли? - спросил он вполголоса.
- Конечно, нет.
- А вот он стремится, - сказал Сэпли, едва заметно указав подбородком
на Сокола.
- С чего ты так решил?
Аррен избрал повелительный тон, который и впрямь являлся для него
естественным, а Сэпли принял его как должное, хотя он был лет на
десять-пятнадцать старше паренька. Красильщик отвечал с раболепной
готовностью, хотя и в своей обычной отрывистой манере.
- Он хочет найти тайное место. Но я не понимаю, зачем. Он не хочет...
Он не верит... в обещание.
- Что за обещание?
Сэпли взглянул на него, тлеющие угли былого мужества вспыхнули у него
в глазах, но Аррен обладал более сильной волей, и Красильщик едва слышно
прошептал:
- Ты знаешь. Жизни. Вечной жизни.
Тело Аррена пронзила дрожь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57