– Чё-то я не просёк, Папань, – пробасил пузан. – Он чё, такими силами с Грачем воевать собрался?
Дока задумчиво ерошил жиденькую свою шевелюру.
– Значит, кто у нас там? Сивый – пятнадцать быков, Трехпалый – восемнадцать, Жора – двадцать три, правильно?
Пузан в камуфляже кивнул:
– Очко в очко.
– Жмых и Баксин – сорок семь, так? – продолжил свой реестр Дока. – Веня – ровно дюжина…
– Веня пока не прибыл, – уточнил пузан. – В пути еще.
Дока воззрился на него в недоумении:
– Какого хера?
Пузан раскатисто хохотнул:
– Стволы на базе позабыли. Возвращаться пришлось.
Игнат усмехнулся:
– Во народ! Хотя, насколько я знаю Француза, стволы там уже не понадобятся.
Пузан в камуфляже из уважения промолчал. Но во взгляде его читалось недоверие.
В “жигуленке” Вася вежливо со всеми поздоровался. Даша обернулась и вежливо ему ответила. Глянув на нее, Вася обомлел. С этого момента он, точно под гипнозом, смотрел лишь на ее покачивающийся “конский хвост”. Графиню его реакция позабавила, но она деликатно спрятала улыбку. Глеб заметил все это в зеркальце, но ему было не до забав: дело, можно сказать, близилось к развязке.
Дача Дмитрия Грачева, как водится, скрывалась за высоченным забором и гектары занимала неоглядные. При виде этих хором и территорий сразу же становилось ясно, что хозяин их – большая шишка, а покровители его – шишки выше некуда. Неподалеку от ворот и вдоль забора пестрело множество припаркованных иномарок. А когда ворота бесшумно открылись, пропуская “жигуленок” с “фольксвагеном”, выяснилось, что и внутри, на заасфальтированной стоянке, машин хоть отбавляй.
Особняк был четырехэтажный. Земельные угодья Грача захватывали изрядный кусок леса, перед которым расстилался газон площадью примерно в два с половиной футбольных поля. И сейчас, во второй половине марта, трава только начинала еще зеленеть. А на краю газона, у лесной опушки, возвышалось странное сооружение в форме усеченного конуса. По окружности этого конуса, снизу доверху в порядке уменьшения, располагались пять рядов скамеек, на которые можно было взобраться по специально приспособленным лесенкам. Перехватив напряженный взгляд Глеба, Даша тихо спросила:
– Что это?
– Каркас Пирамиды Змея, – ответил Глеб. – На первой скамье вдоль окружности встанут тридцать два человека: второе кольцо Змея. На второй скамье повыше встанут шестнадцать – первое кольцо. Затем, соответственно, восемь – “хребет Змея”, четыре “клыка” и два “глаза Змея”. А на верхней площадке встанет Сам. Вернее, Сама в нашем случае.
– Он ведь предлагал один на один, – подавленно произнесла Даша.
Глеб усмехнулся:
– Это он так, для поддержания разговора.
Сидя в “жигуленке”, они ожидали приближающегося к ним Родригеса. Графиня и Вася молча озирались по сторонам. Стас, Илья и Такэру, дублируя действия Глеба, также не выходили из “фольксвагена”. Десятка два мордоворотов Грача слонялись поблизости, следуя, очевидно, указаниям в контакт не вступать: они лишь отворили ворота и впустили дорогих гостей.
Родригес в красном пиджаке и в белой сорочке с бабочкой лучезарно улыбался. Его седеющие волосы серебрились на солнце. Подойдя к “жигуленку”, он сделал приглашающий жест: вылезайте, мол, чего сидеть?
– Зовут к столу, – сказал Глеб и вышел из машины.
За ним вышли Даша, Вася и графиня. Такэру, Илья и Стас также покинули “фольксваген”. Все они молча сгрудились за спиной Глеба.
– Не представите ли меня дамам? – проговорил Родригес, с восхищением глядя на Дашу.
– Нет смысла, – ответил Глеб. – Знакомство будет мимолетным.
– Как знать, как знать, – многозначительно усмехнулся испанец, раздевая Дашу глазами. Он галантно поклонился графине. – Дон Хуан Родригес. Рад вашему визиту, Наталья Дмитриевна.
– Вы меня знаете? – удивилась графиня.
– Кто же не знает графиню Салтыкову? Позвольте принести вам глубочайшие извинения за хамскую агрессивность, которую позволили себе мои люди в отношении вас. Я был в отъезде и… Надеюсь, я как-то сумею загладить их вину.
Графиня растаяла. В свои сто четырнадцать лет она представить себе не могла, что такой джентльмен способен на нехорошие поступки.
– Я тоже на это надеюсь, сеньор Родригес, – ответила она с достоинством.
Родригес вновь поклонился и перевел взгляд на Дашу.
– Так вот вы какая, Дарья Николаевна! – Он поцеловал ей руку, слегка задержав ее в своей ладони. – А я, знаете ли, тот самый Родригес. Для кого-то я, может, и Змей, но для вас – просто Хуан.
Изумрудные Дашины глаза гневно вспыхнули. Голос ее, однако, прозвучал с чарующим кокетством:
– А ты все такой же лакомка, Неудержимый, не меняешься. Мангустов продал – может, и Змею продашь? Договоримся?
Лицо Родригеса вытянулось и побледнело. Все вокруг напряженно застыли, даже Вася, толком и не понимающий, что здесь происходит. Сияло солнце, синело небо, и в гробовой тишине стоном прозвучал возглас Ильи:
– Дуська, рано!
Даша вздохнула:
– Импровизация, Гольдберг! Тошно смотреть, как он тут хвост распускает! – С виноватым видом она взяла Глеба за руку. – Прости, милый: что сделано, то сделано! – С этими словами она сунула два пальца в рот и оглушительно свистнула.
Кое-кто из охранников Грача зажал себе уши. Глеб улыбнулся:
– Все забываю спросить: кто тебя этому научил?
– Вовка Родин из 6-го “Б”, – ответила Даша. – Правда здорово?
Стас и Такэру синхронно показали ей большие пальцы.
– Ништяк! – сверкнул золотыми зубами Вася. Лишь Илья буркнул:
– Ну да, Вовка Родин научит!
– Между прочим, я тоже умею, – заявила вдруг графиня. – Только не упражнялась давно.
– А ну! – подначил ее Глеб.
Наталья Дмитриевна смущенно свистнула в четыре пальца. Не так чисто и не так пронзительно, как Даша, но… Один из мордоворотов Грача даже зааплодировал.
А дон Хуан Родригес все не мог прийти в себя от разоблачения. Меж тем лицо его из бледного сделалось багровым, а выражение радушия перешло в маску хищной злобы.
– Оказывается, Дарья Николаевна, – проговорил он мрачно, – вам известно больше, чем я предполагал. Ну что ж… тем хуже для вас.
Глеб щелкнул пальцами перед его носом.
– Начнем, Неудержимый.
Родригес зловеще осклабился.
– Пожалуй.
Тем временем на широкое крыльцо особняка из внутренних помещений стал стекаться народ, привлеченный свистом милых дам. И одет народ сей был весьма своеобразно: на женщинах и на мужчинах были одинаковые серые балахоны с капюшонами, откинутыми на спину. Среди лиц, составляющих эту серую толпу, мелькали и знакомые: директор школы Иван Гаврилович и сенатор Колмен с повязкой на глазу, Сато Абэ, Марья Шлыкова и Элен Вилье, бросающая на Глеба испепеляющие взгляды. Среди враждебных этих лиц Даша разглядела мастеров бального танца – супругов Манько и лобастую физиономию художника Федора Ляха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128