– А как там дальше?” И, затаив дыхание, она стала наблюдать, как на дисплее промелькнули все шестьдесят страниц свежепереведенного текста. И под всем этим располагалась скромная приписка: “Не трудись проверять: точно как в аптеке”.
Несмотря на темень и снегопад, возле дома, где проживал Малхасянц, толпился народ. У Глеба возникло нехорошее предчувствие. Он подошел и пробился сквозь круговую стенку людей. В центре круга лежало распластанное окровавленное тело, рядом с которым и снег был в кровавых пятнах. Пожилая женщина в пуховом платке солидно и уважительно кого-то информировала:
– С десятого сиганул. Непьющий, из сорок второй…
Предчувствие Глеба не обмануло: бывший капитан МУРа никому и никогда уже не расскажет “Третье – самое главное”. Подслушав их телефонный разговор, ему чертовски оперативно организовали “самоубийство”. Милиция, судя по раскладу, версию эту проглотит с аппетитом.
Раздался вой сирены бесполезной “скорой помощи”. Вот-вот должны были примчаться и служители правопорядка. Не дожидаясь развязки, Глеб сел в свой “жигуленок” и доехал до ближайшего таксофона. Было четверть десятого вечера.
Глеб набрал добытый у завуча номер и, услыхав грудной женский голос, попросил к телефону Бориса Викторовича – отца Лёни Рюмина и полковника ФСБ по совместительству. Борис Викторович, на удачу, оказался дома и, когда Глеб назвался, выразил нечто вроде приятного удивления. Глеб, однако, без труда определил, что полковник ФСБ по кличке Оксфорд, как и в прошлый раз, был пьян. Но выбирать не приходилось.
– Борис Викторович, – сказал Глеб, – не могли бы мы с вами встретиться?
– Кто запретит? – хохотнул полковник. – На когда вам выписать пропуск?
– Не на Лубянке, – уточнил Глеб. – Как учитель вашего сына я предпочел бы навестить вас дома. Завтра, например.
Хоть полковник и был пьян, реакция его не подвела. Очевидно, сказывалась выучка.
– С превеликим удовольствием, Глеб Михайлович! – отозвался он радостно. – Только не завтра: завтра дел невпроворот. Давайте созвонимся заранее, назначим встречу, жена пирогов напечет…
– Не надо пирогов, полковник, – перебил Глеб. – Ваш телефон не прослушивается.
Борис Викторович будто малость протрезвел.
– Не пойму, о чем вы? – осторожно осведомился он.
– Не прослушивается, можете поверить, – продолжал напирать Глеб. – И кабинет на Лубянке не прослушивался, вы сказали правду. Если б соврали, я б не стал вам звонить.
Полковник чуть помолчал, и в голосе его появились металлические нотки.
– О чем конкретно вы хотите со мной говорить?
– Ни о чем таком, что противоречило бы вашим прямым обязанностям.
– Отрадно слышать. И все же не могли бы вы хоть как-то обозначить тему?
– Борис Викторович, я не собираюсь вести с вами беседу, стоя в автомате. Давайте уж посидим, посплетничаем… о том, к примеру, какие бывают непутевые начальники. Среди них порой и генералы попадаются. Такие, знаете ли, шалуны… Боюсь, как бы у их подчиненных к весне геморрой не обострился.
И вновь полковник оказался на высоте.
– Нет-нет, никаких сплетен, – проговорил он сурово, – это нам не к лицу. Давайте просто посидим за чаем с пирогами. Завтра в шесть вас устроит?
– Вполне, – усмехнулся Глеб. – Адрес я знаю.
Полковник Рюмин, дав отбой, озадаченно воззрился на телефонную трубку. Его домашний кабинет был меньше кабинета на Лубянке, однако на книжных полках здесь поместилось немало томов по истории права. Напряженно размышляя, Борис Викторович прошелся по комнате. Одет он был в тщательно отутюженные брюки и строгий мохеровый свитер, в горловине которого белел воротничок сорочки. Оксфорд оставался Оксфордом даже в домашних тапочках.
В дверь заглянула миловидная полная женщина с высокой прической.
– Борик, он уходит, – пожаловалась она. – На ночь глядя, в такую метель.
Полковник, прямой как трость, не вполне твердой походкой явился из кабинета.
– Леонид, – молвил он строго, – мама волнуется.
Ученик 9-го “Б” Лёня Рюмин дерзко тряхнул светлым чубчиком. Он был в пальто и вертел в руке шапку. Рядом с ним стояла одетая для выхода Гуля Шарипова.
– Сильно волнуется? – кивнул Лёня на мать.
– Разумеется, – подтвердил полковник.
– Так поделись с ней хладнокровием чекиста.
Мать сейчас же возмутилась:
– Лёня, как ты смеешь!
– Спокойно, Аня. – Полковника слегка шатнуло. – Леонид, будь благоразумен.
Лёня и Гуля переглянулись. Их взгляды были содержательней иных диалогов.
– Не желает делиться, – вздохнул Лёня, – жадина.
Гуля показательно нахмурилась.
– Нельзя так разговаривать.
– С кем, с чекистами? – Лицо Лёни приняло торжественное выражение. – Можно, они поймут. Ведь это ж прямые мужественные люди. Они могут выставить девушку из дома и даже глазом не моргнуть.
– Лёнька! – прикрикнула в смятении мать.
– Так девушке и надо, – возразила Гуля. – Нечего было допоздна засиживаться.
– Думаешь? – как бы усомнился Лёня. – Но ведь у нее тоже есть родители. Разве они не волнуются?
– Сами виноваты, – заявила Гуля. – Не надо было девушку отпускать. Сидела бы дома – уроки делала. А потом все вместе смотрели бы телевизор.
– А что, – полюбопытствовал Лёня, – родители девушки – тоже чекисты?
Мать, казалось, готова была разрыдаться.
– Если ты немедленно не прекратишь!..
– Аня, спокойно, – Борис Викторович обнял жену за плечи, – мы ведем себя глупо. Проводи Гулю, – обратился он к сыну, – и сразу домой. Пожалуйста, Леонид… Времена теперь смутные.
С этими словами прямой как трость полковник вернулся в свой кабинет, прикрыл дверь и достал из письменного стола бутылку дешевого коньяка. “Времена смутные”, – повторил он и, сев в рабочее кресло, стал пить коньяк из горлышка.
Придя домой, Глеб тут же позвонил Даше.
– Спасибо, – сказала она.
– На здоровье, – ответил Глеб. – А за что спасибо-то?
– Проснулась я – тебя нет, а перевод мой выполнен от начала до конца.
– Поди ж ты! – удивился Глеб. – Везет же некоторым!
– А потом, – продолжила Даша, – я делала себе бутерброд…
– С чем? – уточнил Глеб.
– С сыром. Делала бутерброд с сыром и порезала палец чуть не до кости…
– Вот кулёма! – расстроился Глеб.
– Слушай дальше. Сунула я палец под кран, подержала… Вытаскиваю – ни кровинки, ни царапины. Будто и не резала.
– Хм! – опять удивился Глеб. – А еще говорят, в Москве беда с водопроводом. Теперь в случае чего буду все части тела под кран совать.
Даша прыснула.
– Представляю себе. Ладно. Что поведал тебе Малхасянц?
– Увы… – Глеб задержал дыхание, – как раз перед моим приходом его выбросили с десятого этажа.
Даша ахнула. И после короткого молчания вскричала:
– Глеб, мать твою! Можешь ты быть осторожней?
– Ты это мне?! – разозлился Глеб.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128
Несмотря на темень и снегопад, возле дома, где проживал Малхасянц, толпился народ. У Глеба возникло нехорошее предчувствие. Он подошел и пробился сквозь круговую стенку людей. В центре круга лежало распластанное окровавленное тело, рядом с которым и снег был в кровавых пятнах. Пожилая женщина в пуховом платке солидно и уважительно кого-то информировала:
– С десятого сиганул. Непьющий, из сорок второй…
Предчувствие Глеба не обмануло: бывший капитан МУРа никому и никогда уже не расскажет “Третье – самое главное”. Подслушав их телефонный разговор, ему чертовски оперативно организовали “самоубийство”. Милиция, судя по раскладу, версию эту проглотит с аппетитом.
Раздался вой сирены бесполезной “скорой помощи”. Вот-вот должны были примчаться и служители правопорядка. Не дожидаясь развязки, Глеб сел в свой “жигуленок” и доехал до ближайшего таксофона. Было четверть десятого вечера.
Глеб набрал добытый у завуча номер и, услыхав грудной женский голос, попросил к телефону Бориса Викторовича – отца Лёни Рюмина и полковника ФСБ по совместительству. Борис Викторович, на удачу, оказался дома и, когда Глеб назвался, выразил нечто вроде приятного удивления. Глеб, однако, без труда определил, что полковник ФСБ по кличке Оксфорд, как и в прошлый раз, был пьян. Но выбирать не приходилось.
– Борис Викторович, – сказал Глеб, – не могли бы мы с вами встретиться?
– Кто запретит? – хохотнул полковник. – На когда вам выписать пропуск?
– Не на Лубянке, – уточнил Глеб. – Как учитель вашего сына я предпочел бы навестить вас дома. Завтра, например.
Хоть полковник и был пьян, реакция его не подвела. Очевидно, сказывалась выучка.
– С превеликим удовольствием, Глеб Михайлович! – отозвался он радостно. – Только не завтра: завтра дел невпроворот. Давайте созвонимся заранее, назначим встречу, жена пирогов напечет…
– Не надо пирогов, полковник, – перебил Глеб. – Ваш телефон не прослушивается.
Борис Викторович будто малость протрезвел.
– Не пойму, о чем вы? – осторожно осведомился он.
– Не прослушивается, можете поверить, – продолжал напирать Глеб. – И кабинет на Лубянке не прослушивался, вы сказали правду. Если б соврали, я б не стал вам звонить.
Полковник чуть помолчал, и в голосе его появились металлические нотки.
– О чем конкретно вы хотите со мной говорить?
– Ни о чем таком, что противоречило бы вашим прямым обязанностям.
– Отрадно слышать. И все же не могли бы вы хоть как-то обозначить тему?
– Борис Викторович, я не собираюсь вести с вами беседу, стоя в автомате. Давайте уж посидим, посплетничаем… о том, к примеру, какие бывают непутевые начальники. Среди них порой и генералы попадаются. Такие, знаете ли, шалуны… Боюсь, как бы у их подчиненных к весне геморрой не обострился.
И вновь полковник оказался на высоте.
– Нет-нет, никаких сплетен, – проговорил он сурово, – это нам не к лицу. Давайте просто посидим за чаем с пирогами. Завтра в шесть вас устроит?
– Вполне, – усмехнулся Глеб. – Адрес я знаю.
Полковник Рюмин, дав отбой, озадаченно воззрился на телефонную трубку. Его домашний кабинет был меньше кабинета на Лубянке, однако на книжных полках здесь поместилось немало томов по истории права. Напряженно размышляя, Борис Викторович прошелся по комнате. Одет он был в тщательно отутюженные брюки и строгий мохеровый свитер, в горловине которого белел воротничок сорочки. Оксфорд оставался Оксфордом даже в домашних тапочках.
В дверь заглянула миловидная полная женщина с высокой прической.
– Борик, он уходит, – пожаловалась она. – На ночь глядя, в такую метель.
Полковник, прямой как трость, не вполне твердой походкой явился из кабинета.
– Леонид, – молвил он строго, – мама волнуется.
Ученик 9-го “Б” Лёня Рюмин дерзко тряхнул светлым чубчиком. Он был в пальто и вертел в руке шапку. Рядом с ним стояла одетая для выхода Гуля Шарипова.
– Сильно волнуется? – кивнул Лёня на мать.
– Разумеется, – подтвердил полковник.
– Так поделись с ней хладнокровием чекиста.
Мать сейчас же возмутилась:
– Лёня, как ты смеешь!
– Спокойно, Аня. – Полковника слегка шатнуло. – Леонид, будь благоразумен.
Лёня и Гуля переглянулись. Их взгляды были содержательней иных диалогов.
– Не желает делиться, – вздохнул Лёня, – жадина.
Гуля показательно нахмурилась.
– Нельзя так разговаривать.
– С кем, с чекистами? – Лицо Лёни приняло торжественное выражение. – Можно, они поймут. Ведь это ж прямые мужественные люди. Они могут выставить девушку из дома и даже глазом не моргнуть.
– Лёнька! – прикрикнула в смятении мать.
– Так девушке и надо, – возразила Гуля. – Нечего было допоздна засиживаться.
– Думаешь? – как бы усомнился Лёня. – Но ведь у нее тоже есть родители. Разве они не волнуются?
– Сами виноваты, – заявила Гуля. – Не надо было девушку отпускать. Сидела бы дома – уроки делала. А потом все вместе смотрели бы телевизор.
– А что, – полюбопытствовал Лёня, – родители девушки – тоже чекисты?
Мать, казалось, готова была разрыдаться.
– Если ты немедленно не прекратишь!..
– Аня, спокойно, – Борис Викторович обнял жену за плечи, – мы ведем себя глупо. Проводи Гулю, – обратился он к сыну, – и сразу домой. Пожалуйста, Леонид… Времена теперь смутные.
С этими словами прямой как трость полковник вернулся в свой кабинет, прикрыл дверь и достал из письменного стола бутылку дешевого коньяка. “Времена смутные”, – повторил он и, сев в рабочее кресло, стал пить коньяк из горлышка.
Придя домой, Глеб тут же позвонил Даше.
– Спасибо, – сказала она.
– На здоровье, – ответил Глеб. – А за что спасибо-то?
– Проснулась я – тебя нет, а перевод мой выполнен от начала до конца.
– Поди ж ты! – удивился Глеб. – Везет же некоторым!
– А потом, – продолжила Даша, – я делала себе бутерброд…
– С чем? – уточнил Глеб.
– С сыром. Делала бутерброд с сыром и порезала палец чуть не до кости…
– Вот кулёма! – расстроился Глеб.
– Слушай дальше. Сунула я палец под кран, подержала… Вытаскиваю – ни кровинки, ни царапины. Будто и не резала.
– Хм! – опять удивился Глеб. – А еще говорят, в Москве беда с водопроводом. Теперь в случае чего буду все части тела под кран совать.
Даша прыснула.
– Представляю себе. Ладно. Что поведал тебе Малхасянц?
– Увы… – Глеб задержал дыхание, – как раз перед моим приходом его выбросили с десятого этажа.
Даша ахнула. И после короткого молчания вскричала:
– Глеб, мать твою! Можешь ты быть осторожней?
– Ты это мне?! – разозлился Глеб.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128