Ты, конечно, мужик, стоящий мужик - это я еще ночью поняла… Для постели ты годишься, а до дела пока еще не дозрел. Есть в тебе эдакая червоточина, как и в этой дуре моей, в Алтыне. Интеллигентность вас губит, вот в чем вся суть! Добренькими хотите быть… А в нашем мире на таких - на добреньких - воду возят. Доброта - как навоз, ею землю удобряют… Ты вот пожалел сейчас Хасана, а он тебя не пожалел бы, нипочем бы не пожалел! И прав был бы по-своему; он старая сволочь, он знает жизнь. А тебя учить еще надо.
Она легонько сжала пальцы и корябнула мне голову, уколола остриями ногтей.
— Ах, еще тебя много воспитывать надо. Всему учить - и делам и любви.
— Но ты ж только что сказала, что для любви я гожусь…
— В общем, да, - усмехнулась она, - талант имеется. А вот выучки пока маловато, ты еще простоват, неопытен. Тонкостей не понимаешь. Ну, ничего, я за тебя возьмусь! Главное, чтоб сила была, остальное приложится.
Так мы долго с ней беседовали. И постепенно я угрелся, отмяк. Волна отчаяния, захлестнувшая меня, опала; стало легче дышать. И я сказал погодя:
— Налей-ка, милая, водочки!
— Вот это другой разговор, - согласно кивнула Марго, - это правильно.
Она быстро собрала на стол, наполнила стопки и затем, поднимая свою, сказала:
— Ну, бывай здоров! - и тут же прищурилась пытливо. - Кстати, как ты себя чувствуешь? Как твой грипп?
— Ты знаешь, - медленно, удивленно проговорил я, - а ведь он, по-моему, прошел.
Грипп и действительно прошел! Сказалась, вероятно, та нервная встряска, которую я нынче днем получил; она явилась лучшим лекарством.
— Шумный выдался у нас денек! - вздохнул я и выпил водку и покосился на разбитое окно; за ним уже клубился вечер, густела и реяла синяя тьма.
Где- то там, в наплывающей ветреной темени, шла сейчас погоня за Хасаном… И словно бы отзываясь на эту мою мысль, глухо вскрикнула и застонала во сне Алтына.
Она лежала, разметав руки, дыша неровно и трудно. Брови ее были сведены. Под глазами плавились тени. Две морщинки - две горькие трещинки - обозначились в углах запухшего рта.
— Разбуди ее, Марго, - сказал я. - Пускай выпьет с нами.
— Она не пьет, - отмахнулась Марго.
— Совсем не пьет?
— Ни капли. Она же марафетчица! Курит план… Ну, еще и колется иногда… Она и сейчас под марафетом. Я ей снотворное дала - тройную дозу - пусть отлежится, успокоится.
— А ведь хорошая баба, - сказал я, разглядывая спящую, - молодая еще… жалко.
— Баба! - Марго поджала губы. - Была когда-то бабой… А теперь одно только название. Одна видимость. Декорация, как в театре. Понимаешь?
— Не очень… Объясни.
— Ей операцию делали, - понизив голос, уточнила Марго, - вырезали всё, подчистую.
— Как же это с ней стряслось?
— Ну, чудак. Была больная - и запустила… Неужто не ясно? Слава Богу, попалась мне вовремя. Я подобрала ее, помню, в сарае, в грязи; она совсем плохая была, уже и ходить не могла.
— Не надо, не надо, - забормотала вдруг Алтына. Умолкла на миг и потом сказала тоненько: - Встретимся в порту.
— Ленинград, наверное, вспомнила, - оглянулась на нее Марго, - родину свою… Она, между прочим, из культурной семьи. Отец у нее известный питерский профессор!
* * *
Так узнал я историю грозненской проститутки - Алтыны.
Все началось с марафета.
Впервые она попробовала анашу, когда ей исполнилось шестнадцать лет. В тот год Алтына (тогда ее звали Светланой) приехала из Ленинграда в Ялту, в гости к родственнице своей, к престарелой тетке.
Слоняясь целыми днями по городу, по знойным черноморским пляжам, она вскоре познакомилась с местной уличною шпаной и сдружилась с нею. Стала бывать в притонах. И вот там-то ее научили курить. Ее быстро и многому там обучили…
Старая тетка ее (между прочим, заслуженный педагог, орденоносец, директор районной школы-десятилетки) не заметила в девчонке никаких перемен. Она вообще ничего не замечала до тех пор, покуда не стряслась беда… Светлана исчезла, скрылась из дому и не вернулась больше. Ее сманил и увез с собою одесский уркаган Серега Зверь.
Он гастролировал тем летом в Крыму и случайно - мимоходом зашел в одну из ялтинских портовых малин. Увидел там Светлану. Влюбился в нее. И уже не выпустил из когтей.
Так началась ее босяцкая, блатная жизнь.
Серега Зверь увез ее в Одессу, оттуда они отправились в Днепропетровск; поколесили по Украине, затем попали на Кавказ.
Хороший квартирный вор, опытный домушник, он всюду добывал деньги - немалые деньги! - и тратил их, не скупясь, на свою подругу.
Светлане нравились эти поездки - новизна впечатлений, перемена мест… Она не знала, что Серега мечется по стране, гонимый страхом, спасаясь от мести блатных.
Хороший вор, он был, по сути дела, отвергнут законом: за ним числились старые лагерные грехи! Он ссучился на Колыме, в Заполярье - далеко от здешних мест. А те, кто знали об этом, по-прежнему сидели еще, тянули срока… И все же душа его не могла быть спокойной. На каждом шагу его подстерегала неожиданность - роковая встреча, внезапное разоблачение… Мир мал и тесен - истина эта известна всем. Особенно хорошо ее знают шпионы и уголовники!
И то, чего он боялся, однажды свершилось. На одной из дагестанских станций Серега услышал вдруг чей-то возглас:
— Здорово, ссученный!
Вздрогнул, оглянулся и встретился взглядом с чужим, незнакомым ему человеком.
Человек был незнаком, но сами слова его, и интонация, и грозный, сокрытый в этом смысл - все было знакомо Зверю. Знакомо до ужаса, до тошноты.
Он понял, что его нащупали, нашли. И уже знал теперь, отлично знал про все, что с ним должно случиться.
В ту ночь он пил отчаянно, с надрывом, удивляя свою девочку необычной, почти ребяческой нежностью…
А наутро его не стало. К нему пришли и позвали его к друзьям, на разговор.
По словам Марго, за ним пришла какая-то женщина… И вот тут наконец-то я понял переживания Алтыны, осознал, в чем причина недавней ее истерики.
Она, конечно же, вспомнила собственное свое прошлое! Увидела в том, что случилось, нечто общее с судьбой Сереги Зверя. С ним, очевидно, поступили так же, как и с этим Саркисяном; во всяком случае - вполне могли так поступить.
Серега ушел и канул навечно. Светлана осталась одна - без денег, без друзей, без чьей-либо помощи. Началась новая жизнь, бездомная и бедственная.
Квартиру, где она жила, пришлось оставить, вещи продать. И все же в Ленинград к родителям своим она так и не вернулась, не захотела, не нашла в себе сил.
Она была уже конченой, пропащей. Возврата в прежний мир не было - Светлана это чувствовала и жила бездумно, отрешась от всяких надежд.
Какое-то время она скиталась по югу страны вместе с бродягами и нищими (блатные весьма метко называют их «крахи»), ночевала на вокзалах и пустырях, отдавалась за ломоть хлеба, за одну затяжку анаши… Вот тогда-то и появилось у нее это прозвище - Алтына.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
Она легонько сжала пальцы и корябнула мне голову, уколола остриями ногтей.
— Ах, еще тебя много воспитывать надо. Всему учить - и делам и любви.
— Но ты ж только что сказала, что для любви я гожусь…
— В общем, да, - усмехнулась она, - талант имеется. А вот выучки пока маловато, ты еще простоват, неопытен. Тонкостей не понимаешь. Ну, ничего, я за тебя возьмусь! Главное, чтоб сила была, остальное приложится.
Так мы долго с ней беседовали. И постепенно я угрелся, отмяк. Волна отчаяния, захлестнувшая меня, опала; стало легче дышать. И я сказал погодя:
— Налей-ка, милая, водочки!
— Вот это другой разговор, - согласно кивнула Марго, - это правильно.
Она быстро собрала на стол, наполнила стопки и затем, поднимая свою, сказала:
— Ну, бывай здоров! - и тут же прищурилась пытливо. - Кстати, как ты себя чувствуешь? Как твой грипп?
— Ты знаешь, - медленно, удивленно проговорил я, - а ведь он, по-моему, прошел.
Грипп и действительно прошел! Сказалась, вероятно, та нервная встряска, которую я нынче днем получил; она явилась лучшим лекарством.
— Шумный выдался у нас денек! - вздохнул я и выпил водку и покосился на разбитое окно; за ним уже клубился вечер, густела и реяла синяя тьма.
Где- то там, в наплывающей ветреной темени, шла сейчас погоня за Хасаном… И словно бы отзываясь на эту мою мысль, глухо вскрикнула и застонала во сне Алтына.
Она лежала, разметав руки, дыша неровно и трудно. Брови ее были сведены. Под глазами плавились тени. Две морщинки - две горькие трещинки - обозначились в углах запухшего рта.
— Разбуди ее, Марго, - сказал я. - Пускай выпьет с нами.
— Она не пьет, - отмахнулась Марго.
— Совсем не пьет?
— Ни капли. Она же марафетчица! Курит план… Ну, еще и колется иногда… Она и сейчас под марафетом. Я ей снотворное дала - тройную дозу - пусть отлежится, успокоится.
— А ведь хорошая баба, - сказал я, разглядывая спящую, - молодая еще… жалко.
— Баба! - Марго поджала губы. - Была когда-то бабой… А теперь одно только название. Одна видимость. Декорация, как в театре. Понимаешь?
— Не очень… Объясни.
— Ей операцию делали, - понизив голос, уточнила Марго, - вырезали всё, подчистую.
— Как же это с ней стряслось?
— Ну, чудак. Была больная - и запустила… Неужто не ясно? Слава Богу, попалась мне вовремя. Я подобрала ее, помню, в сарае, в грязи; она совсем плохая была, уже и ходить не могла.
— Не надо, не надо, - забормотала вдруг Алтына. Умолкла на миг и потом сказала тоненько: - Встретимся в порту.
— Ленинград, наверное, вспомнила, - оглянулась на нее Марго, - родину свою… Она, между прочим, из культурной семьи. Отец у нее известный питерский профессор!
* * *
Так узнал я историю грозненской проститутки - Алтыны.
Все началось с марафета.
Впервые она попробовала анашу, когда ей исполнилось шестнадцать лет. В тот год Алтына (тогда ее звали Светланой) приехала из Ленинграда в Ялту, в гости к родственнице своей, к престарелой тетке.
Слоняясь целыми днями по городу, по знойным черноморским пляжам, она вскоре познакомилась с местной уличною шпаной и сдружилась с нею. Стала бывать в притонах. И вот там-то ее научили курить. Ее быстро и многому там обучили…
Старая тетка ее (между прочим, заслуженный педагог, орденоносец, директор районной школы-десятилетки) не заметила в девчонке никаких перемен. Она вообще ничего не замечала до тех пор, покуда не стряслась беда… Светлана исчезла, скрылась из дому и не вернулась больше. Ее сманил и увез с собою одесский уркаган Серега Зверь.
Он гастролировал тем летом в Крыму и случайно - мимоходом зашел в одну из ялтинских портовых малин. Увидел там Светлану. Влюбился в нее. И уже не выпустил из когтей.
Так началась ее босяцкая, блатная жизнь.
Серега Зверь увез ее в Одессу, оттуда они отправились в Днепропетровск; поколесили по Украине, затем попали на Кавказ.
Хороший квартирный вор, опытный домушник, он всюду добывал деньги - немалые деньги! - и тратил их, не скупясь, на свою подругу.
Светлане нравились эти поездки - новизна впечатлений, перемена мест… Она не знала, что Серега мечется по стране, гонимый страхом, спасаясь от мести блатных.
Хороший вор, он был, по сути дела, отвергнут законом: за ним числились старые лагерные грехи! Он ссучился на Колыме, в Заполярье - далеко от здешних мест. А те, кто знали об этом, по-прежнему сидели еще, тянули срока… И все же душа его не могла быть спокойной. На каждом шагу его подстерегала неожиданность - роковая встреча, внезапное разоблачение… Мир мал и тесен - истина эта известна всем. Особенно хорошо ее знают шпионы и уголовники!
И то, чего он боялся, однажды свершилось. На одной из дагестанских станций Серега услышал вдруг чей-то возглас:
— Здорово, ссученный!
Вздрогнул, оглянулся и встретился взглядом с чужим, незнакомым ему человеком.
Человек был незнаком, но сами слова его, и интонация, и грозный, сокрытый в этом смысл - все было знакомо Зверю. Знакомо до ужаса, до тошноты.
Он понял, что его нащупали, нашли. И уже знал теперь, отлично знал про все, что с ним должно случиться.
В ту ночь он пил отчаянно, с надрывом, удивляя свою девочку необычной, почти ребяческой нежностью…
А наутро его не стало. К нему пришли и позвали его к друзьям, на разговор.
По словам Марго, за ним пришла какая-то женщина… И вот тут наконец-то я понял переживания Алтыны, осознал, в чем причина недавней ее истерики.
Она, конечно же, вспомнила собственное свое прошлое! Увидела в том, что случилось, нечто общее с судьбой Сереги Зверя. С ним, очевидно, поступили так же, как и с этим Саркисяном; во всяком случае - вполне могли так поступить.
Серега ушел и канул навечно. Светлана осталась одна - без денег, без друзей, без чьей-либо помощи. Началась новая жизнь, бездомная и бедственная.
Квартиру, где она жила, пришлось оставить, вещи продать. И все же в Ленинград к родителям своим она так и не вернулась, не захотела, не нашла в себе сил.
Она была уже конченой, пропащей. Возврата в прежний мир не было - Светлана это чувствовала и жила бездумно, отрешась от всяких надежд.
Какое-то время она скиталась по югу страны вместе с бродягами и нищими (блатные весьма метко называют их «крахи»), ночевала на вокзалах и пустырях, отдавалась за ломоть хлеба, за одну затяжку анаши… Вот тогда-то и появилось у нее это прозвище - Алтына.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105