– Куда вы теперь, уважаемые господа? – поинтересовался Жак у еле держащегося на ногах, но по-прежнему неунывающего ломбардца.
– Мы – в Палермо, – ответил Николо Каранзано. – Император Фридрих недавно открыл там академию и пригласил всех желающих учиться сарацинским наукам. А у батюшки – прямые поставки из Дамаска. Он как узнал, что там можно задешево арабскому языку научиться, так немедля и выслал рекомендательное письмо, с которым меня и еще четырнадцать лучших философов там примут на дальнейшее обучение.
Робер увязал мешок, закинул его на плечи, выпрямился и посмотрел снизу вверх на Жака:
– Ну что, будем прощаться, пейзанин?
– Выходит, что так, – ответил Жак.
– А может, ты со мной? Вдвоем все же легче.
– А что я буду делать на Сицилии? Сражаться не умею, языков не знаю. А может, ты со мной поплывешь до Акры?
– Никак не выйдет, – вздохнул Робер. – Бог с ним, что денег в обрез. Но в Мессине сейчас как раз формируются отряды крестоносцев. Тут я точно поступлю на службу, а в Заморье неизвестно еще, какие дела творятся. Как по мне – уж лучше туда под чьим-то знаменем приплывать.
– Ну, как знаешь, приятель, – тяжело вздохнул Жак. – Может, и свидимся на Святой Земле!..
Они расстались на сходнях. Де Мерлан хлопнул Жака по плечу и, не оборачиваясь, зашагал в направлении портовых ворот. Кожаные ножны били его по бедру. Жак вернулся в трюм, пожевал безвкусное вяленое мясо и отхлебнул из фляги. На душе было пусто. Он дождался вечера, побродил по опустевшей палубе, вернулся на место, долго ворочался на сене и наконец заснул.
Утром трюм «Акилы» начал заполняться новыми путниками. На месте студиозусов, потеснив монахов, обосновались два десятка угрюмых тосканских арбалетчиков, остальные места заняли калабрийские бургеры, а на месте, которое занимал Робер, устроился чернявый сицилиец с бегающими мышиными глазами. Вновь появившиеся пилигримы еще не испытали всех прелестей морской болезни, а потому живо интересовались, когда же наконец отплытие.
– Ну что, скоро отходим?
– Да вот, вроде сказали, что сейчас последняя шлюпка из города вернется, и будут парус поднимать.
И вправду, вскоре о борт стукнуло дерево, раздался скрип ворота, затем зычные, передаваемые эстафетой с кормы на нос команды, и за переборкой послышалось ставшее уже привычным журчание воды, которую рассекал нос корабля.
Жак покосился на нового соседа, подтянул ноги, обхватил их руками и положил голову на колени. Впереди был дальний, полный неведомых опасностей путь, а что его ожидало в Святой Земле, знал один лишь Господь Бог.
– Сюда, сюда, многоуважаемый сир! – неожиданно раздался откуда-то сверху голос достопочтенного помощника капитана. – Не извольте беспокоиться, все сделаем в наилучшем виде! Только вы уж, будьте любезны, на сей раз воздержитесь от рукоприкладства.
У Жака полезли на лоб глаза. Топая по палубе запыленными сапогами, из-за центральной колонны в сопровождении мэтра Понше появился собственной персоной благородный рыцарь сир Робер де Мерлан.
– Уважаемый, произошла ошибка! – обратился Понше к сицилийцу, молитвенно складывая ладони и при этом косясь на чуть не лопающегося от самодовольства рыцаря. – Это место принадлежит не вам, а вот этому господину! Ошибка, ошибка нашей гильдии, и мы ее немедленно исправим! Прошу вас, достопочтенный, перейдите в носовой трюм. Там для вас приготовлено более удобное и, главное, намного более спокойное место!
Сицилиец засверкал мышиными глазами и вскочил с места. Но увещевания мэтра Понше, а скорее всего, грозно топорщащиеся усы сира Робера оказались столь убедительными аргументами, что несостоявшийся сосед Жака, недовольно бурча себе под нос какие-то проклятия, собрался и ушел в сопровождении помощника капитана.
– Ты что, передумал оставаться? – спросил виллан. Трудно было сказать, чего больше было у него в голосе – искренней радости или не менее искреннего удивления.
– Если бы передумал… – коротко ответил де Мерлан, глядя куда-то в сторону. – Тебя одного здесь убьют. Вот этого прощелыгу, – Робер кивнул головой на удаляющегося сицилийца, – я видел на улице рядом с портшезом хозяйки убитых копейщиков. Он сперва толокся в ее свите, а потом чуть не бегом припустил в порт. Ясное дело, что приметили они нас с тобой и теперь не оставят в покое. Вот я и купил место до Акры да этому бездельнику Понше, который благородного рыцаря от виллана отличить не может, приказал, чтобы он меня на старое место определил.
– Значит, снова вместе? – спросил Жак. Лицо его осветила улыбка.
– Вроде бы так, – ответил Робер. – Только учти, я за проезд выложил этим исчадиям ада все, что было, до последнего су. Так что денег у меня больше нет.
– Ну, с этим мы как-нибудь справимся, – ответил Жак и снова улыбнулся.
Шум воды за бортом усилился. Капитан Турстан отдал команду, матросы развернули парус, рулевые налегли на весла, и «Акила» устремился в Сицилийский пролив.
Глава третья,
которая рассказывает о том, при каких обстоятельствах
принимаются порой крестоносные обеты
На борту нефа «Акила», Мессина – Родос.
1227 г. от Р.Х., понедельник после Светлой седмицы
– первая суббота мая (19 апреля – 1 мая)
«Акила» и «Фалько», а вместе с ними несколько кораблей, одновременно вышедших из Мессины, приближались к острову Корфу – главному перекрестку Средиземного моря. С недавних пор плавание у греческих берегов стало относительно безопасным – пять лет назад венецианцы отбили остров у греков, тем самым замкнув цепь удобных и хорошо защищенных портов, тянущуюся через Адриатику от города Лагун до отвоеванного у тех же греков Константинополя. Теперь залив Кассиопи, находящийся под охраной венецианского форта, служил местом сбора кораблей, идущих из Мессины, Венеции и Задара в Византию и Святую Землю.
За три дня, проведенных в пути, жизнь на борту снова вошла в привычную колею. Правда, новые соседи, тосканские арбалетчики, оказались не так устойчивы к качке, как отбывшие в Палермо парижские студиозусы. Что здесь сыграло роль – то ли бравые воины-крестоносцы были не столь искушены в непростом искусстве винопития, то ли Ионическое море оказалось гораздо более беспокойным и волнистым, – трудно сказать. Но не прошло и суток, и они, все как один сраженные коварной морской болезнью, присоединились к крестьянам, монахам и горожанам и теперь валялись вповалку, даже не пытаясь сохранить остатки воинского достоинства.
Испытывая искреннее сочувствие ко всем попутчикам, Жак и Робер в ожидании, когда же наконец появится земля, прогуливались по палубе. Правда, был один человек, чьи страдания доставляли им плохо скрываемую радость, – подосланный сицилиец, к счастью для друзей, оказался человеком вполне сухопутным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96