Ведь сегодня им неоднократно пришлось убедиться, что рассказы о том, что назарейский рыцарь одним ударом меча сносит голову верблюду, – это совсем не выдумка любителей рассказывать сказки.
Когда арбалетчики наконец завершили свою работу, то сквозь прозрачную зеленоватую воду стало видно, что морское дно вокруг нефа черно от тел. Ни один из напавших на «Акилу» так и не смог добраться до берега.
* * *
Из кормовой башни высыпали оставшиеся в живых моряки, и Понше кинулся на шею де Мерлану.
– Спаситель! – выдохнул он, роняя на окровавленные доски невольную слезу. – Если бы не вы, монсир, быть бы нам всем уже сегодня на невольничьем рынке. Даже не знаю, чем вас отблагодарить!
– Это не беда, Понше! – успокоил Робер достопочтенного мэтра. – Я все отлично понимаю: ты пока растерян и не можешь собраться с мыслями. Но ежели вы с капитаном и до захода солнца не сможете определиться с размерами благодарности, то я вам, так и быть, помогу…
Де Мерлан вместе с тамплиерами учинил пленным сарацинам допрос, и им удалось, хоть и приблизительно, восстановить ход событий. Оказывается, «Акила» укрылся от шторма в бухте, расположенной неподалеку от пограничного городка Мекри, принадлежащего сельджукам, где размещался довольно крупный гарнизон. Воины местного халка, высмотрев «Акилу», дождались предрассветного часа и, подобравшись с подлунной стороны на струге, точным выстрелом из лука сняли то ли задремавшего, то ли просто зазевавшегося наблюдателя, который нес вахту на верхушке мачты. Затем они тихо поднялись на борт, заперли трюмы и вырезали всех, кого застали на палубе. Но именно в этот самый момент в их планы вмешались доблестный арденнский рыцарь и виллан из Верхней Бургундии.
Один из уцелевших братьев-рыцарей неплохо владел тюркским наречием. Он вместе с Турстаном допрашивал пленных сарацин. Выяснилось, что один из них является местным эмиром. Его отвели в сторону и развязали. Тамплиер задавал вопросы, сарацин визгливо отвечал. После очередной реплики тамплиера сарацин разразился длинной тирадой, которую тамплиер бесцеремонно оборвал двумя тяжелыми зуботычинами. Сарацин глухо заворчал, словно побитый пес.
– Что он там говорит? – поинтересовался Робер.
– Этот сын шелудивой ослицы, – перейдя снова «а франкский язык, тамплиер сохранил характерную для неверных цветистость речи, – попробовал заявить, что мы зашли в его воды, и поэтому корабль и все, что на нем есть, является его добычей. Я объяснил ему, что добычей может считаться только корабль, потерпевший кораблекрушение и выброшенный на берег. На что он дерзко ответил, что любой корабль в этих водах должен платить ему дань, а так как мы платить ему все равно бы не стали, то он решил отобрать свое силой.
– А ну спроси его, брат: и как, получилось? – ехидно поинтересовался Робер.
Тамплиер перевел. Эмир снова разразился длинной речью, где постоянно повторялись слова «гяур» и «шайтан», так что тамплиеру, чтобы ускорить ответ, пришлось отвесить сарацину добрый рыцарский подзатыльник.
– Ругается, что ты, монсир, дьяволу душу продал, – подытожил сказанное добровольный толмач, – говорит, что если бы не это, то нам бы их нипочем не одолеть. А еще требует, чтобы послали гонца в его городок, Мекри, что он двоюродный племянник самого султана и что за него дадут большой выкуп.
– Вот это уже другой разговор! Выкуп – дело всегда приятное, – оживился Робер.
Когда пленные растащили груду тел, удалось подсчитать и потери. Выяснилось, что убиты семь матросов, савояр Гуго, три бургера, светский рыцарь и предводитель тамплиеров. Их противникам повезло гораздо меньше. Если не брать в расчет утонувших, которых трудно было разглядеть в воде, покрасневшей от крови, то на палубе лежали ровным счетом пятьдесят три сарацина.
Жизнь на нефе налаживалась. Все, кто принимал участие в бою, отдыхали и перевязывали раны, матросы и путники, во время стычки, по мнению Робера, «отдыхавшие» в трюме, стягивали трупы сарацин на корму, а послушник-бенедиктинец отпевал убитых христиан. Наблюдая за тем, как споро и ухватисто вяжут пленников тамплиерские сержанты, Робер пробурчал, обращаясь к Жаку: «Сразу видно, парни много в жизни воевали! Ишь как ловко живые трофеи окучивают! Примерно так же лихо они и мои маноры в Ретеле отхватили».
Первым в ряду убитых лежал магистр, укрытый под подбородок белым тамплиерским плащом, под которым угадывались контуры меча.
Военный совет, составленный из тамплиера по имени Гийом, Робера, капитана Турстана и десятника тосканцев, постановил отправить в Мекри на лодке двух пленных солдат с посланием, которое эмир, немедля получивший статус «ценного пленника», набросал на пергаменте, любезно предоставленном по такому случаю мэтром Понше.
Ожидая возвращения парламентеров, пленные под охраной арбалетчиков наводили на нефе порядок. Матросы как могли починили парус, вытянули из специального паза, проложенного посредине палубы, запасное кормило и установили его на место сломанного. Вскоре палуба, оттертая от крови пемзой, сияла белизной, а об утренней схватке напоминала только гора сваленных на корме трупов, несколько десятков челноков, взятых на кукан для буксировки, да море, бурлящее вокруг нефа, словно чечевичная похлебка. Казалось, что все рыбы Средиземного моря, прослышав об угощении, собрались сюда на пир.
Незадолго до заката челнок вернулся обратно. Вместе с ним к «Акиле» подошла рыбацкая фелука, из которой поднялся на борт осанистый пожилой мусульманин в большой зеленой чалме. Это был местный старшина – раис. Представился он как Ходжа Мустафа. Мустафа посмотрел на убитых сарацин, горестно покачал головой, а затем выглянул за борт. Глаза раиса округлились в непритворном ужасе. Он поднял руки к лицу, совершил несколько движений, словно умывался воздухом, и произнес длинную напевную молитву. Закончив аллахоугодное дело, раис наконец обратил взор к молодому эмиру и выдал в его сторону гневную тираду. Не нужно было знать тюркский язык, чтобы понять, о чем идет речь: «Говорил же я тебе, великовозрастному балбесу, что франков голыми руками не возьмешь. Так нет, увидел большой корабль, и жадность ослепила. Теперь вот потерял весь отряд, да неизвестно еще, сколько эти многобожники за тебя потребуют! И вообще, что мы скажем султану?» Эмир пытался оправдываться, но делал это без огонька, скорее для сохранения лица.
Тяжело вздохнув и махнув безнадежно рукой – мол, и что ему можно в башку втемяшить? – раис через тамплиера Гийома выяснил, «кто тут главный», и приступил к переговорам.
На палубе появился только что пришедший в себя Тур-стан. Выяснив, что речь идет о выкупе пленников, марсельский мореплаватель вознес благодарственную молитву, уселся на пустой бочонок и начал торговаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Когда арбалетчики наконец завершили свою работу, то сквозь прозрачную зеленоватую воду стало видно, что морское дно вокруг нефа черно от тел. Ни один из напавших на «Акилу» так и не смог добраться до берега.
* * *
Из кормовой башни высыпали оставшиеся в живых моряки, и Понше кинулся на шею де Мерлану.
– Спаситель! – выдохнул он, роняя на окровавленные доски невольную слезу. – Если бы не вы, монсир, быть бы нам всем уже сегодня на невольничьем рынке. Даже не знаю, чем вас отблагодарить!
– Это не беда, Понше! – успокоил Робер достопочтенного мэтра. – Я все отлично понимаю: ты пока растерян и не можешь собраться с мыслями. Но ежели вы с капитаном и до захода солнца не сможете определиться с размерами благодарности, то я вам, так и быть, помогу…
Де Мерлан вместе с тамплиерами учинил пленным сарацинам допрос, и им удалось, хоть и приблизительно, восстановить ход событий. Оказывается, «Акила» укрылся от шторма в бухте, расположенной неподалеку от пограничного городка Мекри, принадлежащего сельджукам, где размещался довольно крупный гарнизон. Воины местного халка, высмотрев «Акилу», дождались предрассветного часа и, подобравшись с подлунной стороны на струге, точным выстрелом из лука сняли то ли задремавшего, то ли просто зазевавшегося наблюдателя, который нес вахту на верхушке мачты. Затем они тихо поднялись на борт, заперли трюмы и вырезали всех, кого застали на палубе. Но именно в этот самый момент в их планы вмешались доблестный арденнский рыцарь и виллан из Верхней Бургундии.
Один из уцелевших братьев-рыцарей неплохо владел тюркским наречием. Он вместе с Турстаном допрашивал пленных сарацин. Выяснилось, что один из них является местным эмиром. Его отвели в сторону и развязали. Тамплиер задавал вопросы, сарацин визгливо отвечал. После очередной реплики тамплиера сарацин разразился длинной тирадой, которую тамплиер бесцеремонно оборвал двумя тяжелыми зуботычинами. Сарацин глухо заворчал, словно побитый пес.
– Что он там говорит? – поинтересовался Робер.
– Этот сын шелудивой ослицы, – перейдя снова «а франкский язык, тамплиер сохранил характерную для неверных цветистость речи, – попробовал заявить, что мы зашли в его воды, и поэтому корабль и все, что на нем есть, является его добычей. Я объяснил ему, что добычей может считаться только корабль, потерпевший кораблекрушение и выброшенный на берег. На что он дерзко ответил, что любой корабль в этих водах должен платить ему дань, а так как мы платить ему все равно бы не стали, то он решил отобрать свое силой.
– А ну спроси его, брат: и как, получилось? – ехидно поинтересовался Робер.
Тамплиер перевел. Эмир снова разразился длинной речью, где постоянно повторялись слова «гяур» и «шайтан», так что тамплиеру, чтобы ускорить ответ, пришлось отвесить сарацину добрый рыцарский подзатыльник.
– Ругается, что ты, монсир, дьяволу душу продал, – подытожил сказанное добровольный толмач, – говорит, что если бы не это, то нам бы их нипочем не одолеть. А еще требует, чтобы послали гонца в его городок, Мекри, что он двоюродный племянник самого султана и что за него дадут большой выкуп.
– Вот это уже другой разговор! Выкуп – дело всегда приятное, – оживился Робер.
Когда пленные растащили груду тел, удалось подсчитать и потери. Выяснилось, что убиты семь матросов, савояр Гуго, три бургера, светский рыцарь и предводитель тамплиеров. Их противникам повезло гораздо меньше. Если не брать в расчет утонувших, которых трудно было разглядеть в воде, покрасневшей от крови, то на палубе лежали ровным счетом пятьдесят три сарацина.
Жизнь на нефе налаживалась. Все, кто принимал участие в бою, отдыхали и перевязывали раны, матросы и путники, во время стычки, по мнению Робера, «отдыхавшие» в трюме, стягивали трупы сарацин на корму, а послушник-бенедиктинец отпевал убитых христиан. Наблюдая за тем, как споро и ухватисто вяжут пленников тамплиерские сержанты, Робер пробурчал, обращаясь к Жаку: «Сразу видно, парни много в жизни воевали! Ишь как ловко живые трофеи окучивают! Примерно так же лихо они и мои маноры в Ретеле отхватили».
Первым в ряду убитых лежал магистр, укрытый под подбородок белым тамплиерским плащом, под которым угадывались контуры меча.
Военный совет, составленный из тамплиера по имени Гийом, Робера, капитана Турстана и десятника тосканцев, постановил отправить в Мекри на лодке двух пленных солдат с посланием, которое эмир, немедля получивший статус «ценного пленника», набросал на пергаменте, любезно предоставленном по такому случаю мэтром Понше.
Ожидая возвращения парламентеров, пленные под охраной арбалетчиков наводили на нефе порядок. Матросы как могли починили парус, вытянули из специального паза, проложенного посредине палубы, запасное кормило и установили его на место сломанного. Вскоре палуба, оттертая от крови пемзой, сияла белизной, а об утренней схватке напоминала только гора сваленных на корме трупов, несколько десятков челноков, взятых на кукан для буксировки, да море, бурлящее вокруг нефа, словно чечевичная похлебка. Казалось, что все рыбы Средиземного моря, прослышав об угощении, собрались сюда на пир.
Незадолго до заката челнок вернулся обратно. Вместе с ним к «Акиле» подошла рыбацкая фелука, из которой поднялся на борт осанистый пожилой мусульманин в большой зеленой чалме. Это был местный старшина – раис. Представился он как Ходжа Мустафа. Мустафа посмотрел на убитых сарацин, горестно покачал головой, а затем выглянул за борт. Глаза раиса округлились в непритворном ужасе. Он поднял руки к лицу, совершил несколько движений, словно умывался воздухом, и произнес длинную напевную молитву. Закончив аллахоугодное дело, раис наконец обратил взор к молодому эмиру и выдал в его сторону гневную тираду. Не нужно было знать тюркский язык, чтобы понять, о чем идет речь: «Говорил же я тебе, великовозрастному балбесу, что франков голыми руками не возьмешь. Так нет, увидел большой корабль, и жадность ослепила. Теперь вот потерял весь отряд, да неизвестно еще, сколько эти многобожники за тебя потребуют! И вообще, что мы скажем султану?» Эмир пытался оправдываться, но делал это без огонька, скорее для сохранения лица.
Тяжело вздохнув и махнув безнадежно рукой – мол, и что ему можно в башку втемяшить? – раис через тамплиера Гийома выяснил, «кто тут главный», и приступил к переговорам.
На палубе появился только что пришедший в себя Тур-стан. Выяснив, что речь идет о выкупе пленников, марсельский мореплаватель вознес благодарственную молитву, уселся на пустой бочонок и начал торговаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96