Как видим, сталинское правительство натворило глупостей, равнозначных измене. Издавна так ведется, что правительство ответственное за ошибки в подготовке к войне привлекается к ответу. Так правительство Чемберлена ответило за мюнхенскую ошибку отставкой. Американцы провели сенатское расследование Пирл-Xарборского провала, Франция судила свое правительство за то, что оно допустило поражение своей армии.
И вот за эти ошибки нашего правительства, равнозначные невиданной измене, расплатился только народ. Расплатился, во-первых, — невероятными по масштабу потерями на фронте. Гитлеровцы на всех фронтах второй мировой войны на востоке, западе, юге и в Африке потеряли убитыми и умершими от ран около четырех миллионов человек, а мы — только на советско-германском фронте — 13,5 млн. то есть в три с половиной раза больше. Расплатился наш народ, во-вторых, — жизнями миллионов мирных людей, погибших во время гитлеровской оккупации. Расплатился, наконец, в-третьих, — миллионами репрессированных во время войны и в послевоенный период защитников нашей родины, ее воинов — солдат и офицеров, проявивших в беспримерной борьбе с вторгшимся противником чудеса храбрости и героизма.
Никто из непосредственных виновников того, что наша страна перед лицом агрессии оказалась беззащитной, никакой ответственности — даже моральной! — не понес.
И в таких условиях орган института марксизма-ленинизма выступает со статьей, играющей на руку творцам поражения нашей армии.
Пора, наконец, твердо сказать — хватит! Довольно прекраснодушия и пустых словопрений! Совесть человеческая не может более мириться с лицемерием и ложью. Нельзя давать больше никому возможности прятаться за героизм тех безвестных героев, что погибли по прямой вине любителей болтать о чужом героизме. Нельзя больше мириться с глумлением над памятью погибших, с амнистией изменникам — бывшим и будущим.
Главным виновником, бесспорно является Сталин и возглавлявшееся им правительство. В этом, как я уже упоминал, признался даже он сам, выступая в Кремле 24-го мая 1945 года. Персонально ответственность за все описанное выше, то есть за действия, равносильные прямому содействию фашистам, должны, кроме того, нести следующие лица: К.Е. Ворошилов, который многие годы стоял во главе Красной Армии, С.К. Тимошенко, сменивший Ворошилова на этом посту и Ф.И. Голиков, который накануне войны возглавлял Разведывательное управление Генерального штаба и преднамеренно поставлял правительству заведомую ложь и дезинформацию о противнике, лживые, но угодные Сталину сведения о составе и группировке войск фашистской Германии.
Совершенно особо стоит вопрос еще об одном из главных ответственных за поражения начального периода войны. Я имею в виду маршала Советского Союза Г.К. Жукова. Накануне войны Георгий Константинович занимал пост начальника Генерального штаба. По своим тогдашним опыту и знаниям он этой должности бесспорно не соответствовал и в силу этого совершил ряд ошибок равнозначных преступлению.
Не подлежит сомнению, что Жуков, прошедший через горнило войны, не допустил бы не только таких грубо-преступных, но и менее значительных ошибок. Так почему же он сам не написал об этом? Думаю, он прекрасно понимал, что имя его будет сохранено в чистоте лишь при условии, что он самокритично проанализирует всю предвоенную обстановку и деятельность руководимого им Генерального Штаба. И если он не сделал этого, то, очевидно, были причины, от него не зависящие.
Статья заканчивалась словами великого Сервантеса: «Лживых историков нужно казнить, так же, как фальшивомонетчиков!»
Письмо написано и отправлено. Через неделю звоню редактору.
— Ну что Вы, Петр Григорьевич, разве такое письмо можно изучить за такой срок! — И с ноткой лести. — Это же научный трактат. Разве его можно сравнить с Некричем?
— Нет, это только письмо в защиту Некрича от нечестных рецензентов. И я надеюсь, что если Вы дали рецензию, то дадите место и для опровержения ее.
— Ну Вы же понимаете, что я один этот вопрос не решаю. Придется немного подождать.
Недели через две захожу в редакцию. И снова:
— Ну Вы же понимаете!
— Что я должен понимать?
— Ну Вы прекрасно понимаете. Вы старый член партии.
— Я беспартийный.
— Ну это только форма. Вы же коммунист по духу.
— Может быть. Но что этим можно объяснить. Я написал письмо. По важному, принципиальному вопросу и рассчитываю на публикацию.
— А я думаю, что Вы только адрес наш указали, а писали в Самиздат.
— Это Вам, видимо, хочется, чтоб письмо появилось в Самиздате и Вам можно было, ухватившись за это, отказать публиковать у Вас. Но я принял надежные меры, чтоб этого не случилось, и буду добиваться от Вас публикации.
— Ну, Вы понимаете, что я один этот вопрос не решаю.
Проходит еще несколько дней. Ко мне зашел Писарев. Случайно, на моем письменном столе оказался один экземпляр моего письма в редакцию «Вопросы истории КПСС». Сергей Петрович увидел. Заинтересовался. Попросил дать ему почитать. Отказать было неудобно, но я ему объяснил, что добиваюсь опубликования в журнале и потому в «Самиздат» пока не даю. Поставил условием, чтобы он никому не давал и сам не размножал.
Через 3— 4 дня он возвратил мой экземпляр. От письма -и от содержания и от стиля был в восторге, хвалил взахлеб. При этом сказал такое: «И это не только мое мнение. Я дал на одну ночь своему знакомому — доктору экономических наук, — так он, возвращая, сказал, что не спал всю ночь. Начал читать и понял, что такую работу надо иметь в собственной библиотеке. Взял машинку, заложил в нее 10 экземпляров и за ночь переписал. Один экземпляр и мне в презент принес».
— Что же Вы наделали, Сергей Петрович? Ведь это же Вы в «Самиздат» пустили. Значит, лишили меня возможности припереть журнал к стенке. Теперь, как только им станет известно, что письмо гуляет в «Самиздате», они схватятся за это и откажут мне в публикации.
— Ой, простите, Петр Григорьевич, я совсем забыл об этом. Но я сейчас пойду к этому доктору, и мы все соберем.
Дня через два Сергей Петрович сообщил, что все экземпляры, размноженного доктором письма, собраны. А еще через несколько дней я получил письмо из Арзамаса. Полковник запаса писал, что ему попалось мое письмо в редакцию журнала «Вопросы истории КПСС». Он прочел и потрясен. Ко мне у него лишь один вопрос — писал ли я такое письмо? Не фальшивка ли это, созданная каким-либо империалистическим разведывательным центром?
Я ответил, что писал такое письмо, но направил его только адресату. Каким образом письмо могло попасть к Вам, не могу даже предположить. Отвечать за содержание мною не проверенного и не подписанного письма не могу. В ответ получил открытку без подписи и обратного адреса, на которой было написано всего три слова:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297