— Нет, я уже всех перебрал. Более подходящей кандидатуры нет.
— Ну, а Немировский? Военный инженер. Одну с тобой академию кончал. И к тому же член партии. А что Хорн? Гражданский техник, беспартийный.
— Немировский учился со мной не только в одной академии. На одном факультете. Мы знаем друг друга, как облупленные. Во время учебы дружили. И здесь дружим, хотя он выше меня по званию. Но Немировский не организатор, он человек безвольный — на каждый начальнический чих оглядывается. А Костя организатор. В трудный момент он не остановит работу, не станет искать начальника для получения дозволу. То, что он техник, не помешает ему вести дело. У него строительная практика вдвое больше, чем у Немировского.
— Но нельзя же недооценивать и инженерные и партийные данные.
— Нельзя. Но главное сейчас — организаторские качества. Вот Вы в этом укрепрайоне с первого дня. Сколько времени затрачивалось на создание батрайона, если считать от первого колышка, до полной боевой готовности?
— Много.
— Много? Не меньше трех лет. А было и пять. А мы должны сделать два батальона за три месяца. Мне нужен повседневный организатор. А на инженерные вопросы поставим инженера. Создадим на участке техотдел. Того же Немировского или самого Шалаева поставим во главе. А Хорн пусть организует дело, пусть будет моим подручным в этом деле. Я ведь с себя не снимаю ответственности.
— Но кандидатуру Хорна и Кирилов не одобряет.
— Что значит не одобряет? Если у него есть против него материалы, пусть действует официально, а если я начну считаться с его личными симпатиями и антипатиями, то работать будет некогда. В общем, я твердо настаиваю на Хорне и беру на себя ответственность за него. А нет — отстраните меня от этого дела и поручите Шалаеву. Он окончил ту же, что и я, академию еще раньше Немировского и получил звание военинженера 1-го ранга.
— Ну смотри. Тебе виднее. Мое дело предупредить.
Несколькими днями позже зашел Кирилов. Он проявлял ко мне особое расположение. Заходил довольно часто. На неделе 2-3 раза. Чем это вызывалось, я и до сих пор не могу сказать. Какой-либо особой направленности в разговорах не было. Разговор о том, о сем. Попыток завербовать меня в секретные сотрудники «Смерш'а» тоже не было. Так в чем же дело? Особая симпатия? Желание отвести душу в разговоре с интересным собеседником? Или просто из-за близости расположения наших кабинетов? Или, может, «поиграться» со мной: напоминать своей физией, что «смерть с косой» всегда рядом? Или же, возможно, мне готовилась особая роль, даже выходящая за рамки Минского УР'а: роль эксперта на каком-то готовившемся процессе по «вредительству» в системе УР'ов? Все могу думать, но твердо ничего не знаю кроме того, что относился он ко мне с показной симпатией и откровенностью.
Однажды он пришел в состояние такой удовлетворенности, что это можно было заметить даже по его лицу мертвеца. Усевшись, как обычно без приглашения, к моему столу, он сказал: «У меня для тебя „сюрпризик“ есть. Хочешь послушать?»
— Ну что ж, раз это для меня, то выкладывай. — Кирилов, держа в руках какой-то типографского исполнения документ, начал читать. Документ он держал все время так, чтобы я не мог прочесть в нем что-нибудь сам. С тех пор прошло более 30 лет. К тому же слуховая память у меня значительно хуже зрительной. Поэтому я не могу поручиться за точность формулировок прочитанного мне Кириловым. Не могу даже утверждать, что я ничего не упустил из слышанного. Но я убежден, что оставшееся в памяти ниже излагается точно.
«Новый начальник инженеров Минского Укрепленного района Григоренко Петр Григорьевич», — зачитал Кирилов. Сделал паузу. Затем начал читать мои биографические данные. Они были довольно подробными и фактических ошибок в них я не заметил. После биографических данных снова пауза и — «далее самое интересное. Слушай внимательно.» — Принадлежит к так называемому сталинскому поколению. Идейный. Предан Сталину и его режиму не из желания выслужиться, а по убеждению. К критике в адрес режима относится нетерпимо, но доносов не пишет, а горячо убеждает оппонента в его неправоте. Головокружительное продвижение по службе воспринял как должное и несмотря на отсутствие опыта дело взял в руки твердо и уверенно. Инициативен и решителен. Принимать на себя ответственность не боится. Заметных пороков не обнаружено. Подходов для вербовки нет. Можно попытаться действовать через женщину, хотя надеяться на успех тоже трудно».
Кирилов закончил и уставился на меня своим застывшим взглядом:
— Ну как аттестация? Нравится?
— Очень.
— А что же ты не спросил, кто писал?
— А я жду, когда ты сам скажешь. Ваш брат ведь любит задавать вопросы, а когда задают ему — он не любит.
— Это выдержка из внутриведомственного доклада начальнику дефензивы (польской разведки).
— Хорошо же они осведомлены. А что же смотрит «Смерш»? Извиняюсь за вопрос.
— Это ты узнаешь в свое время. А вот тебе кое-что запомнить надо. В частности насчет женщин. А то ведь Загорулько подобрал такой цветник. Неудивительно, если кто-нибудь из них начнет изучать тебя поближе… Но я бы на твоем месте не ждал изучения, а начал бы сам это делать. Вот, например, в материальном отделе есть такая Зося, с нее бы и начал. Интересная особа.
— Нет, уж таким изучением занимайся сам. У меня своего дела хватает.
Больше о прочтенной мне характеристике он никогда не вспоминал, а о Зосе, как-то мимоходом, спросил: «Ну, как там поживает наша Зося?»
— Не знаю, чего она тебя так интересует. Там сколько угодно таких, которые просто художественно «попкой вертят», а Зося ведет себя строго.
Подчёркивая свою симпатию ко мне и откровенность, Кирилов рассказывал как-то и о том, что Черняев на меня собрал материалы, но Кирилов их у него отобрал и посоветовал заниматься вопросами Управления начинжа, не затрагивая меня лично. Обещал вообще убрать Черняева из Минска, но не выполнил это обещание. А один раз даже предложил: «Хочешь, устрою свидание с твоим дружком Кулаковым?» Я не отреагировал на этот вопрос, но он добавил: «только это у нас не дозволяется. Мне надо специально время для этого подобрать и обстановку соответствующим образом подготовить».
— Зачем же делать то, что не дозволяется! Я могу подождать, когда дело Кулакова будет расследовано.
— Ладно, посмотрим, — как-то загадочно произнес он. Но больше об этом не вспоминал. Я привык к его посещениям. Стал даже замечать, когда долго его не было. Свои суждения высказывал ему не сдерживаясь. Так, как думал. Не забыл я и разговор с Телятниковым о Хорне. И когда Кирилов зашел, я спросил его: «Ты что имеешь против Хорна?»
— Я? Ничего.
— А мне Телятников сказал, что ты не одобряешь его назначения начальником нового участка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297