— Вот же болтун! — Я, привыкший к Кирилову, понял, что он озлился, хотя понять его эмоции было не легко. Неподвижное лицо и ровный, безинтонационный голос препятствовали этому.
— Ну так вот, если ты имеешь что-то против Хорна, то ты не скрывай от меня. Ты знаешь, какая ответственная работа в Плещеницах. А если мы вынуждены будем в ходе работ заменять начальника участка, то можем сорвать эту работу. И я, извини, вынужден буду написать, что говорил с тобой на эту тему. Говорю еще раз, если что важное имеешь, выкладывай, т. к. мне вместо Хорна назначить некого. Если его нельзя, я могу предложить только свою кандидатуру.
— Нет, я ничего против него не имею.
И тоже это для меня неразгаданная тайна. Что он Телятникова настроил против Хорна, это мне ясно. А почему изменил отношение? И почему Хорна действительно не тронули, ни тогда, ни после? Неужели из симпатии Кирилова ко мне?
Сам Хорн, почувствовав твердую мою поддержку, развернулся во всю силу своего организаторского таланта. Инициатива била из него ключем. Работы велись организованно и бесшумно. В августе они были закончены. Я собрался с отчетом в Смоленск, и в это время пришла телеграмма начинжа БВО: «Прибыть на сборы начинжев укрепрайонов». И я поехал.
Обстановка на совещании была какая-то тревожная. Как будто над нами нависло что-то угрожающее. Может это было результатом того, что из четырех начинжев, участвовавших в совещании, трое были новыми; их предшественники были арестованы.
На третий или четвертый день моего пребывания в Смоленске меня вызвали с занятий к начинжу округа. Когда я вошел, полковник подал мне телеграмму Вишнеревского. Она была адресована начинжу БВО и по своему содержанию до крайности тревожна. Вселила тревогу она и в меня. Передаю текст по памяти: «Очень прошу немедленно возвратить Григоренко в Минск, во избежание большого несчастья». Я выехал сразу же. В Минске с вокзала зашел в свое Управление, оставил там дорожный чемоданчик и позвонил Вишнеревскому.
— Немедленно заходите ко мне! — Киким-то ранее от него неслышанным истерическим голосом крикнул он в трубку.
Когда я вошел в кабинет, он нервно бегал из угла в угол. Не отвечая и не реагируя на мой рапорт, подбежал к столу, схватил какой-то листик и размахивая им закричал: «Зарезали! Голову сняли! Я ж Вам доверял больше, чем самому себе. Вы же опытный УР'овец. Померанцев говорил о Вас как о добросовестном работнике. А Вы!… Сколько времени имели и не привели УР в боеготовность. А нас вcе время „кормили“ успокоительными докладами».
Во время этой тирады зашел Телятников, по-видимому приглашенный Вишнеревским после моего звонка. Телятников был бледен, взволнован. Вишнеревский, глядя на него, закричал еще громче и истеричнее: «Заморочил нам головы этими двумя батрайонами, а тем временем упустили боеготовность всего укрепленного района. Но не думайте, что мы одни с Телятниковым в тюрьму садиться будем. Вас тоже не забудут!»
Я стоял ошарашенный, не понимая, о чем идет речь. И произнести ничего не мог. Вишнеревский кричал, не останавливаясь. Наконец я получил возможность спросить, о чем идет речь. Вишнеревский, продолжая нервничать рассказал:
— Приехала комиссия наркомата обороны по проверке боеготовности УР'ов. Она выбрала 25 точек с разных участков УР'а, проверила их, и все они в противохимическом отношении получили оценку неудовлетворительно. Через 20 минут майор — председатель комиссии — придет подписывать акт. Вчера я отказался подписывать до Вашего возвращения. А сейчас я должен подписать и сесть в тюрьму. Согласно директиве, Вы это знаете, комендант и комиссар УР'а несут личную ответственность за приведение УР'а в боеготовность. Комиссия приехала из Мозыря. Там они тоже признали УР не боеготовным в противохимическом отношении, и комендант с комиссаром там уже арестованы. Я звонил туда и убедился в этом, — упавшим голосом закончил он. Потом приподнялся и едко добавил: «Но сел и начинж!»
— Где список точек, которые проверяла комиссия?
— Вот, — подал мне Вишнеревский листик, который держал в руках. Я просмотрел этот список и спокойно сказал: «Здесь нет ни одной точки, которая не имела бы оценки отлично».
— Да что Вы мне говорите! — вскрикнул Вишнеревский, — они же не сами проверяли. В комиссии участвовал Ваш заместитель военинженер 1-го ранга Шалаев и начхимслужбы укрепрайона. Проверка велась по утвержденной наркомом обороны инструкции и оценки выставлены согласно указаний этой инструкции. Наши работники своими подписями свидетельствуют это.
— А я привык себе самому верить больше всего. Я лично проверял по той же инструкции все боевые сооружения УР'а и утверждаю, что все — я подчеркиваю — все они имеют оценку отлично, хотя в нашем списке некоторым из них даны и удовлетворительные оценки. Товарищ комбриг, товарищ дивизионный комиссар, — перешел я на тон официального рапорта, — если Вы командуете тем же укрепленным районом, в котором и я служу, то в нем нет боевых сооружений с оценкой ниже отлично.
Здесь я должен возвратиться несколько назад. Директива о приведении УР'ов в боеготовность была получена весной 1937 года, еще до моего назначения на должность начинжа. Я сразу понял ее важное значение и, избрав несколько ближайших точек, пошел лично с бригадой саперов, чтобы привести эти точки в противохимическую готовность. Суть состояла в том, чтобы устранить всякие раковины, трещины в бетоне, герметизировать двери и обтюрировать амбразуры так, чтобы в огневой точке при работе вентиляции был достаточный внутренний подпор. Насколько я помню, минимальный подпор — 17 миллиметров водяного столба. При таком подпоре противохимическое состояние оценивалось удовлетворительно, при 19 — хорошо, при 23 — отлично.
Я организовал и лично подготовил несколько бригад, которые устраняли щели и раковины в бетоне, герметизировали двери и обтюрировали амбразуры. Вслед за этими бригадами шла еще одна, проверявшая противохимическую готовность всех огневых точек и выставлявшая оценки. Эту бригаду я тоже готовил лично. Вся герметизационная работа была выполнена столь добросовестно, что во всем УР'е не было точки с подпором меньше 27 миллиметров водяного столба — сверх отлично. И эти реальные подпоры выставлены в составленном нами акте. Но кроме этих цифровых оценок я выставил и оценки — отлично, хорошо, удовлетворительно, но не в зависимости от подпора, а по количеству щелей и пустот в бетоне, которые потребовалось заделывать. Чем их было больше, тем ниже ставилась оценка. Это я делал для себя, чтобы знать, где скорее можно ожидать снижения подпора.
Как видим, приведение в противохимическую готовность, дело хотя и хлопотное, но простое, вполне доступное любому добросовестному человеку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297