ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

До сих пор не могу понять, как смог я впоследствии изменить свое отношение к слову этого мудреца, так много отдавшего мне. Но об этом потом.
К бабушке Татьяне мы попадали лишь по воскресеньям и в праздники, когда к ней в гости вел нас отец. Это были счастливые дни моей жизни. Все в доме бабушки было сказочным. И блестящие лаком, свежевыкрашенные полы. И высокий, накрытый снежно-белой скатертью стол, за которым мы обедали. И высокие гнутые стулья, на которых мы сидели, обедая. И еда с тарелок. И питье неизвестного в нашем доме чудесно пахнущего напитка — чая — вприкуску с тоже неведомым в нашем доме сахаром. И все это в специальной комнате — с картинками и большим зеркалом. К тому же нас задаривали гостинцами — конфетами, орехами, печеньем, поили лимонадом.
Оставаясь со взрослыми я слушал их разговоры. И это влияло на мое детское сознание, на мою детскую душу. Бабушка и тетя Дуня часто рассказывали о маме. Дедушка читал мне и младшему моему брату — Максиму что-нибудь из «Нивы». Велись и разные разговоры. Здесь впервые услышал я и о том, что нам ищут «новую маму» — «Дитям потрибна мати» — говорил дедушка. — «Та яка ж то мати? Мачуха!» — возражала бабушка. — «Та то вже треба таку взяты, щоб дбала про дитей як маты. Хай за красою та багатством не гонится. Хай дивиться щоб добра до дитей була».
И чем дальше от похорон матери уходило время, тем более настойчивыми становились эти разговоры. Начали говорить и у нас в доме, и даже дядя Александр иногда высказывался. Одно его высказывание — уже почти перед самой свадьбой — хорошо запомнилось мне. Это высказывание, по-видимому, в значительной степени определило в будущем мое отношение к мачехе. Дядя сказал своей жене, которая только закончила рассказ о различных свадебных проектах. — «Нещасна та жинка, що йде на тих дитей. Да и бабы заедят ее. Йим же не мати для дитей потрибна, а прислуга. Щоб вона дитей опикувала, а дити ее щоб и не замечали или пренебрегали».
Не принимал участия в разговорах только отец. Он как бы не слышал ничего, уйдя с головой в хозяйство. Когда бабушка очень настойчиво приступала к нему, он махал рукой и говорил: — «Та то як хочете. Можно й жениться.» — С таким же безразличием согласился он и с кандидатурой в жены. Эту кандидатуру, как и предсказывал дядя Александр, подобрали две бабушки — Татьяна и Параска.
Свадьба была совсем не похожа на те, что я уже успел перевидеть. Она была какая-то скучная. Не было даже катания на тачанках с гармошкой, бубнами, трензелями, с гиканьем и свистом. Прямо с венчания отправились к нам во двор, который был буквально в трех шагах от церкви. Тихим и скромным был и свадебный обед. Единственным событием, взволновавшим всех присутствующих было внезапное исчезновение отца. Долго разыскивали. Наконец дядя Максим привел его. Сослались на то, что отец опьянел. Но впоследствии, уже когда этот несчастный брак был расторгнут, дядя Максим рассказал, что тогда на свадьбе он нашел отца лежащим в соломе. Его душили неудержимые рыдания.
Мачеха мне понравилась с первого взгляда. Стройная, красивая девушка, в белой фате и белом платье, выглядела сказочной феей. Когда она глянула на меня, я улыбнулся ей. Она ответила на мою улыбку одними глазами. Между нами протянулась ниточка взаимной симпатии. Но настроение мое быстро испортилось. В голову вдруг пришли слова дяди Александра и мое воображение почти мгновенно нарисовало картину: мои бабушки грызут и поедают это прекрасное создание. Я попытался отогнать это видение. Но оно не уходило, многие годы преследовало меня.
Бабушки уже на свадьбе принялись за нее. Где-то к вечеру она, поднявшись из-за стола, подходила к нам, кого она принимала как своих детей, и каждого пыталась приласкать. Иван и Максим дичились, а я как-то сразу потянулся к ней. И она, с горячностью обхватив меня, подняла на руки и начала целовать. В это время раздался злой, «театральный» шепот бабушки Параски: «Ото ж так. Ще с чоловиком поцилуватись не успела, а вже до дитей рукы простягае. Ей что-то ответила тем же злым „шепотом“ бабушка Татьяна. „Поедание“ началось. И продолжалось в течение всего этого несчастного брака, т. е. около года.
Женился отец весной 1913 года, почти через три года после смерти мамы. Новую жену ему подобрали две наши бабушки. И подобрали по тем требованиям, какие сами выдвинули, не считаясь с желаниями отца и даже не спрашивая его. Основное требование, как рассказывала впоследствии бабушка Татьяна, заключалось в том, чтоб у будущей жены отца не было родни, к которой отец мог бы примкнуть, забыв родню первой жены. И вот нашли. И ухватились. Девушка — единственная дочь безродной нищенки, которая жила буквально в конуре в соседнем селе. Мать нищенствовала, дочь ходила по людям — батрачила.
Началось сватовство с того, что перед матерью-нищенкой поставили условие — дочь, выйдя замуж ухаживает за детьми, как за родными. К своей матери она не ходит, а мать имеет право навестить ее один раз в месяц. Мать, даже не мечтавшая о таком счастье для дочери — выйти замуж за хозяина, да еще и молодого, красивого, — сразу согласилась. Ну какая же мать не согласится на жертвы, ради дочери. Дочь, увидев жениха, влюбилась в него с первого взгляда. И тут же, даже не видя, полюбила и его детей. Однако первая же ее попытка сблизиться с детьми была встречена злобой обеих бабушек. Что нужно было им? Я и до сих пор не могу ответить на этот вопрос.
Уже сами требования к новой жене отца были бесчеловечными. Но несчастные мать и дочь выполнили их. Насколько я помню мать приходила к дочери не ежемесячно, как было условлено, а всего один или два раза. Да и то бабушка Параска в чем-то их корила злобно. Мачеха была исключительно трудолюбива. Она принадлежала к породе тех людей, о которых говорят, что у них «любое дело в руках горит». Несмотря на это, бабушка каждый раз находила к чему придраться. Уже на что отец ни во что в доме не вмешивавшийся и сносивший все капризы и придирки своей матери, иногда не выдерживал и говорил с укором: «Ну нащо вы ее корите, мамо! Вона ж за трех робыть». Но это не спасало мачеху. Бабушкино озлобление против нее все возрастало.
Она и имя ее перекрутила в какую-то злобную форму. Не Явдоха, Евдокия или Дуня, Дунька, как зовут у нас в селе, а Дуняха. И так ее называли обе бабушки и мои оба брата. Дуней звал один отец. А я… Нет, не бунтарь я. Дуняхой я ее не называл ни разу, даже про себя. Когда никто не слышал, говорил «мама», а когда слышали, никак не называл, а привлекал ее внимание к себе, либо трогая ее руку, либо заглядывая в глаза. Если видели, что она со мной говорит, то обязательно допрашивали, что она говорила. Я никогда ничем не предал ее, но и восстать против системы шпионажа не посмел. Я только не любил эти допросы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297