Степашин слишком мягок, немножко любит позировать, любит театральные жесты. Я не уверен в том, что он будет идти до конца, если потребуется, сможет проявить ту огромную волю, огромную решительность, которая нужна в политической борьбе. Без этих черт характера я президента России себе не представляю.
У Путина, наоборот, воля и решительность есть. Знаю, что есть. Но интуиция подсказывает: выводить Путина на ринг политической борьбы ещё преждевременно.
Он должен появиться позже. Когда слишком мало времени для политического разгона — плохо. Когда слишком много — может быть ещё хуже. Общество не должно за эти «ленивые» летние месяцы привыкнуть к Путину. Не должна исчезнуть его загадка, не должен пропасть фактор неожиданности, внезапности. Это так важно для выборов. Фактор ожиданий, связанных с новым сильным политиком.
Чрезвычайно тяжёлая ситуация. Путина ставить пока ещё рано. Эту паузу нужно кем-то заполнить. Заполнить чисто технически. Что называется, для отвода глаз.
Ничего не поделаешь, эту роль придётся доверить симпатичному, порядочному Сергею Вадимовичу. Разумеется, я постараюсь объяснить ему, что вопрос о будущем, о президентских выборах ещё открыт. И у него тоже есть шанс себя проявить.
А фамилию Путина называть не буду. Ни в коем случае!
Практически об этом варианте не знает ещё никто. В том числе и сам Путин. В этом сила. Огромная сила неожиданного политического хода. Такие ходы всегда помогали мне выигрывать всю партию, порой даже безнадёжную. Реакция Думы и Совета Федерации после голосования по импичменту на фамилию «Путин» непредсказуема. Они его плохо знают, не понимают, что это за фигура. Но главная опасность заключена в другом.
Путин и Примаков — два бывших разведчика, два представителя спецслужб, занимают в общественном сознании одну нишу, они как бы вытесняют друг друга. Для Примакова фамилия «Путин» — мощнейший раздражитель. Реакция Евгения Максимовича может быть тяжёлой. Возможно, будет полное отторжение и даже, это я тоже не могу исключать, ответная атака со стороны Примакова. А после его отставки, после голосования по импичменту нужна хотя бы какая-то предсказуемость. Передышка.
… Эту передышку может дать только Степашин. К нему Примаков относится доброжелательно. (Позднее, летом, когда Евгений Максимович вплотную задумался о президентстве, у него даже возникла идея внести изменения в Конституцию, вновь ввести пост вице-президента, и все это для того, чтобы предложить Сергею Вадимовичу вместе идти на выборы: Примаков — президент, Степашин — вице-президент.)
Тем не менее тактический ход с «временным премьером» таит в себе определённую угрозу. За несколько месяцев своего премьерства Степашин да и многие другие наверняка поверят в то, что он — основной кандидат власти на выборах-2000. Не слишком ли я усложняю ситуацию? Не закладываю ли мину замедленного действия?
Короче говоря, стоит ли ждать с Путиным?
Возвращаясь теперь, почти год спустя, к событиям тех майских дней, не могу не признать — внутреннее моё состояние было довольно тревожным. Слишком долго, практически с начала 1998 года, продолжался в России правительственный кризис. Почти полтора года. Такие случаи бывали, конечно, в мировой практике. Бывали и в развитых странах — Италии, Японии, Франции. Но даже в Италии 70-х годов, где премьер менялся несколько раз в год (республика-то парламентская), в экономическом смысле была гораздо более стабильная обстановка.
… В России каждый новый премьер порождал свою специфическую проблему. Например, оставить у власти молодых реформаторов в августе 1998 года можно было, только установив в стране чрезвычайное положение! Ни больше ни меньше. Менеджерское, технократическое правительство Кириенко не имело никакого политического ресурса (проще говоря, доверия, влияния на общество). Не могло договориться ни с Думой, ни с профсоюзами, которые устроили нам «рельсовую войну», ни с деловой элитой. И при этом для проведения в жизнь своего жёсткого курса ему была необходима полная, абсолютная поддержка общества. Или — беспрекословное подчинение! Ну не мог я пойти на чрезвычайное положение. Не те годы, не та эпоха. И Россия — это не Чили, не Аргентина.
Примаков, наоборот, обладал огромным политическим ресурсом. Но его правление грозило полным откатом реформ. Полным крахом даже тех зачатков экономической свободы, да и вообще демократических свобод, которые удалось выпестовать и сохранить за эти годы. Не говоря уж о свободе слова, сохранении нормальной политической конкуренции.
Казалось бы, у каждой отставки были свои веские причины…
Но тогда, в мае 1999-го, затянувшийся правительственный кризис висел надо мной как дамоклов меч.
И все-таки после мучительных раздумий я пошёл на то, чтобы растянуть этот кризис ещё на несколько месяцев. То есть предложил Думе кандидатуру Степашина. Зная, что почти неминуемо буду с ним расставаться.
Идти на третье подряд политическое обострение (после отставки Примакова и голосования по импичменту) было слишком рискованно. Степашин был стопроцентно проходной кандидатурой в Думе, во многом благодаря лояльному отношению Примакова.
Да, уже внося кандидатуру Степашина, я знал, что сниму его. И это знание тяжёлым грузом висело на мне.
Честно говоря, чувство страшноватое. Ведь люди воспринимают события непосредственно, сегодня, сейчас. Они радуются и волнуются, негодуют и страдают — в этой, нынешней, ситуации. А ты живёшь и знаешь, что эта ситуация изменится, причём ровно через два месяца или через месяц, причём именно таким образом. И нет никакой радости от этого знания. Наоборот — тяжесть. Приходится брать на себя ответственность за судьбы людей, за порой трудно прогнозируемые последствия того или иного шага. Я знаю это чувство — когда посреди разговора, посреди обычной встречи вдруг как чёрная тень по комнате пробежит. Предрешенность того или иного поступка, той или иной политической судьбы даёт о себе знать постоянно. И ты вынужден крепко держать эту ношу, не выпускать наружу свои мысли.
И вот ещё что.
Путин должен появиться неожиданно. Когда наши политические оппоненты проявятся до конца. Когда в разгаре будет настоящая предвыборная борьба. Когда его решительный характер и жёсткость пригодятся в полной мере.
… Но не только этот политический анализ останавливал меня от последнего, откровенного разговора с Путиным, который продолжал руководить Советом безопасности и ФСБ, ведать не ведая о моих планах.
Мне его было и по-человечески жалко. Я собирался предложить ему не просто «повышение по службе». Я хотел передать ему шапку Мономаха. Передать ему своё политическое завещание: через победу на выборах, через нелюбимую им публичную политику во что бы то ни стало удержать в стране демократические свободы, нормальную рыночную экономику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109