— Открыто.
Комната напоминает медвежью берлогу. И по виду, и по запахам. Против обыкновения Федор Иванович не мечется от окна к двери и обратно, а устало сидит на стуле с газетой в руке.
— Зечем вызвал? — раздраженно спросил Пудель, не поздоровавшись. — Думаешь, мне легко добираться из своей норы? На лыжах, автобусом, поездом… Что случилось?
Сидорчук отложил газету, поправил очки.
— Мне тоже не сладость летать в таежную глухомань.
— Почему не связались по рации?
— В целях вашей же безопасности… К тому же, по рации многого не скажешь… Присаживайтесь, попьем чайку, поговорим…
Привычным усилием воли Пудель погасил раздражение. Снял дубленку, небрежно швырнул её на кровать, отправил туда же пыжиковую шапку.
— Покрепче чая ничего не найдется? Я тебе не воспитанница института благородных девиц…
Взял поданную Сидорчуком бутылку, придирчиво оглядел её. Трехзвездночный азербайджанский коняьк — пойло для пацанов. И этой дрянью угощают человека, поставляющего партии громадные средства, без которых она захирела бы, как проклюнувшийся росток, лишенный живительного полива?
Пудель презрительно отставил в сторону коньяк, извлек из дипломата бутылку «брынцаловки», любимого им напитка.
— Закусить найдется? Или прикажешь мне ползти вниз по гнилой лестнице?
К счастью, закуска нашлась. И довольно сносная. Выпили. Пудель — водку, Сидорчук — клоповий коньяк. Закусили.
— Выкладывай свои паршивые инструкции. Падло буду, если не услышу сейчас завываний о пустой партийной кассе.
Пудель вел себя намеренно грубо, знал — его не одернут, не поставят на место. Он не испытывал терпения вежливого собеседника — показывал свою власть, демонстрировал независимость.
Действительно, Сидорчук проглатывал грубость и блатные выражение, пропускал мимо ушей оскорбительные выпады.
— И деньги — то же. Предвыборная компания поглощает все, чем мы располагаем. Одна надежда — на вас… Но я прилетел не только за деньгами… Как дела с Иванчишиным?
Вот оно — главное, насторожился Пудель. Похоже, отпущенный ему скудный срок Радоцкий решил сократить. Ну, что ж, Пудель ожидал этого и соответственно подготовился.
— Никаких дел с мозгляком в генеральских погонах у меня нет. Говори, что нужно?
— Настало время пустить в ход генеральское изобретение… Нужно немного взбудоражить общественное мнение, повернуть его против нынешней власти…
Либерал говорил долго и нудно, пуская в ход привычные ораторские ухищрения, помогая себе резкими жестами. Будто он не инструктировал командира боевиков, а выступал на многотысячном митинге.
Пудель лениво вертел в пальцах граненный стакан, думал о своем. Добывать деньги с каждым днем становилось все трудней и трудней. Таежная глушь — не московскте раздолье с десятками сверхбогатых банкиров, сотнями магазинов и магазинчиков, ресторанов и бистро. Ну, что можно получить, очистив кассу того же леспромхоза? Десяток кусков в лучшем случае. А Пуделю для партийной мошны и для пополнения своих зарубежных счетов необходимы десятки миллионов.
— … наша задача не завоевывать государственные посты, а заботиться о благополучии народа…
До чего же надоело пустозвонство! Напудренные и подкрашенные ветхие заявления о «благе народа» набили оскомину. Пудель резко перебил оратора.
— Когда и где? Цель?
Сидорчук поймал на лету упавшие очки, недоуменно поглядел на наглеца.
— Вы о чем?… Ах, да, о цели… Первый удар нанесем по общественному транспорту. Скажем — троллейбус. Неделю на подготовку хватит?
— Неделя? Больно ты скорый, дружан… Полмесяца, не меньше!…Другие новости есть?
Сидорчук покопался в угреватом носу, будто именно там были спрятаны все его остальные новости. И радостные, и неприятные.
— Нам не нравится ваш Штырь… В последнее время он стал каким-то странным…
— Скурвился?
Сидорчук поморщился.
— Слишком прямолинейно… У нас имеются кой-какие данные. Приедете — разберетесь… И ещё одно: нас серьезно беспокоит интерес, проявляемый к институту…Туда повадился некий, — Федор Иванович, приподнял очки и заглянул в записную книжку, — Окунев, оставной полковник, ныне — журналист.
— Ментовская подстилка?
— Выясним, но без вашей помощи… Думается, ничего страшного — обычное намерение написать очередную острую статейку…
Возможное предательство Штыря не особенно встревожило босса: шестерка мало что знает, тем более, он не осведомлен о местопребывании хозяина. А вот последняя новость — очень и очень серьезна. Если менты доберутся до его институтского информатора и поставщика научных сведений — мыльным пузырем лопнет надежда заполучить новые, более совершенные образцы чудо-ракетки…
— Где хозяин?
Жена дяди Семена пугливо наклонила голову. Будто Пудель замахнулся на неё чем-то тяжелым.
— Побежал в охотничью избушку. Пообещал завтра к вечеру возвернуться.
Значит, к вечеру…
Пудель с жадностью оглядел плотное тело женщины. Надо же, четверых детей родила, а выглядит не старше тридцати лет. Что задок, что груди, что губки — заглядение. Поиграться с девками опасно, проговорятся — Семен вз»ерепенится. А жена не проговорится, признание не в её пользу.
— Баньку истопишь?
— Через полчаса заиграет родимая. Может быть, желаете пока закусить?
Васин пожелал. Отведал моченных яблочек, испробовал картошку с мясом. Потом ушел в боковушку переодеваться, снимать парик и усики.
Он все ещё колебался: поиграть с хозяйкой или воздержаться? Слишком уж нужным человеком был щуплый таежник, чтобы рисковать. Через его хатенку проходили маршруты боевиков на дело и после его завершения, он осуществлял связь с близлежащими городами и поселками, нередко наводил боевиков на выгодные операции.
Лишиться такого помощника — отрубить себе руку.
Но длительное воздержание давало знать о себе. После омского разговления со старшим лейтенантом угрозыска Пудель не обладал женщиной. Да и откуда таежник узнает о жениной измене? Девки донесут? Так надо сделать так, чтобы они ничего не знали…
В дверь боковушки тихо поскреблись.
— Входи.
На пороге — хозяйка. Теплую безрукавку сменило выходное платье, которое, кажется, вот-вот лопнет под напором налитых грудей. Женщина будто демонстрировала гостю все свои прелести, подталкивала его к более решительным действиям.
— Банька готова, — тихо проговорила она. — Квасок — в кадке, мочалки и мыльце изготовлены, березовый веничек распарен… Пожалте мыться…
— Пожалте, — передразнил Пудель. — А спину кто потрет? Семен всегда занимается, так его нет… Может быть, заменишь муженька?
Хозяйкино лицо вспыхнуло жарким пламенем, на глаза навернулись крупные слезы.
— Бог с тобой, Ефремыч, рази можно… Лучше кликну соседа…
Чистоплюйка дерьмовая!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Комната напоминает медвежью берлогу. И по виду, и по запахам. Против обыкновения Федор Иванович не мечется от окна к двери и обратно, а устало сидит на стуле с газетой в руке.
— Зечем вызвал? — раздраженно спросил Пудель, не поздоровавшись. — Думаешь, мне легко добираться из своей норы? На лыжах, автобусом, поездом… Что случилось?
Сидорчук отложил газету, поправил очки.
— Мне тоже не сладость летать в таежную глухомань.
— Почему не связались по рации?
— В целях вашей же безопасности… К тому же, по рации многого не скажешь… Присаживайтесь, попьем чайку, поговорим…
Привычным усилием воли Пудель погасил раздражение. Снял дубленку, небрежно швырнул её на кровать, отправил туда же пыжиковую шапку.
— Покрепче чая ничего не найдется? Я тебе не воспитанница института благородных девиц…
Взял поданную Сидорчуком бутылку, придирчиво оглядел её. Трехзвездночный азербайджанский коняьк — пойло для пацанов. И этой дрянью угощают человека, поставляющего партии громадные средства, без которых она захирела бы, как проклюнувшийся росток, лишенный живительного полива?
Пудель презрительно отставил в сторону коньяк, извлек из дипломата бутылку «брынцаловки», любимого им напитка.
— Закусить найдется? Или прикажешь мне ползти вниз по гнилой лестнице?
К счастью, закуска нашлась. И довольно сносная. Выпили. Пудель — водку, Сидорчук — клоповий коньяк. Закусили.
— Выкладывай свои паршивые инструкции. Падло буду, если не услышу сейчас завываний о пустой партийной кассе.
Пудель вел себя намеренно грубо, знал — его не одернут, не поставят на место. Он не испытывал терпения вежливого собеседника — показывал свою власть, демонстрировал независимость.
Действительно, Сидорчук проглатывал грубость и блатные выражение, пропускал мимо ушей оскорбительные выпады.
— И деньги — то же. Предвыборная компания поглощает все, чем мы располагаем. Одна надежда — на вас… Но я прилетел не только за деньгами… Как дела с Иванчишиным?
Вот оно — главное, насторожился Пудель. Похоже, отпущенный ему скудный срок Радоцкий решил сократить. Ну, что ж, Пудель ожидал этого и соответственно подготовился.
— Никаких дел с мозгляком в генеральских погонах у меня нет. Говори, что нужно?
— Настало время пустить в ход генеральское изобретение… Нужно немного взбудоражить общественное мнение, повернуть его против нынешней власти…
Либерал говорил долго и нудно, пуская в ход привычные ораторские ухищрения, помогая себе резкими жестами. Будто он не инструктировал командира боевиков, а выступал на многотысячном митинге.
Пудель лениво вертел в пальцах граненный стакан, думал о своем. Добывать деньги с каждым днем становилось все трудней и трудней. Таежная глушь — не московскте раздолье с десятками сверхбогатых банкиров, сотнями магазинов и магазинчиков, ресторанов и бистро. Ну, что можно получить, очистив кассу того же леспромхоза? Десяток кусков в лучшем случае. А Пуделю для партийной мошны и для пополнения своих зарубежных счетов необходимы десятки миллионов.
— … наша задача не завоевывать государственные посты, а заботиться о благополучии народа…
До чего же надоело пустозвонство! Напудренные и подкрашенные ветхие заявления о «благе народа» набили оскомину. Пудель резко перебил оратора.
— Когда и где? Цель?
Сидорчук поймал на лету упавшие очки, недоуменно поглядел на наглеца.
— Вы о чем?… Ах, да, о цели… Первый удар нанесем по общественному транспорту. Скажем — троллейбус. Неделю на подготовку хватит?
— Неделя? Больно ты скорый, дружан… Полмесяца, не меньше!…Другие новости есть?
Сидорчук покопался в угреватом носу, будто именно там были спрятаны все его остальные новости. И радостные, и неприятные.
— Нам не нравится ваш Штырь… В последнее время он стал каким-то странным…
— Скурвился?
Сидорчук поморщился.
— Слишком прямолинейно… У нас имеются кой-какие данные. Приедете — разберетесь… И ещё одно: нас серьезно беспокоит интерес, проявляемый к институту…Туда повадился некий, — Федор Иванович, приподнял очки и заглянул в записную книжку, — Окунев, оставной полковник, ныне — журналист.
— Ментовская подстилка?
— Выясним, но без вашей помощи… Думается, ничего страшного — обычное намерение написать очередную острую статейку…
Возможное предательство Штыря не особенно встревожило босса: шестерка мало что знает, тем более, он не осведомлен о местопребывании хозяина. А вот последняя новость — очень и очень серьезна. Если менты доберутся до его институтского информатора и поставщика научных сведений — мыльным пузырем лопнет надежда заполучить новые, более совершенные образцы чудо-ракетки…
— Где хозяин?
Жена дяди Семена пугливо наклонила голову. Будто Пудель замахнулся на неё чем-то тяжелым.
— Побежал в охотничью избушку. Пообещал завтра к вечеру возвернуться.
Значит, к вечеру…
Пудель с жадностью оглядел плотное тело женщины. Надо же, четверых детей родила, а выглядит не старше тридцати лет. Что задок, что груди, что губки — заглядение. Поиграться с девками опасно, проговорятся — Семен вз»ерепенится. А жена не проговорится, признание не в её пользу.
— Баньку истопишь?
— Через полчаса заиграет родимая. Может быть, желаете пока закусить?
Васин пожелал. Отведал моченных яблочек, испробовал картошку с мясом. Потом ушел в боковушку переодеваться, снимать парик и усики.
Он все ещё колебался: поиграть с хозяйкой или воздержаться? Слишком уж нужным человеком был щуплый таежник, чтобы рисковать. Через его хатенку проходили маршруты боевиков на дело и после его завершения, он осуществлял связь с близлежащими городами и поселками, нередко наводил боевиков на выгодные операции.
Лишиться такого помощника — отрубить себе руку.
Но длительное воздержание давало знать о себе. После омского разговления со старшим лейтенантом угрозыска Пудель не обладал женщиной. Да и откуда таежник узнает о жениной измене? Девки донесут? Так надо сделать так, чтобы они ничего не знали…
В дверь боковушки тихо поскреблись.
— Входи.
На пороге — хозяйка. Теплую безрукавку сменило выходное платье, которое, кажется, вот-вот лопнет под напором налитых грудей. Женщина будто демонстрировала гостю все свои прелести, подталкивала его к более решительным действиям.
— Банька готова, — тихо проговорила она. — Квасок — в кадке, мочалки и мыльце изготовлены, березовый веничек распарен… Пожалте мыться…
— Пожалте, — передразнил Пудель. — А спину кто потрет? Семен всегда занимается, так его нет… Может быть, заменишь муженька?
Хозяйкино лицо вспыхнуло жарким пламенем, на глаза навернулись крупные слезы.
— Бог с тобой, Ефремыч, рази можно… Лучше кликну соседа…
Чистоплюйка дерьмовая!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96