Никто не мог. Даже сам президент. Да, даже он. Любая огласка катастрофична. Проявили инициативу?
Проклятые ищейки. Да они даже не представляют себе, куда сунулись!
Но главным было не это. Даже не предупреждение ЦРУ. Раз об их операции стало известно, блокировать ее не составит труда. Странное какое-то предупреждение. С чего вдруг они стали такими благородными? Не хотят дестабилизировать обстановку в России. Скажи в бане, шайками закидают. Да они спят и видят растоптанную Россию. Обескровленную, униженную. Превращенную в нуль — в Монголию. Но как могло случиться, что его контакты в Абу-Даби и в Берлине оказались засвеченными?
Чем, черт возьми, занимаются эти жеребцы из службы безопасности? На них тратится чертова уйма валюты. И вот результат!
И все-таки самым страшным было совсем другое. Эти шесть миллионов долларов на его счету.
Вот что было ошеломляющей неожиданностью. Неожиданностью смертельно опасной. Не для его жизни. А для дела, которое с самого начала было его детищем, а со временем превратилось и в главное дело жизни.
* * *
Первые ростки идеи, из которых вызрела программа «Феникс», появились у Ермакова еще в Берлине, когда он работал в ликвидационной комиссии Западной группы войск.
Нужно было срочно распродать огромное количество военного имущества и вооружений. Зачем нужна эта срочность, не понимал никто. Даже западные немцы, готовые за объединение Германии терпеть присутствие на своей территории советских войск, были поражены дурью Горбачева. Но приказ есть приказ, а дурное дело нехитрое.
Хозяйственной натуре Ермакова, в которой неистребимо сидели гены ярославских крестьян, была глубоко противна сама мысль отдавать по дешевке то, за что можно получить настоящую цену. Он понял, кто будет платить за оружие столько, сколько оно стоит. Те, кто воюет. Или собирается воевать. Уже первая партия автоматов Калашникова и гранатометов, проданная на Ближний Восток, подтвердила его предположения. Арабы торговались отчаянно, но платили. У них не было другого способа получить оружие. Затем последовали танки, зенитные установки, системы залпового огня, старые «миги» и «су». Та небольшая часть вооружений, которую продал Ермаков, принесла России больше валюты, чем все остальное имущество Западной группы войск.
Сделки совершались через третьи страны, через сеть подставных фирм. Сделки были незаконными, но что считать законным, а что незаконным? Отдавать за бесценок добро, которое создавалось нелегким народным трудом долгие сорок пять лет, — это законно?
Тогда и завязались у Ермакова прочные связи на Ближнем и Среднем Востоке, в Африке и даже в Южной Америке. А потом открылся еще один бездонный рынок вооружений — Афганистан, где набирало силу движение Талибан.
Перейдя вслед за своим шефом, генералом армии Г., из Минобороны в «Госвооружение» и разобравшись в царящем там бардаке, Ермаков понял, что и здесь его опыт и наработанные связи окажутся очень полезными. Необходимость монополизации нелегальной торговли российскими вооружениями была очевидной. Все равно воруют и будут воровать, пока есть спрос. Так почему не взять этот теневой бизнес под свой контроль, не вернуть в российскую казну десятки и сотни миллионов долларов, утекавшие из нее, как из дырявого нефтепровода?
При всей своей понятности и насущности идея пробивала себе дорогу с огромным трудом. Слишком многие грели на этом бизнесе руки. И только энергичная поддержка Г. позволила продвинуть дело. Ермаков понимал причину этой поддержки. Г. нужно было показать президенту, что тот не ошибся в выборе, назначив Г. своим представителем в «Госвооружении», что при нем увеличится приток валюты от торговли оружием в бюджет и во внебюджетные фонды.
Ермаков не оценивал мотивы, которыми руководствовался Г. С него было довольно того, что ему дали возможность делать свое дело. И он его делал с присущей ему основательностью. Практическая реализация программы требовала огромной организационной работы. Ермаков спал по четыре часа в сутки. Никогда раньше он не работал с такой отдачей. Его труд был нужен России. Он работал для России и любил Россию, как врач любит спасенного им больного, как мать любит выстраданного ею ребенка.
И вот теперь, когда программа вступила в решающую стадию…
* * *
— Это — правда? — спросил Юрий, прерывая молчание.
— Что? — не понял Ермаков. Юрий кивнул на «ноутбук»:
— Это.
— Да, правда.
— Тогда объясни — зачем? Нормально ведь жили, батя. А сейчас валяешься раненый.
Хорошо хоть живой. За шесть «лимонов» могли и убить. Как твоего водителя. И ведь могут! Ради чего?
— Да не знал я ни о каких миллионах, клянусь! Не веришь?
— Верю. Хоть и не понимаю, как ты мог об этом не знать.
— У меня нет привычки каждое утро проверять состояние моего банковского счета.
Как ты на это вышел?
— Случайно. От нечего делать. Дежурил ночью… Плохо, батя. Откуда на твоем счету эти миллионы — не знаешь. Кто в тебя стрелял — не знаешь. За что — тоже не знаешь.
— Но я в самом деле не знаю!
— Я про это и говорю. Ты же не контролируешь ситуацию. А это добром не кончается. Ермаков промолчал.
— Что будем делать? — спросил Юрий.
— Когда у тебя дежурство?
— Завтра в ночь.
— Езжай в управление. Прямо сейчас. Иди к начальнику и все ему доложи. Как влез в базу данных, как скачал информацию на дискету, как принес ее мне. Все, ничего не скрывая.
— Но меня же посадят!
— Если придешь сам, нет. Уволят. А это не самое страшное. У меня нет другого способа доказать тебе, что я не вор. С этими миллионами вышла накладка. С ней я разберусь. Информация на дискете — высшие государственные секреты. Но я имею к ним допуск. Так что преступления ты не совершил. Серьезный должностной проступок — да. Но не больше.
— Что все это значит, батя?
— Политика. Настоящая политика, а не телевизионная показуха для дураков. И сейчас решается самый главный вопрос. Не хочешь спросить какой?
— Нет. Хватит с меня государственных секретов.
— Ты все же спроси.
— Ну, какой?
— Кто будет следующим Президентом России.
* * *
Юрий ушел. Ермаков обессиленно откинулся на подушки. Сын был прав. Тысячу раз прав. Ситуация вышла из-под контроля. Как машина на обледенелом шоссе.
Только это была не автомобильная авария.
Это была авиакатастрофа.
И до удара о землю оставались секунды.
* * *
Ермаков дотянулся до тумбочки, взял трубку сотового телефона и набрал номер.
— Это Ермаков, — сказал он. — Господин Джаббар, мне необходимо немедленно вас увидеть.
* * *
…Нифонтов остановил пленку. Спросил по интеркому помощника:
— Лейтенант Ермаков приходил ко мне?
— Нет, Александр Николаевич.
— Звонил?
— Нет.
Нифонтов выключил интерком.
— Не рискнул. Напрасно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Проклятые ищейки. Да они даже не представляют себе, куда сунулись!
Но главным было не это. Даже не предупреждение ЦРУ. Раз об их операции стало известно, блокировать ее не составит труда. Странное какое-то предупреждение. С чего вдруг они стали такими благородными? Не хотят дестабилизировать обстановку в России. Скажи в бане, шайками закидают. Да они спят и видят растоптанную Россию. Обескровленную, униженную. Превращенную в нуль — в Монголию. Но как могло случиться, что его контакты в Абу-Даби и в Берлине оказались засвеченными?
Чем, черт возьми, занимаются эти жеребцы из службы безопасности? На них тратится чертова уйма валюты. И вот результат!
И все-таки самым страшным было совсем другое. Эти шесть миллионов долларов на его счету.
Вот что было ошеломляющей неожиданностью. Неожиданностью смертельно опасной. Не для его жизни. А для дела, которое с самого начала было его детищем, а со временем превратилось и в главное дело жизни.
* * *
Первые ростки идеи, из которых вызрела программа «Феникс», появились у Ермакова еще в Берлине, когда он работал в ликвидационной комиссии Западной группы войск.
Нужно было срочно распродать огромное количество военного имущества и вооружений. Зачем нужна эта срочность, не понимал никто. Даже западные немцы, готовые за объединение Германии терпеть присутствие на своей территории советских войск, были поражены дурью Горбачева. Но приказ есть приказ, а дурное дело нехитрое.
Хозяйственной натуре Ермакова, в которой неистребимо сидели гены ярославских крестьян, была глубоко противна сама мысль отдавать по дешевке то, за что можно получить настоящую цену. Он понял, кто будет платить за оружие столько, сколько оно стоит. Те, кто воюет. Или собирается воевать. Уже первая партия автоматов Калашникова и гранатометов, проданная на Ближний Восток, подтвердила его предположения. Арабы торговались отчаянно, но платили. У них не было другого способа получить оружие. Затем последовали танки, зенитные установки, системы залпового огня, старые «миги» и «су». Та небольшая часть вооружений, которую продал Ермаков, принесла России больше валюты, чем все остальное имущество Западной группы войск.
Сделки совершались через третьи страны, через сеть подставных фирм. Сделки были незаконными, но что считать законным, а что незаконным? Отдавать за бесценок добро, которое создавалось нелегким народным трудом долгие сорок пять лет, — это законно?
Тогда и завязались у Ермакова прочные связи на Ближнем и Среднем Востоке, в Африке и даже в Южной Америке. А потом открылся еще один бездонный рынок вооружений — Афганистан, где набирало силу движение Талибан.
Перейдя вслед за своим шефом, генералом армии Г., из Минобороны в «Госвооружение» и разобравшись в царящем там бардаке, Ермаков понял, что и здесь его опыт и наработанные связи окажутся очень полезными. Необходимость монополизации нелегальной торговли российскими вооружениями была очевидной. Все равно воруют и будут воровать, пока есть спрос. Так почему не взять этот теневой бизнес под свой контроль, не вернуть в российскую казну десятки и сотни миллионов долларов, утекавшие из нее, как из дырявого нефтепровода?
При всей своей понятности и насущности идея пробивала себе дорогу с огромным трудом. Слишком многие грели на этом бизнесе руки. И только энергичная поддержка Г. позволила продвинуть дело. Ермаков понимал причину этой поддержки. Г. нужно было показать президенту, что тот не ошибся в выборе, назначив Г. своим представителем в «Госвооружении», что при нем увеличится приток валюты от торговли оружием в бюджет и во внебюджетные фонды.
Ермаков не оценивал мотивы, которыми руководствовался Г. С него было довольно того, что ему дали возможность делать свое дело. И он его делал с присущей ему основательностью. Практическая реализация программы требовала огромной организационной работы. Ермаков спал по четыре часа в сутки. Никогда раньше он не работал с такой отдачей. Его труд был нужен России. Он работал для России и любил Россию, как врач любит спасенного им больного, как мать любит выстраданного ею ребенка.
И вот теперь, когда программа вступила в решающую стадию…
* * *
— Это — правда? — спросил Юрий, прерывая молчание.
— Что? — не понял Ермаков. Юрий кивнул на «ноутбук»:
— Это.
— Да, правда.
— Тогда объясни — зачем? Нормально ведь жили, батя. А сейчас валяешься раненый.
Хорошо хоть живой. За шесть «лимонов» могли и убить. Как твоего водителя. И ведь могут! Ради чего?
— Да не знал я ни о каких миллионах, клянусь! Не веришь?
— Верю. Хоть и не понимаю, как ты мог об этом не знать.
— У меня нет привычки каждое утро проверять состояние моего банковского счета.
Как ты на это вышел?
— Случайно. От нечего делать. Дежурил ночью… Плохо, батя. Откуда на твоем счету эти миллионы — не знаешь. Кто в тебя стрелял — не знаешь. За что — тоже не знаешь.
— Но я в самом деле не знаю!
— Я про это и говорю. Ты же не контролируешь ситуацию. А это добром не кончается. Ермаков промолчал.
— Что будем делать? — спросил Юрий.
— Когда у тебя дежурство?
— Завтра в ночь.
— Езжай в управление. Прямо сейчас. Иди к начальнику и все ему доложи. Как влез в базу данных, как скачал информацию на дискету, как принес ее мне. Все, ничего не скрывая.
— Но меня же посадят!
— Если придешь сам, нет. Уволят. А это не самое страшное. У меня нет другого способа доказать тебе, что я не вор. С этими миллионами вышла накладка. С ней я разберусь. Информация на дискете — высшие государственные секреты. Но я имею к ним допуск. Так что преступления ты не совершил. Серьезный должностной проступок — да. Но не больше.
— Что все это значит, батя?
— Политика. Настоящая политика, а не телевизионная показуха для дураков. И сейчас решается самый главный вопрос. Не хочешь спросить какой?
— Нет. Хватит с меня государственных секретов.
— Ты все же спроси.
— Ну, какой?
— Кто будет следующим Президентом России.
* * *
Юрий ушел. Ермаков обессиленно откинулся на подушки. Сын был прав. Тысячу раз прав. Ситуация вышла из-под контроля. Как машина на обледенелом шоссе.
Только это была не автомобильная авария.
Это была авиакатастрофа.
И до удара о землю оставались секунды.
* * *
Ермаков дотянулся до тумбочки, взял трубку сотового телефона и набрал номер.
— Это Ермаков, — сказал он. — Господин Джаббар, мне необходимо немедленно вас увидеть.
* * *
…Нифонтов остановил пленку. Спросил по интеркому помощника:
— Лейтенант Ермаков приходил ко мне?
— Нет, Александр Николаевич.
— Звонил?
— Нет.
Нифонтов выключил интерком.
— Не рискнул. Напрасно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91