Такие истерики были для нее делом обычным и раньше — из-за любовных интрижек отца. То ли действительных, то ли порожденных ее воспаленным ревностью воображением — Юрий не вникал. Отец поначалу пугался, потом привык, перестал реагировать.
После дембеля Юрий поступил в московский институт радиоэлектроники, не подозревая, что этот институт — традиционный поставщик кадров технарей для ФАПСИ и других спецслужб. В институте увлекся криптографией, его дипломная работа была посвящена системам защиты информационных сетей. И меньше всего он думал, что станет военным.
Но повернулось иначе. Еще до защиты дипломов в институт зачастили «купцы».
Компьютерщики шли нарасхват, к лучшим студентам начинали присматриваться задолго до выпуска. Юрия заинтересовало приглашение крупного московского банка с филиалами в Европе и США. Отец отсоветовал:
«Дело твое, конечно. Но все это ненадолго». Он оказался прав. Не прошло и полугода, как банк лопнул, а его президент был объявлен в федеральный розыск.
Юрия удивило, каким образом отец мог предугадать это так точно. Но не спросил.
Знал, что не получит ответа. О своих делах отец никогда с сыном не говорил. И вообще дома не говорил. Юрий даже не знал, в каком главке Минобороны он служит.
Догадывался, что по материально-техническому снабжению. Но точно не знал. Да и не очень этим интересовался.
На предложение от аналитического агентства «Контур», занимавшегося, как было сказано Юрию, политическим прогнозированием, социологией и разными другими проблемами, он не обратил внимания. Но реакция отца была неожиданной:
— Они тебя выбрали? На твоем месте я не стал бы долго раздумывать.
Это было что-то новое. Отец не раз говорил, что политика — занятие для проходимцев, дураков и для деда Матвея, который на старости лет задвинулся на политике, не пропускал ни одного митинга, а в перерывах между ними доставал всех домашних страстной патриотической публицистикой, круто приперченной матерщиной.
Отец объяснил:
— "Контур" — это не политика. Это разведка. И очень серьезная.
Разговор прервался — начали подъезжать гости. Дело происходило на даче в Архангельском. Отцу исполнилось сорок пять лет. Незадолго до этого он получил генерал-лейтенанта. Оба эти события отец и отмечал на даче в мужском кругу.
Домашних празднеств он не любил. Мать быстро напивалась, начиналось швыряние хрусталя, выяснение отношений.
Юрию нравились друзья отца — народ крупный, булыжистый. Сорокалетние полковники, сорокапятилетние генералы. Они носили хорошие штатские костюмы, очень редко — мундиры, ездили на хороших машинах с неразговорчивыми водителями. Сначала на черных «Волгах», потом на «ауди», «вольво» и «мерседесах». От них, как запах терпкого мужского одеколона, исходило ощущение уверенности и силы. Они были не дураки выпить, слетать на вертолете поохотиться на диких кабанов или на гусей, от души попариться в баньке. Насчет баб у них тоже наверняка не ржавело, но эти дела они умели не афишировать.
Посреди застолья отец упомянул, словно бы между прочим, что Юрию предложили идти работать в «Контур». За столом мгновенно установилась уважительная тишина.
Отец добавил:
— Он думает.
Гости дружно расхохотались — как крепкому анекдоту.
Юрий был донельзя заинтригован. При новой встрече с человеком из таинственного «Контура» он спросил, какие у них компьютеры.
— Ну примерно как в НАСА, — ответил тот. — Может, самую малость получше.
Это было решающим. Юрий сказал «да». И позже ни разу не пожалел об этом. У него было все: интересная служба, налаженный быт, друзья — такие же компьютерные фаны, как и он сам, веселые и ненавязчивые подружки. А что до тягостной атмосферы в доме, так у кого лучше? В каждом доме свои скелеты в шкафу. Нужно просто не открывать дверцу этого шкафа.
Он и не открывал.
Он был счастлив.
Но даже не подозревал об этом.
* * *
Кабинет полковника Голубкова оказался запертым. Юрий сунулся в приемную начальника управления. Свет горел, на подоконнике шумел белый электрический чайник «Тефаль». Но дежурного не было. Из-за обитой коричневой кожей двери кабинета не доносилось ни звука. Юрий постучал. Не услышали. Хотел открыть дверь, но в этот момент ожил интерком, голос начальника управления недовольно спросил:
— Где кофе-то? Ты его выращиваешь, что ли?
— Дежурный вышел, — доложил Юрий. — Это лейтенант Ермаков. Разрешите войти?
— Заходи.
В обширном кабинете царил полумрак. Верхний свет был погашен, горели лишь бра в простенках между высокими сводчатыми окнами и настольная лампа на столе начальника управления. От этого кабинет казался еще больше и таинственней.
Когда-то здесь была графская библиотека. От тех времен остались черные дубовые балки на потолке, бездействующий камин и громоздкий письменный стол с резными панелями и ножками в виде львиных лап.
За столом, развернув черное офисное кресло к включенному компьютеру, сидел генерал-лейтенант Нифонтов. Крупный, в штатском, чем-то похожий на друзей отца.
У окна, сложив за спиной руки, стоял полковник Голубков. Он был другой породы: невысокий, сухощавый, с седыми, коротко подстриженными волосами, с добродушным, простоватым лицом. Но простоватость эта была обманчивой. И добродушие тоже. Юрию приходилось работать с ним. Даже при своем небогатом опыте он сумел оценить острый аналитический ум полковника и его феноменальную память, о которой в управлении ходили легенды. Голубков тоже был в штатском. В управлении все носили штатское. И общались как штатские. Это иногда создавало затруднения. Как сейчас.
Юрию нужен был Голубков, но игнорировать Нифонтова он не мог. Поэтому, поколебавшись, сказал:
— Александр Николаевич, разрешите обратиться к Константину Дмитриевичу?
Нифонтов усмехнулся и кивнул:
— Обращайся.
Перед этим он убрал с монитора изображение. Но по неистребимой своей привычке Юрий успел стрельнуть глазами в экран. Он узнал исчезнувший с экрана текст. Он сам переводил с английского и набирал этот текст. Недавно — всего пару недель назад. Это была дословная расшифровка магнитозаписи — разговора полковника Голубкова с человеком по имени Джеф. Разговор шел на английском. Английский язык полковника Голубкова был чудовищным, но — как ни странно — понятным. Поэтому и запомнилась Юрию эта работа, которую он делал по приказу полковника Голубкова.
Все эти мысли в доли секунды промелькнули на периферии сознания Юрия. В реальном же времени он протянул полковнику Голубкову компьютерную распечатку и доложил:
— Шифрограмма от Пастухова.
— А, наконец-то.
Полковник взял из рук Юрия листок, прочитал текст и молча положил листок на стол перед Нифонтовым. Тот мельком взглянул на него и внимательно посмотрел на Юрия:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
После дембеля Юрий поступил в московский институт радиоэлектроники, не подозревая, что этот институт — традиционный поставщик кадров технарей для ФАПСИ и других спецслужб. В институте увлекся криптографией, его дипломная работа была посвящена системам защиты информационных сетей. И меньше всего он думал, что станет военным.
Но повернулось иначе. Еще до защиты дипломов в институт зачастили «купцы».
Компьютерщики шли нарасхват, к лучшим студентам начинали присматриваться задолго до выпуска. Юрия заинтересовало приглашение крупного московского банка с филиалами в Европе и США. Отец отсоветовал:
«Дело твое, конечно. Но все это ненадолго». Он оказался прав. Не прошло и полугода, как банк лопнул, а его президент был объявлен в федеральный розыск.
Юрия удивило, каким образом отец мог предугадать это так точно. Но не спросил.
Знал, что не получит ответа. О своих делах отец никогда с сыном не говорил. И вообще дома не говорил. Юрий даже не знал, в каком главке Минобороны он служит.
Догадывался, что по материально-техническому снабжению. Но точно не знал. Да и не очень этим интересовался.
На предложение от аналитического агентства «Контур», занимавшегося, как было сказано Юрию, политическим прогнозированием, социологией и разными другими проблемами, он не обратил внимания. Но реакция отца была неожиданной:
— Они тебя выбрали? На твоем месте я не стал бы долго раздумывать.
Это было что-то новое. Отец не раз говорил, что политика — занятие для проходимцев, дураков и для деда Матвея, который на старости лет задвинулся на политике, не пропускал ни одного митинга, а в перерывах между ними доставал всех домашних страстной патриотической публицистикой, круто приперченной матерщиной.
Отец объяснил:
— "Контур" — это не политика. Это разведка. И очень серьезная.
Разговор прервался — начали подъезжать гости. Дело происходило на даче в Архангельском. Отцу исполнилось сорок пять лет. Незадолго до этого он получил генерал-лейтенанта. Оба эти события отец и отмечал на даче в мужском кругу.
Домашних празднеств он не любил. Мать быстро напивалась, начиналось швыряние хрусталя, выяснение отношений.
Юрию нравились друзья отца — народ крупный, булыжистый. Сорокалетние полковники, сорокапятилетние генералы. Они носили хорошие штатские костюмы, очень редко — мундиры, ездили на хороших машинах с неразговорчивыми водителями. Сначала на черных «Волгах», потом на «ауди», «вольво» и «мерседесах». От них, как запах терпкого мужского одеколона, исходило ощущение уверенности и силы. Они были не дураки выпить, слетать на вертолете поохотиться на диких кабанов или на гусей, от души попариться в баньке. Насчет баб у них тоже наверняка не ржавело, но эти дела они умели не афишировать.
Посреди застолья отец упомянул, словно бы между прочим, что Юрию предложили идти работать в «Контур». За столом мгновенно установилась уважительная тишина.
Отец добавил:
— Он думает.
Гости дружно расхохотались — как крепкому анекдоту.
Юрий был донельзя заинтригован. При новой встрече с человеком из таинственного «Контура» он спросил, какие у них компьютеры.
— Ну примерно как в НАСА, — ответил тот. — Может, самую малость получше.
Это было решающим. Юрий сказал «да». И позже ни разу не пожалел об этом. У него было все: интересная служба, налаженный быт, друзья — такие же компьютерные фаны, как и он сам, веселые и ненавязчивые подружки. А что до тягостной атмосферы в доме, так у кого лучше? В каждом доме свои скелеты в шкафу. Нужно просто не открывать дверцу этого шкафа.
Он и не открывал.
Он был счастлив.
Но даже не подозревал об этом.
* * *
Кабинет полковника Голубкова оказался запертым. Юрий сунулся в приемную начальника управления. Свет горел, на подоконнике шумел белый электрический чайник «Тефаль». Но дежурного не было. Из-за обитой коричневой кожей двери кабинета не доносилось ни звука. Юрий постучал. Не услышали. Хотел открыть дверь, но в этот момент ожил интерком, голос начальника управления недовольно спросил:
— Где кофе-то? Ты его выращиваешь, что ли?
— Дежурный вышел, — доложил Юрий. — Это лейтенант Ермаков. Разрешите войти?
— Заходи.
В обширном кабинете царил полумрак. Верхний свет был погашен, горели лишь бра в простенках между высокими сводчатыми окнами и настольная лампа на столе начальника управления. От этого кабинет казался еще больше и таинственней.
Когда-то здесь была графская библиотека. От тех времен остались черные дубовые балки на потолке, бездействующий камин и громоздкий письменный стол с резными панелями и ножками в виде львиных лап.
За столом, развернув черное офисное кресло к включенному компьютеру, сидел генерал-лейтенант Нифонтов. Крупный, в штатском, чем-то похожий на друзей отца.
У окна, сложив за спиной руки, стоял полковник Голубков. Он был другой породы: невысокий, сухощавый, с седыми, коротко подстриженными волосами, с добродушным, простоватым лицом. Но простоватость эта была обманчивой. И добродушие тоже. Юрию приходилось работать с ним. Даже при своем небогатом опыте он сумел оценить острый аналитический ум полковника и его феноменальную память, о которой в управлении ходили легенды. Голубков тоже был в штатском. В управлении все носили штатское. И общались как штатские. Это иногда создавало затруднения. Как сейчас.
Юрию нужен был Голубков, но игнорировать Нифонтова он не мог. Поэтому, поколебавшись, сказал:
— Александр Николаевич, разрешите обратиться к Константину Дмитриевичу?
Нифонтов усмехнулся и кивнул:
— Обращайся.
Перед этим он убрал с монитора изображение. Но по неистребимой своей привычке Юрий успел стрельнуть глазами в экран. Он узнал исчезнувший с экрана текст. Он сам переводил с английского и набирал этот текст. Недавно — всего пару недель назад. Это была дословная расшифровка магнитозаписи — разговора полковника Голубкова с человеком по имени Джеф. Разговор шел на английском. Английский язык полковника Голубкова был чудовищным, но — как ни странно — понятным. Поэтому и запомнилась Юрию эта работа, которую он делал по приказу полковника Голубкова.
Все эти мысли в доли секунды промелькнули на периферии сознания Юрия. В реальном же времени он протянул полковнику Голубкову компьютерную распечатку и доложил:
— Шифрограмма от Пастухова.
— А, наконец-то.
Полковник взял из рук Юрия листок, прочитал текст и молча положил листок на стол перед Нифонтовым. Тот мельком взглянул на него и внимательно посмотрел на Юрия:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91