Тимашук приказал оперативному дежурному связаться с Читой. Диспетчер Забайкальской железной дороги обещал все выяснить и перезвонить. Прошло полчаса. Звонка не было. Тимашук приказал повторить вызов. Диспетчер сказал, что он пытается связаться с машинистом тепловоза по рации. Связь есть, но ни хрена не слышно, сплошной треск. Попробует по релейке выйти на разъезд, а дежурному разъезда будет проще вызвать рацию тепловоза — ближе. Прошло еще полчаса. Из Читы сообщили, что до разъезда дозвонились, но дежурный пьяный. Жена сказала, что сейчас подоит корову и сходит к соседу. Тот умеет управляться с рацией.
У подполковника Тимашука появилось ощущение ирреальности происходящего. Конец двадцатого века. Компьютеры. Спутниковая связь. Виртуальная действительность.
Клонированная овечка Долли. Интерактивный черт в ступе. Литерный состав с модулями новейших истребителей бесследно исчезает на семидесятикилометровой железнодорожной ветке. Корова. Сколько времени доят корову?
Стемнело. Вспыхнули аэродромные прожектора. В начале взлетно-посадочной полосы чернела громадина «Мрии». Небесный левиафан.
* * *
Корову доили полтора часа. Большая оказалась корова. Или сосед жил неблизко. Или у жены дежурного по разъезду были больные ноги. Но все приходит вовремя для того, кто умеет ждать. Сосед вызвал по рации машиниста тепловоза, потом по релейке связался с диспетчерской Читы, диспетчер вызвал Потапово и сообщил, что состав из Улан-Удэ в семнадцати километрах от аэродрома сошел с рельсов.
* * *
Фары БМП выхватывали из темноты то невысокую насыпь, вдоль которой виляла грунтовка, то опоры высоковольтной ЛЭП, проложенной параллельно железнодорожному полотну. Гусеницы рвали сухую верхнюю корку, месили глину, тяжелую машину мотало из стороны в сторону и вверх-вниз. Тимашуку приходилось крепко держаться за край люка, чтобы не свалиться с брони. Свободной рукой он прижимал к глазам бинокль, пытаясь высмотреть прожектора тепловоза. Но впереди была лишь голая глинистая равнина с жидким кустарником, забитым сухими шарами перекати-поля. Разбегались по сторонам попавшие в свет фар ежи, однажды махнула огненно-рыжим хвостом лисица. Позади далекими праздничными огнями сиял аэродром, впереди и вокруг была дичь, глушь, ночь, посвисты ветра. Подступавшие слева лесистые увалы обнаруживали себя лишь при стремительных пролетах луны в разрывах тяжелых туч.
Рядом с Тимашуком сидел, вцепившись в скобу, бригадир путейцев в оранжевом сигнальном жилете, напяленном поверх ватника, — трезвый, злой и не понимавший, какого лешего его вытащили из постели из-за какой-то муйни. Из его бухтения Тимашук понял, что такая муйня — дело обычное, сошел с катушек паровоз и сошел, весной бывает, потому как грунт. И нужно не муйней заниматься, а вызывать ремпоезд, без него все одно никак. Ремонтно-восстановительный поезд, как выяснил Тимашук, нужно вызывать из Читы, к послезавтрему будет. А через денек и наладят.
— Как — к послезавтрему? Как — через денек? — закричал Тимашук.
— Да так. А как? На руках-то не подымешь. А если подзавалился, так и вообще. А вон он, сердешный! — показал бригадир на далекие желтые огни впереди. — Не завалился, ишь ты. Скопытился, делов-то.
Через четверть часа в МП подползла к огням, ткнулась в насыпь. Тимашук спрыгнул в вязкую глину, вскарабкался на железнодорожное полотно, не заботясь о том, во что превратятся его костюм и плащ. Тепловоз стоял на рельсах, с первого взгляда все было нормально, лишь слегка перекошены прожектора, тлевшие в четверть накала. За тепловозом темнели большие крытые вагоны, а на шпалах, прямо перед буфером, горел костер. Вокруг него сидели, кто на чем, пожилой машинист с мальчишкой-помощником и несколько солдат охраны в длинных бараньих тулупах и с «Калашниковыми».
— Докладывайте! — приказал Тимашук. Солдаты промолчали, не зная, как реагировать на этого штатского, подкатившего на БМП, а машинист ответил:
— Чего докладывать? Сам гляди. Скопытились маленько.
Бригадир путейцев велел водителю БМП направить на тепловоз фары-искатели, в их свете картина происшедшего предстала во всей своей очевидности, не требовавшей никаких пояснений. Две передние колесные пары правой частью сошли с рельса, раздробили шпалы и по ступицы погрузились в щебенку. Вывернутый многотонной махиной рельс торчал вбок. Рельс не лопнул, торец был штатным, на конце его болтались крепежные болты и накладки. Страшно было даже представить, что было бы, если бы состав шел на полном ходу.
— Стык разошелся, — констатировал бригадир путейцев. — Надо же. Угадал, Петрович? Или углядел? — поинтересовался он у машиниста.
— Такое разве углядишь? — отозвался машинист. — Твои посигналили. Потому и держал километров пять в час. А то в завалились к едреней фене.
— Мои? — переспросил бригадир. — Какие такие мои? Мои еще со вчера в Потапово уехали, ханку жрут.
— А кто ж мне посигналил? — удивился машинист. — Стояли двое, ручную дрезину сняли и стояли. Я думал, твои. А чьи тут еще могут быть?
— Какие двое? — вмешался в их разговор Тимашук. — Где стояли?
— Да за километр, — объяснил машинист. — Обыкновенные. В жилетах. Один желтый флажок держал. Как положено — вроспуск. Я и сбросил скорость.
— В черных шапках, — дополнил помощник машиниста. — В таких, вязаных. И не в сапогах, а в ботинках. В высоких, солдатских. Я еще подумал: чего это они по грязи в ботинках? А еще двое чуть раньше стояли.
— И что делали?
— Да ничего. Стояли и ждали, нас пропускали.
— Какие они были? Молодые, пожилые? Усы, бороды?
— Да пожалуй что молодые, — подумав, сказал помощник. — Усов вроде не было. И бород не было, точно. И верхонок у них не было. Ну, рукавиц. Голыми руками инструмент держали.
— Какой инструмент?
— Обыкновенный. Гайковерт, лом. А какой еще у них может быть инструмент?
— Отчего мог разойтись стык? — продолжал допрос Тимашук.
— Это ты не у нас спрашивай, — ответил машинист. — Это пусть инспекция смотрит.
От чего хочешь мог разойтись. Крепеж ослаб. Или болт какой лопнул.
— Или открутили? — предположил Тимашук.
— Да кому ж это надо-то? — удивился бригадир. — Пацанов в округе нет, только в Потапове. Да и не баловались они таким никогда. Чужих тут тоже никого нет. Нет, открутить не могли, — убежденно повторил он.
Тимашук вернулся к БМП и приказал водителю:
— Назад. Быстро!
* * *
Остаток ночи подполковник Тимашук просидел в узле связи. Дежурный диспетчер Забайкальской дороги и слушать ничего не хотел. Где он возьмет ремпоезд? С каких хренов будет гнать его черт-те куда? Ночь, выходные. Ремонтники спят давно. И наверняка поголовно пьяные. Звоните в понедельник утром, придумаем что-нибудь. А вы, господин хороший, мне не грозите.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
У подполковника Тимашука появилось ощущение ирреальности происходящего. Конец двадцатого века. Компьютеры. Спутниковая связь. Виртуальная действительность.
Клонированная овечка Долли. Интерактивный черт в ступе. Литерный состав с модулями новейших истребителей бесследно исчезает на семидесятикилометровой железнодорожной ветке. Корова. Сколько времени доят корову?
Стемнело. Вспыхнули аэродромные прожектора. В начале взлетно-посадочной полосы чернела громадина «Мрии». Небесный левиафан.
* * *
Корову доили полтора часа. Большая оказалась корова. Или сосед жил неблизко. Или у жены дежурного по разъезду были больные ноги. Но все приходит вовремя для того, кто умеет ждать. Сосед вызвал по рации машиниста тепловоза, потом по релейке связался с диспетчерской Читы, диспетчер вызвал Потапово и сообщил, что состав из Улан-Удэ в семнадцати километрах от аэродрома сошел с рельсов.
* * *
Фары БМП выхватывали из темноты то невысокую насыпь, вдоль которой виляла грунтовка, то опоры высоковольтной ЛЭП, проложенной параллельно железнодорожному полотну. Гусеницы рвали сухую верхнюю корку, месили глину, тяжелую машину мотало из стороны в сторону и вверх-вниз. Тимашуку приходилось крепко держаться за край люка, чтобы не свалиться с брони. Свободной рукой он прижимал к глазам бинокль, пытаясь высмотреть прожектора тепловоза. Но впереди была лишь голая глинистая равнина с жидким кустарником, забитым сухими шарами перекати-поля. Разбегались по сторонам попавшие в свет фар ежи, однажды махнула огненно-рыжим хвостом лисица. Позади далекими праздничными огнями сиял аэродром, впереди и вокруг была дичь, глушь, ночь, посвисты ветра. Подступавшие слева лесистые увалы обнаруживали себя лишь при стремительных пролетах луны в разрывах тяжелых туч.
Рядом с Тимашуком сидел, вцепившись в скобу, бригадир путейцев в оранжевом сигнальном жилете, напяленном поверх ватника, — трезвый, злой и не понимавший, какого лешего его вытащили из постели из-за какой-то муйни. Из его бухтения Тимашук понял, что такая муйня — дело обычное, сошел с катушек паровоз и сошел, весной бывает, потому как грунт. И нужно не муйней заниматься, а вызывать ремпоезд, без него все одно никак. Ремонтно-восстановительный поезд, как выяснил Тимашук, нужно вызывать из Читы, к послезавтрему будет. А через денек и наладят.
— Как — к послезавтрему? Как — через денек? — закричал Тимашук.
— Да так. А как? На руках-то не подымешь. А если подзавалился, так и вообще. А вон он, сердешный! — показал бригадир на далекие желтые огни впереди. — Не завалился, ишь ты. Скопытился, делов-то.
Через четверть часа в МП подползла к огням, ткнулась в насыпь. Тимашук спрыгнул в вязкую глину, вскарабкался на железнодорожное полотно, не заботясь о том, во что превратятся его костюм и плащ. Тепловоз стоял на рельсах, с первого взгляда все было нормально, лишь слегка перекошены прожектора, тлевшие в четверть накала. За тепловозом темнели большие крытые вагоны, а на шпалах, прямо перед буфером, горел костер. Вокруг него сидели, кто на чем, пожилой машинист с мальчишкой-помощником и несколько солдат охраны в длинных бараньих тулупах и с «Калашниковыми».
— Докладывайте! — приказал Тимашук. Солдаты промолчали, не зная, как реагировать на этого штатского, подкатившего на БМП, а машинист ответил:
— Чего докладывать? Сам гляди. Скопытились маленько.
Бригадир путейцев велел водителю БМП направить на тепловоз фары-искатели, в их свете картина происшедшего предстала во всей своей очевидности, не требовавшей никаких пояснений. Две передние колесные пары правой частью сошли с рельса, раздробили шпалы и по ступицы погрузились в щебенку. Вывернутый многотонной махиной рельс торчал вбок. Рельс не лопнул, торец был штатным, на конце его болтались крепежные болты и накладки. Страшно было даже представить, что было бы, если бы состав шел на полном ходу.
— Стык разошелся, — констатировал бригадир путейцев. — Надо же. Угадал, Петрович? Или углядел? — поинтересовался он у машиниста.
— Такое разве углядишь? — отозвался машинист. — Твои посигналили. Потому и держал километров пять в час. А то в завалились к едреней фене.
— Мои? — переспросил бригадир. — Какие такие мои? Мои еще со вчера в Потапово уехали, ханку жрут.
— А кто ж мне посигналил? — удивился машинист. — Стояли двое, ручную дрезину сняли и стояли. Я думал, твои. А чьи тут еще могут быть?
— Какие двое? — вмешался в их разговор Тимашук. — Где стояли?
— Да за километр, — объяснил машинист. — Обыкновенные. В жилетах. Один желтый флажок держал. Как положено — вроспуск. Я и сбросил скорость.
— В черных шапках, — дополнил помощник машиниста. — В таких, вязаных. И не в сапогах, а в ботинках. В высоких, солдатских. Я еще подумал: чего это они по грязи в ботинках? А еще двое чуть раньше стояли.
— И что делали?
— Да ничего. Стояли и ждали, нас пропускали.
— Какие они были? Молодые, пожилые? Усы, бороды?
— Да пожалуй что молодые, — подумав, сказал помощник. — Усов вроде не было. И бород не было, точно. И верхонок у них не было. Ну, рукавиц. Голыми руками инструмент держали.
— Какой инструмент?
— Обыкновенный. Гайковерт, лом. А какой еще у них может быть инструмент?
— Отчего мог разойтись стык? — продолжал допрос Тимашук.
— Это ты не у нас спрашивай, — ответил машинист. — Это пусть инспекция смотрит.
От чего хочешь мог разойтись. Крепеж ослаб. Или болт какой лопнул.
— Или открутили? — предположил Тимашук.
— Да кому ж это надо-то? — удивился бригадир. — Пацанов в округе нет, только в Потапове. Да и не баловались они таким никогда. Чужих тут тоже никого нет. Нет, открутить не могли, — убежденно повторил он.
Тимашук вернулся к БМП и приказал водителю:
— Назад. Быстро!
* * *
Остаток ночи подполковник Тимашук просидел в узле связи. Дежурный диспетчер Забайкальской дороги и слушать ничего не хотел. Где он возьмет ремпоезд? С каких хренов будет гнать его черт-те куда? Ночь, выходные. Ремонтники спят давно. И наверняка поголовно пьяные. Звоните в понедельник утром, придумаем что-нибудь. А вы, господин хороший, мне не грозите.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91