Мы даем, но он все мало, требует ящик.
— Так дайте ящик, пусть зальется! — раздраженно отсек Ермаков ответвление разговора от интересующей его темы. — Что за Центр — сказали?
— Нет. Уклонились за Пугачеву.
— Сивопляс! — гаркнул Ермаков. — Ты можешь говорить нормальным русским языком?
Что значит:
«Уклонились за Пугачеву»?
— А я каким говорю? — обиделся Сивопляс. — Он ему: «Что такое УПСМ?» А он ему:
«Миллион алых роз». Как еще можно более русским языком?
— "Миллион алых роз"? — переспросил Ермаков.
— Так точно. «Из окна видишь ты».
— Это слоган, — подсказал Юрий.
— Чтоб вас всех! — разозлился Ермаков. — Сивопляс, не отключайся. Что такое слоган? — обернулся он к сыну.
— Любая словесная формула. Чем проще, тем лучше. Попса для этого — в самый раз.
Защита при допросах с применением психотропных средств.
— Помогает?
— Практически нет. Только если доза маленькая. Или человек с очень сильной психикой.
— Значит, они все сказали, что успели узнать?
— Думаю, все.
— Слушай внимательно, Сивопляс, — распорядился Ермаков. — Полковнику Тулину передай: никаких докладов в округ. Второе: никто подполковника Тимашука не убивал. Понял?
— Никак нет.
— Он застрелился. Сам. Теперь понял?
— Так точно. Сам. С каких кочерыжек?
— С любых! От несчастной любви!
— Не проходит, товарищ генерал-лейтенант. Он уже был женатый на женщине. Лучше неосторожное обращение. Я ему предупреждал, что это ни к чему не приводит.
— Пусть так, — согласился Ермаков, — И последнее. Сейчас же свяжись с генералом армии Г. Доложи все, что доложил мне. Он примет решение и отдаст приказ. И полковнику Тулину, и тебе.
Ермаков продиктовал номер телефона приемной Г. и положил трубку. Он знал, какой приказ отдаст Г. Впрочем, этот приказ, вполне возможно, уже был отдан. Участь диверсантов была предрешена с самого начала. Приплетать сюда еще и убийство Тимашука — только ненужно усложнять и запутывать дело. Много они успели узнать или мало, не имело значения. Сколько бы ни узнали, все равно много. Они соприкоснулись с информацией смертельно опасной, как прикосновение к высоковольтным проводам.
У Ермакова был огромный опыт деловых переговоров. Успех их предопределялся тщательной подготовкой, предварительной проработкой всех вариантов. Но какой бы ни была подготовка, сами переговоры всегда содержали в себе элемент неожиданности. После каждой встречи Ермаков внимательно просматривал стенограмму или расшифровку магнитозаписи, а если переговоры не документировались, восстанавливал в памяти их ход, стараясь выделить наиболее важные моменты.
Так и теперь, откинувшись на спинку кресла-коляски и словно бы грея в руках тяжелый хрустальный стакан, он пытался понять, что его встревожило в этом телефонном разговоре.
При всей своей неожиданности сообщение Сивопляса о странной смерти подполковника Тимашука оставило Ермакова равнодушным. Смерть Тимашука, чем бы она ни была вызвана, ничего не меняла. Ермакову это было даже на руку. Г. утрачивал возможность непосредственно влиять на ситуацию в Потапове. Для Сивопляса Г. был фигурой абстрактной, а после смерти Тимашука прямым начальником Сивопляса становился Ермаков. Точно так же Ермаков, а не генерал армии Г., мог отдавать приказы полковнику Тулину и рассчитывать на то, что они будут выполнены. Тулин формально подчинялся округу, но прекрасно знал, что его жизненное благополучие в гораздо большей степени зависит от Ермакова, чем от командующего округом.
Эта мысль даже примирила Ермакова с предательством Тимашука. Да и никакого предательства, если разобраться, не было. Сменился начальник, только и всего. В свое время, когда Ермаков по собственному желанию ушел из Минобороны после отставки Г., все расценили это как жест верности своему шефу. Ермаков не спорил, но про себя знал, что это не так. Его решение было продиктовано не эмоциями. Это был трезвый расчет. Новый министр обороны все равно выжил бы его, как выжил всех членов команды Г., кому не хватило ума уйти самому. И если бы теперь на место Г. был назначен кто-то другой, Ермаков естественным образом перешел бы в его подчинение. При этом не стал бы, конечно, демонстрировать своего пренебрежения к прежнему начальнику, как это позволил себе Тимашук. Ну, Бог ему теперь судья.
Что же еще было в этом разговоре? Почему от него осталось такое тревожное ощущение?
Майоры. Что это еще за майоры? Откуда там взялись майоры?
— Жалко Олега, — нарушил молчание Юрий. — Он меня учил водить машину. Тебе было некогда, а он учил… Почему его убили?
«Потому что мудак», — хотел ответить Ермаков, но сдержался.
— Какой-то Бермудский треугольник! — раздраженно проговорил он. — Майоры. Эти диверсанты — майоры?
Он не ждал ответа и поэтому не сразу понял то, что сказал сын.
— Это наши люди, — сказал Юрий.
— Что значит — ваши? Чьи — ваши?
— Управления. Я принимал шифрограмму. О том, что группа Пастухова высажена в исходную точку маршрута.
— Когда?
— В ту ночь. Когда влез в файлы «Феникса», — А что ж ты, черт бы тебя, молчал?! Юрий виновато пожал плечами:
— Я не знал, что это тебя заинтересует. Не связал.
«Наши люди». Значит, УПСМ послало в Потапово диверсионную группу, чтобы предотвратить поставку очередной партии истребителей талибам. Приказ начальнику управления мог отдать только президент или кто-то от его имени. Ясно, что такого приказа не было, иначе Потапово просто блокировали бы. Значит, все это — инициатива управления. И не известно, как она будет расценена президентом.
Впрочем, почему неизвестно? Известно. Что же из этого следует?
И вдруг Ермакова обожгла мысль, которая раньше почему-то даже не приходила ему в голову: а он сам? Разве он сам не переполнен этой смертоносной информацией? Он — единственный человек, который знает о программе «Феникс» абсолютно все. Пока он был внутри дела, это гарантировало его безопасность. Если же его выведут из игры… Но почему, почему? Только из-за того, что он позволил себе возражать Г.?
Исключено. Г. не дурак. Он прекрасно понимает, что такими кадрами, как Ермаков, не бросаются. В его руках все нити дела. У него связи, открывающие для программы «Феникс» огромные, многомиллиардные перспективы. Для решения вывести его из дела у Г. должны быть гораздо более основательные причины.
Какие?
«Руслан». Да, «Руслан». Который будет задействован вместо взорванной «Мрии», Разгадка была где-то здесь.
Значит, Г. не отказался от своего намерения отправить истребители талибам. Даже сейчас. Зная все. Он отправляет «Руслан», зная наверняка, что груз будет перехвачен агентурой ЦРУ. Зная о том, что это вызовет грандиозный международный скандал. Что это, в свою очередь, торпедирует переговоры с МВФ и приведет к отставке правительства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
— Так дайте ящик, пусть зальется! — раздраженно отсек Ермаков ответвление разговора от интересующей его темы. — Что за Центр — сказали?
— Нет. Уклонились за Пугачеву.
— Сивопляс! — гаркнул Ермаков. — Ты можешь говорить нормальным русским языком?
Что значит:
«Уклонились за Пугачеву»?
— А я каким говорю? — обиделся Сивопляс. — Он ему: «Что такое УПСМ?» А он ему:
«Миллион алых роз». Как еще можно более русским языком?
— "Миллион алых роз"? — переспросил Ермаков.
— Так точно. «Из окна видишь ты».
— Это слоган, — подсказал Юрий.
— Чтоб вас всех! — разозлился Ермаков. — Сивопляс, не отключайся. Что такое слоган? — обернулся он к сыну.
— Любая словесная формула. Чем проще, тем лучше. Попса для этого — в самый раз.
Защита при допросах с применением психотропных средств.
— Помогает?
— Практически нет. Только если доза маленькая. Или человек с очень сильной психикой.
— Значит, они все сказали, что успели узнать?
— Думаю, все.
— Слушай внимательно, Сивопляс, — распорядился Ермаков. — Полковнику Тулину передай: никаких докладов в округ. Второе: никто подполковника Тимашука не убивал. Понял?
— Никак нет.
— Он застрелился. Сам. Теперь понял?
— Так точно. Сам. С каких кочерыжек?
— С любых! От несчастной любви!
— Не проходит, товарищ генерал-лейтенант. Он уже был женатый на женщине. Лучше неосторожное обращение. Я ему предупреждал, что это ни к чему не приводит.
— Пусть так, — согласился Ермаков, — И последнее. Сейчас же свяжись с генералом армии Г. Доложи все, что доложил мне. Он примет решение и отдаст приказ. И полковнику Тулину, и тебе.
Ермаков продиктовал номер телефона приемной Г. и положил трубку. Он знал, какой приказ отдаст Г. Впрочем, этот приказ, вполне возможно, уже был отдан. Участь диверсантов была предрешена с самого начала. Приплетать сюда еще и убийство Тимашука — только ненужно усложнять и запутывать дело. Много они успели узнать или мало, не имело значения. Сколько бы ни узнали, все равно много. Они соприкоснулись с информацией смертельно опасной, как прикосновение к высоковольтным проводам.
У Ермакова был огромный опыт деловых переговоров. Успех их предопределялся тщательной подготовкой, предварительной проработкой всех вариантов. Но какой бы ни была подготовка, сами переговоры всегда содержали в себе элемент неожиданности. После каждой встречи Ермаков внимательно просматривал стенограмму или расшифровку магнитозаписи, а если переговоры не документировались, восстанавливал в памяти их ход, стараясь выделить наиболее важные моменты.
Так и теперь, откинувшись на спинку кресла-коляски и словно бы грея в руках тяжелый хрустальный стакан, он пытался понять, что его встревожило в этом телефонном разговоре.
При всей своей неожиданности сообщение Сивопляса о странной смерти подполковника Тимашука оставило Ермакова равнодушным. Смерть Тимашука, чем бы она ни была вызвана, ничего не меняла. Ермакову это было даже на руку. Г. утрачивал возможность непосредственно влиять на ситуацию в Потапове. Для Сивопляса Г. был фигурой абстрактной, а после смерти Тимашука прямым начальником Сивопляса становился Ермаков. Точно так же Ермаков, а не генерал армии Г., мог отдавать приказы полковнику Тулину и рассчитывать на то, что они будут выполнены. Тулин формально подчинялся округу, но прекрасно знал, что его жизненное благополучие в гораздо большей степени зависит от Ермакова, чем от командующего округом.
Эта мысль даже примирила Ермакова с предательством Тимашука. Да и никакого предательства, если разобраться, не было. Сменился начальник, только и всего. В свое время, когда Ермаков по собственному желанию ушел из Минобороны после отставки Г., все расценили это как жест верности своему шефу. Ермаков не спорил, но про себя знал, что это не так. Его решение было продиктовано не эмоциями. Это был трезвый расчет. Новый министр обороны все равно выжил бы его, как выжил всех членов команды Г., кому не хватило ума уйти самому. И если бы теперь на место Г. был назначен кто-то другой, Ермаков естественным образом перешел бы в его подчинение. При этом не стал бы, конечно, демонстрировать своего пренебрежения к прежнему начальнику, как это позволил себе Тимашук. Ну, Бог ему теперь судья.
Что же еще было в этом разговоре? Почему от него осталось такое тревожное ощущение?
Майоры. Что это еще за майоры? Откуда там взялись майоры?
— Жалко Олега, — нарушил молчание Юрий. — Он меня учил водить машину. Тебе было некогда, а он учил… Почему его убили?
«Потому что мудак», — хотел ответить Ермаков, но сдержался.
— Какой-то Бермудский треугольник! — раздраженно проговорил он. — Майоры. Эти диверсанты — майоры?
Он не ждал ответа и поэтому не сразу понял то, что сказал сын.
— Это наши люди, — сказал Юрий.
— Что значит — ваши? Чьи — ваши?
— Управления. Я принимал шифрограмму. О том, что группа Пастухова высажена в исходную точку маршрута.
— Когда?
— В ту ночь. Когда влез в файлы «Феникса», — А что ж ты, черт бы тебя, молчал?! Юрий виновато пожал плечами:
— Я не знал, что это тебя заинтересует. Не связал.
«Наши люди». Значит, УПСМ послало в Потапово диверсионную группу, чтобы предотвратить поставку очередной партии истребителей талибам. Приказ начальнику управления мог отдать только президент или кто-то от его имени. Ясно, что такого приказа не было, иначе Потапово просто блокировали бы. Значит, все это — инициатива управления. И не известно, как она будет расценена президентом.
Впрочем, почему неизвестно? Известно. Что же из этого следует?
И вдруг Ермакова обожгла мысль, которая раньше почему-то даже не приходила ему в голову: а он сам? Разве он сам не переполнен этой смертоносной информацией? Он — единственный человек, который знает о программе «Феникс» абсолютно все. Пока он был внутри дела, это гарантировало его безопасность. Если же его выведут из игры… Но почему, почему? Только из-за того, что он позволил себе возражать Г.?
Исключено. Г. не дурак. Он прекрасно понимает, что такими кадрами, как Ермаков, не бросаются. В его руках все нити дела. У него связи, открывающие для программы «Феникс» огромные, многомиллиардные перспективы. Для решения вывести его из дела у Г. должны быть гораздо более основательные причины.
Какие?
«Руслан». Да, «Руслан». Который будет задействован вместо взорванной «Мрии», Разгадка была где-то здесь.
Значит, Г. не отказался от своего намерения отправить истребители талибам. Даже сейчас. Зная все. Он отправляет «Руслан», зная наверняка, что груз будет перехвачен агентурой ЦРУ. Зная о том, что это вызовет грандиозный международный скандал. Что это, в свою очередь, торпедирует переговоры с МВФ и приведет к отставке правительства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91