Продолжение последовало без задержки:
— Ваша судьба сейчас зависит только от вас. Вариант первый: вы отвечаете на мои вопросы, я отправляю вас в округ, оттуда вас забирает ваш Центр. Вариант второй: вы исчезаете. Третьего варианта нет. Повторяю вопрос: на кого вы работаете?
На этот раз он, похоже, рассчитывал на ответ. И даже обиделся, когда не получил его. Был уязвлен в своих лучших чувствах. Ну как? Он к нам с полным доверием, а мы, твари неблагодарные, угрюмо пыхтим, брякаем кандалами, елозим по полу, как будто у нас только одна забота — устроиться поудобней. И нету других забот.
— Спрашиваю по-другому: что такое УПСМ? Надо же. Откуда он знает про УПСМ? Я пропел? Мог. Но тогда он спросил бы не так. Или это просто пробный вопрос?
Потрогать корову за вымя. А потом уже начинать доить. Я не видел никаких причин строить из себя партизана. Но и пускаться в откровенность тоже было не резон.
Ему, конечно, нужно получить результат как можно быстрей. А нам-то куда спешить?
И я промолчал. Ребята, вероятно, рассуждали примерно так же. И тоже промолчали.
— Прекрасно, — сказал подполковник Тимашук, хотя пока ничего прекрасного не было. Он извлек из кейса еще один шприц-тюбик «Ангельского пения» и проинформировал почтеннейшую публику о чудодейственных свойствах препарата.
Почтеннейшая публика восприняла сообщение без всякого энтузиазма. Только флюидов прибавилось.
«Ангельское пение». Ну, суки.
Тимашук наклонился над креслом. С моего места мне были видны лишь плечи и затылок Дока. Судя по движениям, Тимашук распорол на руке Дока гимнастерку.
Выпрямился. Держа шприц-тюбик на уровне глаз, снял защитную оболочку, осторожно сдавил стенки тюбика до появления жидкости на конце иглы. Снова наклонился над Доком.
Пустой шприц-тюбик упал на бетонный пол. Тимашук отошел в угол бокса и включил видеокамеру.
* * *
Представление началось.
Подполковник Тимашук почувствовал, как сгустилось и словно бы насытилось опасностью пространство бокса. Он внимательно огляделся. Уголок Дурова. Скорей — манеж. Хищники на полу вдоль стен. Обездвиженные, не представляющие опасности.
Опасность была в самой атмосфере. Но это не имело значения. Никакого.
Тимашук понимал, что идет на определенный риск, решая провести допрос не один на один, а в присутствии всех арестованных. Это было вынужденное решение. У него не было времени растягивать процедуру на всю ночь. Понятно, что на миру и смерть красна. При обычном допросе это было недопустимо. Но допрос с «Ангельским пением» — не обычный допрос. Он мог дать неожиданный и сильный эффект. Наемники.
Работают вместе не первый год. За бабки. За большие бабки. Маленькие бабки уравнивают, большие разъединяют. Между ними столько всего накопилось, что ой-ой-ой. И если это выплеснется. А это выплеснется.
Даже досадно, что цель допроса такая элементарная.
Плечи Перегудова расслабились, голова откинулась на спинку кресла.
Можно было приступать к работе.
* * *
— Как вы себя чувствуете, Перегудов?
— Тепло. Волны шумят. Океан.
— Что вы слышите?
— Чайки. Музыка. Вы мне мешаете, — Вы среди друзей. Я ваш друг, Док.
— Вы не можете быть моим другом. Я не могу быть вашим другом. Я ничего не сделал для вас. Вы ничего не сделали для меня.
— У нас все впереди. Мы будем большими друзьями. А сейчас мы просто поговорим.
Вам же хочется поговорить?
— Да.
— Что такое УПСМ?
— Теперь я одинокая свеча. И грустный танец ча-ча-ча. Я танцую сгоряча.
— Что такое УПСМ? Вы понимаете, о чем я вас спрашиваю?
— Понимаю. Яхта. Другая музыка. Очень громкая.
— Не напрягайтесь. Не мешайте себе. Вы знаете, что такое УПСМ. И скажете мне.
* * *
Приоткрытый рот. Остановившиеся зрачки.
Тимашук понял: сейчас скажет.
Но в это время у стены завозились, звякнуло железо на железе — цепочка наручников на трубе, раздался голос Злотникова:
— Не ломай человеку кайф, подполковник. Спроси меня.
Тимашук повернулся к нему:
— Говорите.
— А камеру? Тебе же нужно, чтобы это было на пленке.
Тимашук перевел объектив видеокамеры на Злотникова.
Разбитая губа и ссадины на лице были не лучшим украшением кадра. Но эта запись предназначалась не для суда.
— Назовите себя.
— Рядовой запаса Злотников.
— Вы знаете, что такое УПСМ?
— Так точно.
— Что?
— Управление по проведению спортивных марафонов.
Тимашук извлек из кобуры ПМ и взвел курок.
— Если кто-нибудь. Еще. Скажет хоть одно. Слово. Пристрелю.
— А ты стрелять-то умеешь? — нахально спросил Злотников.
Тимашук выстрелил. В замкнутом пространстве бокса звук выстрела ударил по ушам.
Пуля выкрошила бетон над самой головой диверсанта.
— Ты что делаешь?! — удивился он. — А если бы попал? Камера же все пишет!
Ворвался встревоженный Сивопляс с охранниками, ощетинились автоматами.
— Все в порядке, — кивнул им Тимашук. — Всем выйти.
— Вы бы поаккуратней, товарищ подполковник, — посоветовал Сивопляс. — Баловство с оружием еще ни к чему не приводило.
— Выйди, — повторил Тимашук. — Не заходить, не стучать, никого не впускать. Ни под каким видом.
— Да не зайдет никто, не зайдет. А я побуду.
Так-то оно спокойней. Занимайтесь, товарищ подполковник, а я посижу как рыба об лед.
«Черные» вышли. Сивопляс присел на корточки у двери. Привычно, как сидят на Востоке. С носилок приподнял голову Мухин:
— Палят? Или мне снится?
— Снится, — ответил ему Хохлов. — Ты спи, спи.
Мухин затих.
— Это было предупреждение, — произнес Тимашук. — Первое и последнее. Я умею стрелять. Злотников, хотите проверить?
— Артист, заткнись, — вмешался Пастухов. — Уберите ствол, подполковник. Я отвечу на ваш вопрос.
— Позже. Сейчас я разговариваю с Доком.
— Спрашивайте, — сказал Перегудов. Тимашук нахмурился. Клиент не должен реагировать на окружающее. Выстрел помешал действию препарата. Девять минут потеряно. Ладно, ничего страшного. «Ангельское пение» свое возьмет.
Тимашук убрал пистолет и вернул камеру в прежнее положение. Подошел к Перегудову, наклонился над ним:
— Говорите, Док. Вы знаете, что такое УПСМ. Что это?
— Управление по планированию специальных мероприятий.
— Каких мероприятий?
— Не знаю.
— Это спецслужба?
— Да.
— Где ее управление?
— Где-то в Москве. В центре. В старом особняке.
— Вы бывали там?
— Только один раз. Меня привозили туда. В закрытой машине.
— Опишите особняк.
— Во дворе фонтан. С купидоном. Мраморная лестница, В кабинете черные балки, камин. Высокие узкие окна.
— Что за окнами?
— Не знаю. Я был там поздно ночью.
* * *
Тимашук отметил, как переглянулись арестованные. Понял: горячо, на нерве, попал на нерв.
— Это был кабинет начальника управления?
— Да.
— Вы знакомы с ним?
— Да.
— Кто он?
— Генерал-лейтенант Нифонтов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
— Ваша судьба сейчас зависит только от вас. Вариант первый: вы отвечаете на мои вопросы, я отправляю вас в округ, оттуда вас забирает ваш Центр. Вариант второй: вы исчезаете. Третьего варианта нет. Повторяю вопрос: на кого вы работаете?
На этот раз он, похоже, рассчитывал на ответ. И даже обиделся, когда не получил его. Был уязвлен в своих лучших чувствах. Ну как? Он к нам с полным доверием, а мы, твари неблагодарные, угрюмо пыхтим, брякаем кандалами, елозим по полу, как будто у нас только одна забота — устроиться поудобней. И нету других забот.
— Спрашиваю по-другому: что такое УПСМ? Надо же. Откуда он знает про УПСМ? Я пропел? Мог. Но тогда он спросил бы не так. Или это просто пробный вопрос?
Потрогать корову за вымя. А потом уже начинать доить. Я не видел никаких причин строить из себя партизана. Но и пускаться в откровенность тоже было не резон.
Ему, конечно, нужно получить результат как можно быстрей. А нам-то куда спешить?
И я промолчал. Ребята, вероятно, рассуждали примерно так же. И тоже промолчали.
— Прекрасно, — сказал подполковник Тимашук, хотя пока ничего прекрасного не было. Он извлек из кейса еще один шприц-тюбик «Ангельского пения» и проинформировал почтеннейшую публику о чудодейственных свойствах препарата.
Почтеннейшая публика восприняла сообщение без всякого энтузиазма. Только флюидов прибавилось.
«Ангельское пение». Ну, суки.
Тимашук наклонился над креслом. С моего места мне были видны лишь плечи и затылок Дока. Судя по движениям, Тимашук распорол на руке Дока гимнастерку.
Выпрямился. Держа шприц-тюбик на уровне глаз, снял защитную оболочку, осторожно сдавил стенки тюбика до появления жидкости на конце иглы. Снова наклонился над Доком.
Пустой шприц-тюбик упал на бетонный пол. Тимашук отошел в угол бокса и включил видеокамеру.
* * *
Представление началось.
Подполковник Тимашук почувствовал, как сгустилось и словно бы насытилось опасностью пространство бокса. Он внимательно огляделся. Уголок Дурова. Скорей — манеж. Хищники на полу вдоль стен. Обездвиженные, не представляющие опасности.
Опасность была в самой атмосфере. Но это не имело значения. Никакого.
Тимашук понимал, что идет на определенный риск, решая провести допрос не один на один, а в присутствии всех арестованных. Это было вынужденное решение. У него не было времени растягивать процедуру на всю ночь. Понятно, что на миру и смерть красна. При обычном допросе это было недопустимо. Но допрос с «Ангельским пением» — не обычный допрос. Он мог дать неожиданный и сильный эффект. Наемники.
Работают вместе не первый год. За бабки. За большие бабки. Маленькие бабки уравнивают, большие разъединяют. Между ними столько всего накопилось, что ой-ой-ой. И если это выплеснется. А это выплеснется.
Даже досадно, что цель допроса такая элементарная.
Плечи Перегудова расслабились, голова откинулась на спинку кресла.
Можно было приступать к работе.
* * *
— Как вы себя чувствуете, Перегудов?
— Тепло. Волны шумят. Океан.
— Что вы слышите?
— Чайки. Музыка. Вы мне мешаете, — Вы среди друзей. Я ваш друг, Док.
— Вы не можете быть моим другом. Я не могу быть вашим другом. Я ничего не сделал для вас. Вы ничего не сделали для меня.
— У нас все впереди. Мы будем большими друзьями. А сейчас мы просто поговорим.
Вам же хочется поговорить?
— Да.
— Что такое УПСМ?
— Теперь я одинокая свеча. И грустный танец ча-ча-ча. Я танцую сгоряча.
— Что такое УПСМ? Вы понимаете, о чем я вас спрашиваю?
— Понимаю. Яхта. Другая музыка. Очень громкая.
— Не напрягайтесь. Не мешайте себе. Вы знаете, что такое УПСМ. И скажете мне.
* * *
Приоткрытый рот. Остановившиеся зрачки.
Тимашук понял: сейчас скажет.
Но в это время у стены завозились, звякнуло железо на железе — цепочка наручников на трубе, раздался голос Злотникова:
— Не ломай человеку кайф, подполковник. Спроси меня.
Тимашук повернулся к нему:
— Говорите.
— А камеру? Тебе же нужно, чтобы это было на пленке.
Тимашук перевел объектив видеокамеры на Злотникова.
Разбитая губа и ссадины на лице были не лучшим украшением кадра. Но эта запись предназначалась не для суда.
— Назовите себя.
— Рядовой запаса Злотников.
— Вы знаете, что такое УПСМ?
— Так точно.
— Что?
— Управление по проведению спортивных марафонов.
Тимашук извлек из кобуры ПМ и взвел курок.
— Если кто-нибудь. Еще. Скажет хоть одно. Слово. Пристрелю.
— А ты стрелять-то умеешь? — нахально спросил Злотников.
Тимашук выстрелил. В замкнутом пространстве бокса звук выстрела ударил по ушам.
Пуля выкрошила бетон над самой головой диверсанта.
— Ты что делаешь?! — удивился он. — А если бы попал? Камера же все пишет!
Ворвался встревоженный Сивопляс с охранниками, ощетинились автоматами.
— Все в порядке, — кивнул им Тимашук. — Всем выйти.
— Вы бы поаккуратней, товарищ подполковник, — посоветовал Сивопляс. — Баловство с оружием еще ни к чему не приводило.
— Выйди, — повторил Тимашук. — Не заходить, не стучать, никого не впускать. Ни под каким видом.
— Да не зайдет никто, не зайдет. А я побуду.
Так-то оно спокойней. Занимайтесь, товарищ подполковник, а я посижу как рыба об лед.
«Черные» вышли. Сивопляс присел на корточки у двери. Привычно, как сидят на Востоке. С носилок приподнял голову Мухин:
— Палят? Или мне снится?
— Снится, — ответил ему Хохлов. — Ты спи, спи.
Мухин затих.
— Это было предупреждение, — произнес Тимашук. — Первое и последнее. Я умею стрелять. Злотников, хотите проверить?
— Артист, заткнись, — вмешался Пастухов. — Уберите ствол, подполковник. Я отвечу на ваш вопрос.
— Позже. Сейчас я разговариваю с Доком.
— Спрашивайте, — сказал Перегудов. Тимашук нахмурился. Клиент не должен реагировать на окружающее. Выстрел помешал действию препарата. Девять минут потеряно. Ладно, ничего страшного. «Ангельское пение» свое возьмет.
Тимашук убрал пистолет и вернул камеру в прежнее положение. Подошел к Перегудову, наклонился над ним:
— Говорите, Док. Вы знаете, что такое УПСМ. Что это?
— Управление по планированию специальных мероприятий.
— Каких мероприятий?
— Не знаю.
— Это спецслужба?
— Да.
— Где ее управление?
— Где-то в Москве. В центре. В старом особняке.
— Вы бывали там?
— Только один раз. Меня привозили туда. В закрытой машине.
— Опишите особняк.
— Во дворе фонтан. С купидоном. Мраморная лестница, В кабинете черные балки, камин. Высокие узкие окна.
— Что за окнами?
— Не знаю. Я был там поздно ночью.
* * *
Тимашук отметил, как переглянулись арестованные. Понял: горячо, на нерве, попал на нерв.
— Это был кабинет начальника управления?
— Да.
— Вы знакомы с ним?
— Да.
— Кто он?
— Генерал-лейтенант Нифонтов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91