Выяснишь — узнаешь, кто стоит за убийством. — Вглядевшись в удрученное лицо Рыжова, Сазонов тут же приободрил его: — Когда я начинал грустить, отец говорил: «Васька, держи хвост морковкой!»
Рыжов усмехнулся.
— А мой по-другому: «Держи хвост пистолетом».
— Вот и отлично. Давай следовать заветам отцов. Кстати, чтобы жизнь не казалась тебе такой черной, я дам тебе в помощь своего эксперта по электронике.
— В твоей службе и такой есть?
— Непременно. Ты же сам сказал, что денежное хранилище не защищают стальные двери. Моя служба обеспечивает защиту ценностей и банковской информации в полном объеме.
— Промышленный шпионаж?
— Точнее, коммерческий.
— И он есть?! У нас? В Придонске?!
— Сколько угодно, и на самом высоком уровне. Представь, собираются у Тарасова в кабинете банковские тузы города. Сидят час, два. Совещаются. Улыбаются друг другу. Заверяют сидящих рядом коллег в своем неизменном уважении и почтении. О чем-то договариваются. Жмут руки и разъезжаются. После этого я посылаю эксперта в зал заседаний. Он вооружается индикаторов поля и проверяет помещение на вшивость.
Такой же проверке регулярно подвергаются наши автомашины и даже квартиры.
Рыжов смотрел на Сазонова, не скрывая изумления. До сих пор, сталкиваясь с проблемами сохранения внутренней информации в учреждениях, он учитывал лишь старые надежные меры безопасности — наличие сейфов, контроль за соблюдением правил допуска персонала к конфиденциальным бумагам. Сообщение Сазонова прозвучало для него почти откровением.
— И что?! Неужели находите?
Сазонов понимающе улыбнулся: для человека, не посвященного в тайны настоящего бизнеса, его закулисные дела кажутся удивительными и маловероятными.
— Не каждый раз, но находим. Уже собралась солидная коллекция «жучков» разных марок.
— Их ставят директора?!
— Случается. Правда, чаще этим занимаются их помощники и консультанты. Был случай, когда мы нашли «жучка» в воротнике пальто Тарасова. Дело сделали в раздевалке ресторана…
Электронные часы на столе начали вызванивать нежную мелодию.
— Все, Иван Васильевич, — Сазонов встал с места, — мне к Тарасову. И давай договоримся: завтра едем на похороны. Надо там побывать. Тем более я посылаю трех ребят провести видеосъемку…
По улице Дворянской на всем ее видимом протяжении стояли толпы горожан. Судить об уважении к покойному по их присутствию было бы ошибочно. Толпу составляли обычные любители необычных зрелищ. Срабатывал закон зевак: где стояли и что-то разглядывали трое, всегда появляется четвертый, пятый…
Время шло, толпа прибывала и уплотнялась. Наконец издали, со стороны железнодорожного вокзала, зашелестели голоса:
— Везут! Везут…
Показалась колонна.
Впереди, сверкая синими и красными мигалками, ехали две милицейские «волги». За ними, отстав метров на пятьдесят, катились два грузовика с опущенными бортами, задрапированными бело-сине-красной тканью. На одном из грузовиков на приколоченных скамейках сидели музыканты духового оркестра. На втором — симфонический октет «Виртуозы Дона». Когда одни кончали дуть в трубы и бить в барабан, другие принимались нудеть на скрипках и виолончелях.
Издалека симфонического оркестра никто не слышал, зато звуки барабана глухо разносились по всей улице, долетая до каждого закоулка.
За оркестром ехал длинный серый «кадиллак». На его крыше, на специальном багажнике, покоился открытый гроб. Был он удивительно огромен. Привезли его самолетом из-за границы. Мореный дуб, бронзовые ручки по бокам. Крышка и ящик изнутри были задрапированы белой шелковой тканью.
Знающие люди, всегда попадающиеся в любой толпе, сообщали друг другу вполголоса:
— За гроб заплачено семнадцать тысяч баксов… Даже те, кто был не в силах перевести в уме доллары в рубли, охали от удивления:
— Это, пожалуй, побогаче, чем было у Жоры.
Роскошь похорон вора в законе Марчука горожане сравнивали с церемонией отбытия в мир иной банкира и благодетеля местной футбольной команды «Золотая шпора» Андрея Порохова.
За серым «кадиллаком» тянулась череда дорогих машин — «мерседесов», «вольво», «тойот», «ауди», «ниссанов», «фордов»… И двигались они не по две в ряд, а одна за другой, растянувшись сверкающей змеей на несколько километров. На капоте каждой машины лежали венки — огромные, дорогие, перевязанные лентами всех цветов.
Рыжов и Сазонов приехали на кладбище заблаговременно. Было тепло, солнечно. По кронам каштанов и акаций, разросшихся над городом мертвых, гулял легкий освежающий ветерок.
Шагая к месту, где должны были похоронить Порохова, Рыжов машинально разглядывал надгробья, читал надписи и удивлялся тому, сколь глубоко въелось в души людей суетное тщеславие, не оставлявшее их даже за порогом вечности. На большом черном камне золотыми буквами была выведена надпись:
«Петрушов И.А. Персональный пенсионер союзного значения»
Рядом высилась гранитная стела со словами:
«Арам Ашотович Абрамян. Директор»
Удивительно скромное обозначение земной ипостаси Абрамяна позволяло еще не покинувшим этот мир людям гадать, был ли покойник директором «Придонскхиммаша» (а он им никогда не был) или возглавлял трезвый коллектив винно-водочного ларька.
Гроб убиенного Андрея Порохова несли на плечах восемь человекоподобных существ с красными лицами, огромными руками, в черных пиджаках. Эту последнюю почесть оказывали банкиру его коллеги и соратники, мобилизовавшие охранителей своих бренных тел.
Вокруг разверстой могилы собралась плотная толпа. Но она не имела ничего общего с кланом родных и близких, искренне скорбящих об ушедшем от них человеке.
Большинство из тех, кто решил проводить покойного, приехали сюда, чтобы лицезреть своих сторонников и конкурентов, показать себя, утвердить в глазах общества свой высокий статус — они ведь не бомжа хоронят, а миллиардера. И не заморского, из Штатов, а своего, выросшего на родной, унавоженной государственным воровством почве. Эта особенность бросалась в глаза, просматривалась в каждой детали, каждом жесте, сопровождающем церемонию.
Порохов уходил к праотцам не под заупокойную молитву приходского попа. Его отпевал сам архиерей Антоний.
Все обязаны были видеть и понимать, что именно владыко открывал врата рая перед новопреставленным, позволял ему войти в сады вечного блаженства, в царство драгоценных камней, из которых сложены стены крепости Господней.
Хорошо поставленный голос обращался непосредственно к небесам, которые чутко внимали земному заступнику за тварей Божьих.
— Человеколюбивый Господи, повели, да отпустится от уз плотских и греховных, и прими в мир душу раба твоего Андрея, и упокой его в вечных обителях со святыми твоими…
Порохов лежал в богатой домовине, приукрашенный лучшими гримерами областного театра, и при взгляде на него казалось странным, как и зачем такой розовощекий, свеженький мужчина безвозвратно ушел в мир иной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
Рыжов усмехнулся.
— А мой по-другому: «Держи хвост пистолетом».
— Вот и отлично. Давай следовать заветам отцов. Кстати, чтобы жизнь не казалась тебе такой черной, я дам тебе в помощь своего эксперта по электронике.
— В твоей службе и такой есть?
— Непременно. Ты же сам сказал, что денежное хранилище не защищают стальные двери. Моя служба обеспечивает защиту ценностей и банковской информации в полном объеме.
— Промышленный шпионаж?
— Точнее, коммерческий.
— И он есть?! У нас? В Придонске?!
— Сколько угодно, и на самом высоком уровне. Представь, собираются у Тарасова в кабинете банковские тузы города. Сидят час, два. Совещаются. Улыбаются друг другу. Заверяют сидящих рядом коллег в своем неизменном уважении и почтении. О чем-то договариваются. Жмут руки и разъезжаются. После этого я посылаю эксперта в зал заседаний. Он вооружается индикаторов поля и проверяет помещение на вшивость.
Такой же проверке регулярно подвергаются наши автомашины и даже квартиры.
Рыжов смотрел на Сазонова, не скрывая изумления. До сих пор, сталкиваясь с проблемами сохранения внутренней информации в учреждениях, он учитывал лишь старые надежные меры безопасности — наличие сейфов, контроль за соблюдением правил допуска персонала к конфиденциальным бумагам. Сообщение Сазонова прозвучало для него почти откровением.
— И что?! Неужели находите?
Сазонов понимающе улыбнулся: для человека, не посвященного в тайны настоящего бизнеса, его закулисные дела кажутся удивительными и маловероятными.
— Не каждый раз, но находим. Уже собралась солидная коллекция «жучков» разных марок.
— Их ставят директора?!
— Случается. Правда, чаще этим занимаются их помощники и консультанты. Был случай, когда мы нашли «жучка» в воротнике пальто Тарасова. Дело сделали в раздевалке ресторана…
Электронные часы на столе начали вызванивать нежную мелодию.
— Все, Иван Васильевич, — Сазонов встал с места, — мне к Тарасову. И давай договоримся: завтра едем на похороны. Надо там побывать. Тем более я посылаю трех ребят провести видеосъемку…
По улице Дворянской на всем ее видимом протяжении стояли толпы горожан. Судить об уважении к покойному по их присутствию было бы ошибочно. Толпу составляли обычные любители необычных зрелищ. Срабатывал закон зевак: где стояли и что-то разглядывали трое, всегда появляется четвертый, пятый…
Время шло, толпа прибывала и уплотнялась. Наконец издали, со стороны железнодорожного вокзала, зашелестели голоса:
— Везут! Везут…
Показалась колонна.
Впереди, сверкая синими и красными мигалками, ехали две милицейские «волги». За ними, отстав метров на пятьдесят, катились два грузовика с опущенными бортами, задрапированными бело-сине-красной тканью. На одном из грузовиков на приколоченных скамейках сидели музыканты духового оркестра. На втором — симфонический октет «Виртуозы Дона». Когда одни кончали дуть в трубы и бить в барабан, другие принимались нудеть на скрипках и виолончелях.
Издалека симфонического оркестра никто не слышал, зато звуки барабана глухо разносились по всей улице, долетая до каждого закоулка.
За оркестром ехал длинный серый «кадиллак». На его крыше, на специальном багажнике, покоился открытый гроб. Был он удивительно огромен. Привезли его самолетом из-за границы. Мореный дуб, бронзовые ручки по бокам. Крышка и ящик изнутри были задрапированы белой шелковой тканью.
Знающие люди, всегда попадающиеся в любой толпе, сообщали друг другу вполголоса:
— За гроб заплачено семнадцать тысяч баксов… Даже те, кто был не в силах перевести в уме доллары в рубли, охали от удивления:
— Это, пожалуй, побогаче, чем было у Жоры.
Роскошь похорон вора в законе Марчука горожане сравнивали с церемонией отбытия в мир иной банкира и благодетеля местной футбольной команды «Золотая шпора» Андрея Порохова.
За серым «кадиллаком» тянулась череда дорогих машин — «мерседесов», «вольво», «тойот», «ауди», «ниссанов», «фордов»… И двигались они не по две в ряд, а одна за другой, растянувшись сверкающей змеей на несколько километров. На капоте каждой машины лежали венки — огромные, дорогие, перевязанные лентами всех цветов.
Рыжов и Сазонов приехали на кладбище заблаговременно. Было тепло, солнечно. По кронам каштанов и акаций, разросшихся над городом мертвых, гулял легкий освежающий ветерок.
Шагая к месту, где должны были похоронить Порохова, Рыжов машинально разглядывал надгробья, читал надписи и удивлялся тому, сколь глубоко въелось в души людей суетное тщеславие, не оставлявшее их даже за порогом вечности. На большом черном камне золотыми буквами была выведена надпись:
«Петрушов И.А. Персональный пенсионер союзного значения»
Рядом высилась гранитная стела со словами:
«Арам Ашотович Абрамян. Директор»
Удивительно скромное обозначение земной ипостаси Абрамяна позволяло еще не покинувшим этот мир людям гадать, был ли покойник директором «Придонскхиммаша» (а он им никогда не был) или возглавлял трезвый коллектив винно-водочного ларька.
Гроб убиенного Андрея Порохова несли на плечах восемь человекоподобных существ с красными лицами, огромными руками, в черных пиджаках. Эту последнюю почесть оказывали банкиру его коллеги и соратники, мобилизовавшие охранителей своих бренных тел.
Вокруг разверстой могилы собралась плотная толпа. Но она не имела ничего общего с кланом родных и близких, искренне скорбящих об ушедшем от них человеке.
Большинство из тех, кто решил проводить покойного, приехали сюда, чтобы лицезреть своих сторонников и конкурентов, показать себя, утвердить в глазах общества свой высокий статус — они ведь не бомжа хоронят, а миллиардера. И не заморского, из Штатов, а своего, выросшего на родной, унавоженной государственным воровством почве. Эта особенность бросалась в глаза, просматривалась в каждой детали, каждом жесте, сопровождающем церемонию.
Порохов уходил к праотцам не под заупокойную молитву приходского попа. Его отпевал сам архиерей Антоний.
Все обязаны были видеть и понимать, что именно владыко открывал врата рая перед новопреставленным, позволял ему войти в сады вечного блаженства, в царство драгоценных камней, из которых сложены стены крепости Господней.
Хорошо поставленный голос обращался непосредственно к небесам, которые чутко внимали земному заступнику за тварей Божьих.
— Человеколюбивый Господи, повели, да отпустится от уз плотских и греховных, и прими в мир душу раба твоего Андрея, и упокой его в вечных обителях со святыми твоими…
Порохов лежал в богатой домовине, приукрашенный лучшими гримерами областного театра, и при взгляде на него казалось странным, как и зачем такой розовощекий, свеженький мужчина безвозвратно ушел в мир иной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122