Короче, подумай, как все сделать.
— Понял, подумаю.
Кореец слушал разговор, и пот холодной струйкой пополз по ложбинке вдоль его позвоночника. В безжалостном взгляде холодных глаз, в жесткой складке губ майора Кореец прочитал приговор и понял, насколько нешуточна угроза, только что высказанная вслух. И страшен не столько сам майор, сколько сержант Ручьев, один вид которого говорил о его готовности сделать все и даже больше, чем ему прикажут.
Кореец уже не раз слыхал от своих, что в милиции есть люди, предпочитающие без суда и следствия убирать тех, кто поднял руку на оперативных сотрудников. Леху Коновалова, который в парке культуры порезал патрульного, нашли с простреленной башкой в том же парке, в той же аллее, где он за два дня до того пролил кровь мента. Хасана Бродягу, лихого чеченца, застрелившего сотрудника железнодорожной милиции на станционных путях, через неделю обнаружили на товарной станции, разрезанного пополам тепловозом.
Следствие по этим случаям даже не назначали, уголовных дел не заводили. В первом случае убийство отнесли к разряду преступных разборок, во втором якобы имел место обычный несчастный случай. Сейчас, увидев Ручьева и услыхав его, Кореец понял, что и рядом с ним ходит несчастный случай и уйти от него позволит только согласие сотрудничать с майором. По всему было видно, что именно этого тот и желал добиться.
— Пусть уйдет, — попросил Кореец и кивнул на Ручьева.
— Хорошо, он уйдет, а ты опять начнешь финтить? Мне проще тебя списать в расход, чем возиться.
— Финтить не буду, гражданин майор. На мне ничего нет. В эту свалку я попал случайно. Шел, а там драка…
— Значит, ты чистый? Тогда я напомню.
— О чем?
— О «пальчиках», Кореец. Они у тебя почему-то не изменились с тех пор, как ты проходил по Актюбинскому делу. И на Весеннем бульваре были такие же найдены.
— А что там случилось? — Кореец заметно изменился в лице. — Я там не был.
Кольцов встал из-за стола и прошелся по кабинету. Придвинулся вплотную к арестованному со спины.
— Ничего особенного. Обычная невнимательность, господин Ким Дык. Ювелирку ты брал в перчаточках, а один пальчик порвался. И неплохо пропечатался на витрине. Стекло было чистое. Пальчик потный. — Кольцов блефовал смело. Со времени ограбления ювелирки прошел год, и Кореец мог не помнить, проверял он после дела перчатки или нет. Тем более что их сразу же нашли в мусорном ящике рядом с магазином. — Мы еще тогда заявили тебя в розыск. Куда уезжал? В Среднюю Азию?
Расчет оказался верным. Такого глупого прогара Кореец не ожидал. Он окаменел, не находя подходящих аргументов для отрицания. Но Кольцов будто и не обратил на это внимания.
— После ювелирки ты на кого работаешь? На Колыму или на Саддама?
— Я…
— Ручьев, забирай его к чертовой бабушке и исправляй рапорт.
— Начальник, что надо?!
— На кого ты работаешь?
— В автотехцентре я…
— Спрошено не где, а на кого. Есть разница?
Кореец тяжело вздохнул. Переступить через себя и сдаться ментам было не так-то просто. Признавшись, он, Ким Дык, ставил себя между двух огней. Вдруг кто-то из ментовкн стучит Саддаму? Тогда конец. Стукачей мочат без раздумий и сожалений. С другой стороны, и менты сегодня не те, что раньше. Понятие «социалистическая законность» им до фени. Попадись он в руки Ручьеву, тот шкуру будет спускать ремнями — это по его морде видно.
Выход был один, но и за него стоило поторговаться.
— Гражданин начальник, я могу все сказать. Могу, но боюсь. Меня мигом сдадут. У хозяина в ментухе свои люди. Блат у него здесь.
— Откуда знаешь?
— Слыхал.
— Фамилии известны?
— Кто же мне их скажет? Это хозяйские козыри. Разве он их раскроет.
— Давай так: кроме меня здесь с тобой общаться никто не будет. Пойдет?
— Куда мне деваться?
— Это ты правильно понял. Итак, на кого работаешь?
— На Саддама.
— Что делаешь в техцентре?
— Я слесарь.
— Попер по второму кругу? Не придуряйся.
— Слежу за Парткомом. В интересах Саддама.
— Хорошо. Сейчас мы с тобой оформим наши отношения бумажкой, и я тебя отпущу. Все, что накнацаешь для Саддама, в тот же час должно идти ко мне.
— Начальник, — голос Корейца звучал униженно, — не продашь?
— Дурак! Ты теперь мой человек, а своих я не подставляю.
В тот же день, проверяя вдруг возникшую мысль, Кольцов заехал в автотехцентр. Выложил полный набор фотографий перед Колосниковым.
— Взгляни, Сергей Сергеевич. Нет среди этой публики тех, кто на тебя наезжал?
Колесников пригласил Шубодерова.
— Вот просят посмотреть.
— На предмет? — Шубодеров был краток.
— Может, кто-то попадался тебе на глаза?
Шубодеров надел очки и принялся рассматривать фотографии. Каждую брал в руки, отодвигал от глаз, поворачивал так и сяк. Одну карточку задержал в руке. Снял очки. Спросил Кольцова:
— Они все под статьей?
— А что?
— Хочузаступиться.
— За кого?
Шубодеров протянул Кольцову фотографию. С нее испуганными глазами глядел малолетка с худым узким лицом.
— Кто он?
— Соседский сын. Лешка. Щукин. Связался с блатой, катится под гору. Неплохой парень, но может пропасть.
— Он работает здесь, у вас?
— Нет. — Шубодеров говорил уверенно. — Шестерит в городе у какого-то бугра.
— Чего ж вам за него хлопотать?
— Жалко. — Шубодеров сделал скорбное лицо. — Все же сын соседа. Сядет — пропадет. Тюрьма никого не лечит. Вон их сколько через меня прошло. А стал кто человеком? Еще вопрос…
— А если его отпустить?
— Ваше дело, конечно. — Шубодеров пожал плечами, положил снимок на стол. — А вообще стоило бы. Надрать задницу и дать пинка.
— Так и сделаю.
Вечером Лешка Щукин по кличке Карась, щуплый малолетка с городской окраины, стоял в кабинете Кольцова низко опустив голову. Лишь изредка из-под бровей сверкал волчий ненавидящий взгляд. Маленький звереныш, впервые попавший в капкан закона, готов был огрызаться, повинуясь инстинкту самозащиты. Кольцов понял, что разговор надо начинать предельно круто. Чего-то можно добиться, если разом сломать, смять зверька, пока еще не знающего, что его ждет.
— Сними с него железки, — приказал Кольцов Ручьеву, который стоял за спиной паренька. — Пусть разомнет руки.
Ручьев щелкнул ключом, отпер наручники. Снял, сунул в карман кителя.
— Ручьев, осторожно! Он на тебя напасть хочет! — Кольцов произнес предупреждение с открытой насмешкой. — Тебе не кажется?
Предположение было абсурдным. Напасть на громадного Ручьева даже взрослый мужик счел бы глупым. Однако Ручьев понял шефа.
— Точно. — Ручьев без замаха, снизу вверх, вполсилы ударил мальчишку в челюсть. Тот взмахнул руками как крыльями и отлетел к противоположной стене. Сполз по ней на пол, улегся на правый бок. Нокаут был глубоким.
Кольцов налил стакан из сифона, подошел к пареньку и выплеснул воду ему в лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
— Понял, подумаю.
Кореец слушал разговор, и пот холодной струйкой пополз по ложбинке вдоль его позвоночника. В безжалостном взгляде холодных глаз, в жесткой складке губ майора Кореец прочитал приговор и понял, насколько нешуточна угроза, только что высказанная вслух. И страшен не столько сам майор, сколько сержант Ручьев, один вид которого говорил о его готовности сделать все и даже больше, чем ему прикажут.
Кореец уже не раз слыхал от своих, что в милиции есть люди, предпочитающие без суда и следствия убирать тех, кто поднял руку на оперативных сотрудников. Леху Коновалова, который в парке культуры порезал патрульного, нашли с простреленной башкой в том же парке, в той же аллее, где он за два дня до того пролил кровь мента. Хасана Бродягу, лихого чеченца, застрелившего сотрудника железнодорожной милиции на станционных путях, через неделю обнаружили на товарной станции, разрезанного пополам тепловозом.
Следствие по этим случаям даже не назначали, уголовных дел не заводили. В первом случае убийство отнесли к разряду преступных разборок, во втором якобы имел место обычный несчастный случай. Сейчас, увидев Ручьева и услыхав его, Кореец понял, что и рядом с ним ходит несчастный случай и уйти от него позволит только согласие сотрудничать с майором. По всему было видно, что именно этого тот и желал добиться.
— Пусть уйдет, — попросил Кореец и кивнул на Ручьева.
— Хорошо, он уйдет, а ты опять начнешь финтить? Мне проще тебя списать в расход, чем возиться.
— Финтить не буду, гражданин майор. На мне ничего нет. В эту свалку я попал случайно. Шел, а там драка…
— Значит, ты чистый? Тогда я напомню.
— О чем?
— О «пальчиках», Кореец. Они у тебя почему-то не изменились с тех пор, как ты проходил по Актюбинскому делу. И на Весеннем бульваре были такие же найдены.
— А что там случилось? — Кореец заметно изменился в лице. — Я там не был.
Кольцов встал из-за стола и прошелся по кабинету. Придвинулся вплотную к арестованному со спины.
— Ничего особенного. Обычная невнимательность, господин Ким Дык. Ювелирку ты брал в перчаточках, а один пальчик порвался. И неплохо пропечатался на витрине. Стекло было чистое. Пальчик потный. — Кольцов блефовал смело. Со времени ограбления ювелирки прошел год, и Кореец мог не помнить, проверял он после дела перчатки или нет. Тем более что их сразу же нашли в мусорном ящике рядом с магазином. — Мы еще тогда заявили тебя в розыск. Куда уезжал? В Среднюю Азию?
Расчет оказался верным. Такого глупого прогара Кореец не ожидал. Он окаменел, не находя подходящих аргументов для отрицания. Но Кольцов будто и не обратил на это внимания.
— После ювелирки ты на кого работаешь? На Колыму или на Саддама?
— Я…
— Ручьев, забирай его к чертовой бабушке и исправляй рапорт.
— Начальник, что надо?!
— На кого ты работаешь?
— В автотехцентре я…
— Спрошено не где, а на кого. Есть разница?
Кореец тяжело вздохнул. Переступить через себя и сдаться ментам было не так-то просто. Признавшись, он, Ким Дык, ставил себя между двух огней. Вдруг кто-то из ментовкн стучит Саддаму? Тогда конец. Стукачей мочат без раздумий и сожалений. С другой стороны, и менты сегодня не те, что раньше. Понятие «социалистическая законность» им до фени. Попадись он в руки Ручьеву, тот шкуру будет спускать ремнями — это по его морде видно.
Выход был один, но и за него стоило поторговаться.
— Гражданин начальник, я могу все сказать. Могу, но боюсь. Меня мигом сдадут. У хозяина в ментухе свои люди. Блат у него здесь.
— Откуда знаешь?
— Слыхал.
— Фамилии известны?
— Кто же мне их скажет? Это хозяйские козыри. Разве он их раскроет.
— Давай так: кроме меня здесь с тобой общаться никто не будет. Пойдет?
— Куда мне деваться?
— Это ты правильно понял. Итак, на кого работаешь?
— На Саддама.
— Что делаешь в техцентре?
— Я слесарь.
— Попер по второму кругу? Не придуряйся.
— Слежу за Парткомом. В интересах Саддама.
— Хорошо. Сейчас мы с тобой оформим наши отношения бумажкой, и я тебя отпущу. Все, что накнацаешь для Саддама, в тот же час должно идти ко мне.
— Начальник, — голос Корейца звучал униженно, — не продашь?
— Дурак! Ты теперь мой человек, а своих я не подставляю.
В тот же день, проверяя вдруг возникшую мысль, Кольцов заехал в автотехцентр. Выложил полный набор фотографий перед Колосниковым.
— Взгляни, Сергей Сергеевич. Нет среди этой публики тех, кто на тебя наезжал?
Колесников пригласил Шубодерова.
— Вот просят посмотреть.
— На предмет? — Шубодеров был краток.
— Может, кто-то попадался тебе на глаза?
Шубодеров надел очки и принялся рассматривать фотографии. Каждую брал в руки, отодвигал от глаз, поворачивал так и сяк. Одну карточку задержал в руке. Снял очки. Спросил Кольцова:
— Они все под статьей?
— А что?
— Хочузаступиться.
— За кого?
Шубодеров протянул Кольцову фотографию. С нее испуганными глазами глядел малолетка с худым узким лицом.
— Кто он?
— Соседский сын. Лешка. Щукин. Связался с блатой, катится под гору. Неплохой парень, но может пропасть.
— Он работает здесь, у вас?
— Нет. — Шубодеров говорил уверенно. — Шестерит в городе у какого-то бугра.
— Чего ж вам за него хлопотать?
— Жалко. — Шубодеров сделал скорбное лицо. — Все же сын соседа. Сядет — пропадет. Тюрьма никого не лечит. Вон их сколько через меня прошло. А стал кто человеком? Еще вопрос…
— А если его отпустить?
— Ваше дело, конечно. — Шубодеров пожал плечами, положил снимок на стол. — А вообще стоило бы. Надрать задницу и дать пинка.
— Так и сделаю.
Вечером Лешка Щукин по кличке Карась, щуплый малолетка с городской окраины, стоял в кабинете Кольцова низко опустив голову. Лишь изредка из-под бровей сверкал волчий ненавидящий взгляд. Маленький звереныш, впервые попавший в капкан закона, готов был огрызаться, повинуясь инстинкту самозащиты. Кольцов понял, что разговор надо начинать предельно круто. Чего-то можно добиться, если разом сломать, смять зверька, пока еще не знающего, что его ждет.
— Сними с него железки, — приказал Кольцов Ручьеву, который стоял за спиной паренька. — Пусть разомнет руки.
Ручьев щелкнул ключом, отпер наручники. Снял, сунул в карман кителя.
— Ручьев, осторожно! Он на тебя напасть хочет! — Кольцов произнес предупреждение с открытой насмешкой. — Тебе не кажется?
Предположение было абсурдным. Напасть на громадного Ручьева даже взрослый мужик счел бы глупым. Однако Ручьев понял шефа.
— Точно. — Ручьев без замаха, снизу вверх, вполсилы ударил мальчишку в челюсть. Тот взмахнул руками как крыльями и отлетел к противоположной стене. Сполз по ней на пол, улегся на правый бок. Нокаут был глубоким.
Кольцов налил стакан из сифона, подошел к пареньку и выплеснул воду ему в лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122