Гроссман — не русский. Я, извините, долго служил в Узбекистане. В солнечном, если хотите. Знаю язык, нравы, на себе испытал проявления национализма, дискриминации. Но, если бы я стал писать роман на узбекском языке, все равно не смог бы стать узбекским писателем. Гроссман, испытавший на себе давление юдофобии — она у нас есть, я это не отрицаю, — не может быть русским писателем. У него к русским не родственное, а чужестороннее отношение. Он не духовная родня мне. То же с поэтом Слуцким. И с Бродским. Не русские это поэты. Нет в них русского духа, проникновения в мою душу. Бродский, кстати, этого и сам не скрывает. Признает, что никогда не был русским интеллигентом и не мог быть. А мне его навязывают. Называют русским. Во мне все восстает, противится. Я не могу, хоть убей, поставить его в один ряд с Сергеем Есениным. И не надо меня убеждать, что малевания Шагала — это вершина искусства, а работы Шилова — муть несусветная. Я этого никогда не приму и не поддержу. Театр, Живопись, поэзия не могут быть безнациональными. Когда я смотрю «Войну и мир» в американском исполнении, меня это просто развлекает, но не задевает духовных струн. По-иному воспринимаю Бондарчука. Там все мое, близкое, нашенское. Меня душит возмущение, когда я вижу, что жиды выделывают с нашей культурой. На каждом шагу.
— Вы не слишком? Лекарев, слушая, все же принялся за второе.
— Ни в малейшей степени. Скажите, о каком событии в художественной жизни Москвы больше писала пресса? Выставка работ Александра Шилова? Архипа Куинджи? Хренка вам с бугорка, уважаемый. Высшим достижением стала попытка некоего художника Александра Бренера в рамках эстетического действа прилюдно совокупиться со своей супругой. Он широко объявил об этом в кругах художников, потом привел жену к памятнику Пушкина и поставил ее в соответствующую позицию, удобную для акта. В центре Москвы, Георгий! К сожалению зрителей, действо не состоялось. Гений хотя и взял кисточку в руки, но нужной твердости в его руке она не обрела.
— Творчески-половое бессилие, — сострил Лекарев, считая, что все рассказанное — только шутка.
— С одной стороны — да. С другой — полное отстутствие национальной гордости у народа. Никто, представьте, никто не подошел и не оборвал яйца распоясавшемуся жиду. А надо было! Жаль, меня там не было.
— Так вы всерьез об этом… о Бренере?
— Куда больше!
— А я даже не слыхал о таком.
— Плохо. Бренер, между прочим, известен и тем, что принес в Пушкинский музей муляж кучи говна, расположил его там и объявил, что будет очищать святилище от скверны. Заметьте, действо всякий раз связано с Пушкиным. Русский гений жиду — нож острый. И все это делается в нашем присутствии, при полном молчании русских! Наши святыни пытаются осквернить если не говном, так немощной струёй спермы. А мы терпим. Мусульмане за оскорбление святынь приговорили Салмана Рушди — не знаю, какой уж он там писатель — к смерти. А мы терпим. Терпим. Доколе?
— Что предлагаете? Бить?
— Спросите ребят, которые сейчас здесь вокруг нас. Эта публика специально их провоцирует, чтобы потом орать: за нас снова принялись!
— Мне вот делал операцию аппендицита врач Рабинович. — Лекарев произнес это задумчиво, словно искал решение. — Еврей на сто десять процентов. Его тоже?
— Боже мой! Еврей-врач, еврей-инженер, еврей-работяга, — это нормально. Они не лезут переделывать наш духовный мир. И вообще против евреев я ничего не имею. Люди как люди. А те, которые живут в Израиле, мне даже нравятся. Суровые мужики. Армия у них что надо. Спецназ мощный. Уважаю. Сам бы пошел туда служить.
— За чем же дело стало? — Лекарев не прятал насмешливой улыбки.
— Во-первых, меня туда не пустят. Во-вторых, если и примут, то боюсь, обрежут слишком коротко. А мне это ни к чему.
— Ладно, — сказал Лекарев, закрывая тему. — Допустим, вы имеете свое мнение. Но здешние мальчики все воспринимают слишком прямо. Однозначно, говоря модным словом. Бей жида — и все. Любого, кто подвернется под руку.
— Не упрощайте, Георгий. У этих ребят есть свои командиры. Они обязаны готовить войско, прививать ему готовность сражаться и побеждать.
— С кем сражаться? Кого побеждать?
— Сражаться за власть. Побеждать любого, кого прикажут.
— Власть, взятая в бою, неизбежно оказывается диктатурой.
— Вы ее боитесь? Зря. Она сейчас нам нужна как никогда. Без нее сохранить государства мы не сумеем.
— Разве сейчас у России нет армии?
— Настоящей — нет. Та, что существует, — хреновая. И в первую очередь потому, что у нее нет врага. Раньше его видели в НАТО, в американцах, в японцах. Сейчас народу сказали, что врагов у России нет. Опять же сказали жиды и вынули из армии стержень. Армия без врага — это общество «Рыболов-спортсмен».
— Выходит, вы нашли врага, который стал стержнем? Это — жиды.
— Не упрощайте, Георгий. — Захаров довольно засмеялся. — Враг есть. Американцы разместили свои войска в Венгрии. В Капошваре, где раньше стояла наша танковая дивизия. Для чего? Против кого? Вам не ответят, но вы подумайте сами. Что касается евреев — не они главное зло. Наши ребята пойдут бить тех, кого для них командиры назовут жидами…
К вечеру вместе с Лопаткиным Лекарев вернулся в село. Тропинка из леса бежала через поле. Отсюда открылся вид на Тавричанку. Дорожка вилась между густыми зарослями лебеды и крапивы. Когда-то здесь волнами раскачивались посевы пшеницы. Теперь торжествовало царство сорняков.
— Ну что? — спросил Псих, когда они поехали рядом. По тону, которым был задан вопрос, Лекарев понял: оценка должна быть не ниже отличной.
— Ты здорово отдрессировал своих обезьян, — сказал он и повторил команду: — Раз! Два! Сильно! Псих довольно загоготал.
— Понравилось?
— Испугало.
— Это хорошо. Я и стараюсь сделать так, чтобы другие пугались. Только с такими волками можно вступить в борьбу за власть. С молодыми волками. Моя десятка уже сейчас порвет сотню армейцев. Да и милицию тоже. Кто у них там? Сопляки без стержня в душе. А здесь убежденные бойцы. Теперь представь, если их будет тысяча. А она будет.
— Где вы найдете столько евреев, чтобы утолить свои аппетиты?
Псих засмеялся:
— Ха! Зачем искать? Жидов мы будем назначать сами. Это дело нехитрое. Важно заранее натаскать ребят на команду: «Раз! Два!»
Политпросвещение уже дало свои плоды…
— Ладно, прапор, скажи лучше, пойдешь к нам?
— Ты видел мои цацки? — спросил Лекарев. — Куда я с больными плечами? Пока не заживет, я не человек.
— Ты прав, — сказал Псих. — По себе знаю. Вернулся с Аф-гана с рваным пузом, совсем плох бьы. Настроение — по нулям. Желчь — до горла. Твое дело, думаю, не лучше. Давай подлечись, потом поговорим. Условия тебе предложат неплохие. Идет?
КАЛИНОВСКАЯ
В последнее время Лайонелле стали сниться сны, тягучие, полные утомляющих подробностей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
— Вы не слишком? Лекарев, слушая, все же принялся за второе.
— Ни в малейшей степени. Скажите, о каком событии в художественной жизни Москвы больше писала пресса? Выставка работ Александра Шилова? Архипа Куинджи? Хренка вам с бугорка, уважаемый. Высшим достижением стала попытка некоего художника Александра Бренера в рамках эстетического действа прилюдно совокупиться со своей супругой. Он широко объявил об этом в кругах художников, потом привел жену к памятнику Пушкина и поставил ее в соответствующую позицию, удобную для акта. В центре Москвы, Георгий! К сожалению зрителей, действо не состоялось. Гений хотя и взял кисточку в руки, но нужной твердости в его руке она не обрела.
— Творчески-половое бессилие, — сострил Лекарев, считая, что все рассказанное — только шутка.
— С одной стороны — да. С другой — полное отстутствие национальной гордости у народа. Никто, представьте, никто не подошел и не оборвал яйца распоясавшемуся жиду. А надо было! Жаль, меня там не было.
— Так вы всерьез об этом… о Бренере?
— Куда больше!
— А я даже не слыхал о таком.
— Плохо. Бренер, между прочим, известен и тем, что принес в Пушкинский музей муляж кучи говна, расположил его там и объявил, что будет очищать святилище от скверны. Заметьте, действо всякий раз связано с Пушкиным. Русский гений жиду — нож острый. И все это делается в нашем присутствии, при полном молчании русских! Наши святыни пытаются осквернить если не говном, так немощной струёй спермы. А мы терпим. Мусульмане за оскорбление святынь приговорили Салмана Рушди — не знаю, какой уж он там писатель — к смерти. А мы терпим. Терпим. Доколе?
— Что предлагаете? Бить?
— Спросите ребят, которые сейчас здесь вокруг нас. Эта публика специально их провоцирует, чтобы потом орать: за нас снова принялись!
— Мне вот делал операцию аппендицита врач Рабинович. — Лекарев произнес это задумчиво, словно искал решение. — Еврей на сто десять процентов. Его тоже?
— Боже мой! Еврей-врач, еврей-инженер, еврей-работяга, — это нормально. Они не лезут переделывать наш духовный мир. И вообще против евреев я ничего не имею. Люди как люди. А те, которые живут в Израиле, мне даже нравятся. Суровые мужики. Армия у них что надо. Спецназ мощный. Уважаю. Сам бы пошел туда служить.
— За чем же дело стало? — Лекарев не прятал насмешливой улыбки.
— Во-первых, меня туда не пустят. Во-вторых, если и примут, то боюсь, обрежут слишком коротко. А мне это ни к чему.
— Ладно, — сказал Лекарев, закрывая тему. — Допустим, вы имеете свое мнение. Но здешние мальчики все воспринимают слишком прямо. Однозначно, говоря модным словом. Бей жида — и все. Любого, кто подвернется под руку.
— Не упрощайте, Георгий. У этих ребят есть свои командиры. Они обязаны готовить войско, прививать ему готовность сражаться и побеждать.
— С кем сражаться? Кого побеждать?
— Сражаться за власть. Побеждать любого, кого прикажут.
— Власть, взятая в бою, неизбежно оказывается диктатурой.
— Вы ее боитесь? Зря. Она сейчас нам нужна как никогда. Без нее сохранить государства мы не сумеем.
— Разве сейчас у России нет армии?
— Настоящей — нет. Та, что существует, — хреновая. И в первую очередь потому, что у нее нет врага. Раньше его видели в НАТО, в американцах, в японцах. Сейчас народу сказали, что врагов у России нет. Опять же сказали жиды и вынули из армии стержень. Армия без врага — это общество «Рыболов-спортсмен».
— Выходит, вы нашли врага, который стал стержнем? Это — жиды.
— Не упрощайте, Георгий. — Захаров довольно засмеялся. — Враг есть. Американцы разместили свои войска в Венгрии. В Капошваре, где раньше стояла наша танковая дивизия. Для чего? Против кого? Вам не ответят, но вы подумайте сами. Что касается евреев — не они главное зло. Наши ребята пойдут бить тех, кого для них командиры назовут жидами…
К вечеру вместе с Лопаткиным Лекарев вернулся в село. Тропинка из леса бежала через поле. Отсюда открылся вид на Тавричанку. Дорожка вилась между густыми зарослями лебеды и крапивы. Когда-то здесь волнами раскачивались посевы пшеницы. Теперь торжествовало царство сорняков.
— Ну что? — спросил Псих, когда они поехали рядом. По тону, которым был задан вопрос, Лекарев понял: оценка должна быть не ниже отличной.
— Ты здорово отдрессировал своих обезьян, — сказал он и повторил команду: — Раз! Два! Сильно! Псих довольно загоготал.
— Понравилось?
— Испугало.
— Это хорошо. Я и стараюсь сделать так, чтобы другие пугались. Только с такими волками можно вступить в борьбу за власть. С молодыми волками. Моя десятка уже сейчас порвет сотню армейцев. Да и милицию тоже. Кто у них там? Сопляки без стержня в душе. А здесь убежденные бойцы. Теперь представь, если их будет тысяча. А она будет.
— Где вы найдете столько евреев, чтобы утолить свои аппетиты?
Псих засмеялся:
— Ха! Зачем искать? Жидов мы будем назначать сами. Это дело нехитрое. Важно заранее натаскать ребят на команду: «Раз! Два!»
Политпросвещение уже дало свои плоды…
— Ладно, прапор, скажи лучше, пойдешь к нам?
— Ты видел мои цацки? — спросил Лекарев. — Куда я с больными плечами? Пока не заживет, я не человек.
— Ты прав, — сказал Псих. — По себе знаю. Вернулся с Аф-гана с рваным пузом, совсем плох бьы. Настроение — по нулям. Желчь — до горла. Твое дело, думаю, не лучше. Давай подлечись, потом поговорим. Условия тебе предложат неплохие. Идет?
КАЛИНОВСКАЯ
В последнее время Лайонелле стали сниться сны, тягучие, полные утомляющих подробностей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122