их приобретали, чтобы было видно — хозяину просто-напросто некуда девать деньги.
В дорогом английском костюме, сшитом в Лондоне на заказ, Арнольд Эрастович выглядел просто необъятно толстым. В голом виде это был кусок сала необыкновенной величины с волосатой грудью, на которой лежал подбородок круглого, как блин, лица. Волосы ниже живота уже не просматривались — их закрывал большой пласт жира, свисавший от пупка до колен.
Удовлетворять свою похоть естественным способом Арнольд Эрастович, несмотря на нестарый возраст, уже не мог — ожирение заело. Но страсть лицезреть интимные сцены не оставляла его, и он нашел выход. В диванной комнате особняка умелые мастера вмонтировали голубую ванную с краями на уровне пола. Ее заполняли теплой водой, в которую Арнольд Эрастович погружался как тюлень, до самого подбородка. А рядом на синем кожаном ложе его верный слуга и половой робот Матвей Собакин демонстрировал свою неутомимость в сексуальной схватке с очередной профессионалкой из «Черных глаз».
Арнольд Эрастович млел в теплой воде и ловил одному ему понятный кайф.
Управительница дома Лия Евгеньевна была сестрой Академика по матери. Она оказалась женщиной тихой — «серая мышка» из дома-дворца. Она бесшумно появилась в дверях, прикрытых портьерой, когда Седов вел Лайонеллу по коридору второго этажа.
Увидев управительницу, Седов подрастерял гонор.
— Лия Евгеньевна, — сказал он и подтолкнул Лайонеллу, — это новенькая. Арнольд Эрастович решил, что она поживет у вас.
— Хорошо, иди. — Управительница махнула рукой, и Седов тут же ушел.
Не здороваясь, не называя себя, «серая мышка» открыла одну из дверей.
— Будешь здесь жить. Проходи. Сегодня у хозяина гости. Мы еще встретимся. Я распоряжусь, чтобы тебя покормили.
«Мышка» исчезла так же бесшумно, как и появилась, оставив странное впечатление о себе. Но оно изменилось уже вечером.
Управительница оказалась женщиной мягкой, сердечной.
— Тебя как зовут? — спросила она у Лайонеллы. Та ответила. — Значит, Лина. Для простоты. А меня — Лия. По староеврейски это Овечка. Может, даже Телка. Оба определения мне соответствуют.
— Что вы, зачем же так? — Лайонелла почувствовала горечь в словах пожилой женщины и попыталась ее приободрить.
— Зачем? Затем, что вижу и понимаю правду. Я, милая, не вчера родилась. Была врачом. Неплохим. Детским. Сама заболела. Рассеянный склероз. Теперь приживалка у брата. Разве на мою пенсию просуществуешь.
— Бывает и хуже.
— Ты имеешь в виду себя?
— Хотя бы.
— Не сравнивай. Ты красивая, здоровая. Если научишься жить, все еще изменится.
— Что значит «научишься жить»?
— Прежде всего старайся видеть правду жизни. Затем — не жалеть мужиков. Они этого не заслуживают. И никогда не считай себя глупее их. Думать, что все остальные дураки, свойственно мужикам. Даже глупейший из них верит, что умнее самой умной женщины.
— Вы не любите мужчин?
— За что их любить? Любой мужик — животное, только хвост торчит вперед.
Лайонелла печально улыбнулась.
— Ты думаешь, я здесь чувствую себя хорошо? Да, Арнольд мой брат. Но разве трудно понять, что он скотина? Или мне завязали глаза? Нет, я все вижу, все понимаю, только вслух сказать не могу. Если он укажет мне на дверь, куда я, старая женщина, пойду? На помойку?
Худенькая, словно высохшая, Лия Евгеньевна сохраняла черты былой красоты. Они проступали на ее лице как на старой картине, которую пытался реставрировать художник-халтурщик, которому не удалось полностью загубить первооснову.
Старушка явно томилась от одиночества и нуждалась в человеке, перед которым можно открыть душу. Исповедоваться. Лайонелла сразу ощутила ее искренность и прониклась к ней доверием.
Вечером, когда собрались гости, они стояли у портьеры, которой был драпирован вход в большой банкетный зал на первом этаже. Стояли и разглядывали собравшихся.
Общество выглядело солидно, не было похоже, что мужчины собрались на банальную пьянку. Разбившись на группы по два-три человека, они расположились в разных местах, играли в шахматы, нарды, карты и беседовали. Судя по тому, что видела Лайонелла, и по обрывкам фраз, которые долетали до ее ушей, она поняла — это неофициальная деловая встреча, на которой заключались сделки, намечались совместные действия, проговаривались сложные финансовые комбинации. Но здесь при желании можно было выпить, больше того — надраться в усмерть, поскольку питье и закуски в неограниченном количестве размещались на шведском столе в центре зала. Однако спиртным здесь не злоупотребляли. Лишь изредка кто-нибудь подходил к столу, наливал рюмочку, дергал ее под аппетитный сандвич, крякал и возвращался к беседе.
Душой компании был Арнольд Эрастович, юридические советы которого требовались то одному, то другому из беседующих. Он был нужен всем, его рекомендации сыпались как из рога изобилия.
— Это кто? — спросила Лайонелла о карточном партнере хозяина дома.
— О, — в голосе Лии Евгеньевны прозвучало нечто большее, чем восхищение, — это акула нашего моря. Господин Миллиард. Порохов Андрей Андреевич.
— А тот? В голубом пиджаке с эмблемой на кармане?
— Господин Партком. Колесников Сергей Сергеевич. Директор автоцентра. Совсем не бедный мужчина.
— Почему Партком?
— Это ты у него спроси.
Лайонеллу мало интересовало денежное состояние тех, кто собрался у Резника. Узнавать, у кого сколько денег, если не собираешься их заграбастать, дело бесполезное: кроме зависти, ничего не дает. Просто ей было интересно узнать, кто есть кто в этом интернациональном круге «новых русских».
— А вон тот высокий блондин? Он играет в шахматы.
— Милая! Этот господин — полковник Кольцов. Большая гроза для всех, кто не ходит в его друзьях.
— Не совсем ясно.
— Он начальник Управления внутренних дел. Ловит мафию, сажает преступников. Большой человек. Важный.
Чего больше было в последних словах — насмешки или уважения, — Лайонелла не поняла. Но подумала, что в таком же тоне отзывается о полковнике сам Резник.
Время близилось к полуночи. Арнольд Эрастович обернулся к сестре, терпеливо стоявшей за портьерой, и поднял руку.
— Иди. — Лия Евгеньевна подтолкнула Лайонеллу в спину. — Твой выход. Уверена — брат проигрался. Возьми поднос со льдом и с виски. Поднеси к его столику.
На нетвердых ногах, ощущая на себе липкие, оценивающие взгляды, Лайонелла прошла через весь зал к месту, где Резник и Порохов играли в карты.
— Гляди, — обращаясь к партнеру, сказал Арнольд Эрастович. — Лайонелла. Новая львица в моем зверинце.
Лайонелла вздрогнула, словно ей влепили пощечину. Со злостью вспомнила: «Животное с хвостом впереди».
Резник, должно быть, заметил искру в ее взгляде.
— Смотри, Андрэ, какая страсть!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
В дорогом английском костюме, сшитом в Лондоне на заказ, Арнольд Эрастович выглядел просто необъятно толстым. В голом виде это был кусок сала необыкновенной величины с волосатой грудью, на которой лежал подбородок круглого, как блин, лица. Волосы ниже живота уже не просматривались — их закрывал большой пласт жира, свисавший от пупка до колен.
Удовлетворять свою похоть естественным способом Арнольд Эрастович, несмотря на нестарый возраст, уже не мог — ожирение заело. Но страсть лицезреть интимные сцены не оставляла его, и он нашел выход. В диванной комнате особняка умелые мастера вмонтировали голубую ванную с краями на уровне пола. Ее заполняли теплой водой, в которую Арнольд Эрастович погружался как тюлень, до самого подбородка. А рядом на синем кожаном ложе его верный слуга и половой робот Матвей Собакин демонстрировал свою неутомимость в сексуальной схватке с очередной профессионалкой из «Черных глаз».
Арнольд Эрастович млел в теплой воде и ловил одному ему понятный кайф.
Управительница дома Лия Евгеньевна была сестрой Академика по матери. Она оказалась женщиной тихой — «серая мышка» из дома-дворца. Она бесшумно появилась в дверях, прикрытых портьерой, когда Седов вел Лайонеллу по коридору второго этажа.
Увидев управительницу, Седов подрастерял гонор.
— Лия Евгеньевна, — сказал он и подтолкнул Лайонеллу, — это новенькая. Арнольд Эрастович решил, что она поживет у вас.
— Хорошо, иди. — Управительница махнула рукой, и Седов тут же ушел.
Не здороваясь, не называя себя, «серая мышка» открыла одну из дверей.
— Будешь здесь жить. Проходи. Сегодня у хозяина гости. Мы еще встретимся. Я распоряжусь, чтобы тебя покормили.
«Мышка» исчезла так же бесшумно, как и появилась, оставив странное впечатление о себе. Но оно изменилось уже вечером.
Управительница оказалась женщиной мягкой, сердечной.
— Тебя как зовут? — спросила она у Лайонеллы. Та ответила. — Значит, Лина. Для простоты. А меня — Лия. По староеврейски это Овечка. Может, даже Телка. Оба определения мне соответствуют.
— Что вы, зачем же так? — Лайонелла почувствовала горечь в словах пожилой женщины и попыталась ее приободрить.
— Зачем? Затем, что вижу и понимаю правду. Я, милая, не вчера родилась. Была врачом. Неплохим. Детским. Сама заболела. Рассеянный склероз. Теперь приживалка у брата. Разве на мою пенсию просуществуешь.
— Бывает и хуже.
— Ты имеешь в виду себя?
— Хотя бы.
— Не сравнивай. Ты красивая, здоровая. Если научишься жить, все еще изменится.
— Что значит «научишься жить»?
— Прежде всего старайся видеть правду жизни. Затем — не жалеть мужиков. Они этого не заслуживают. И никогда не считай себя глупее их. Думать, что все остальные дураки, свойственно мужикам. Даже глупейший из них верит, что умнее самой умной женщины.
— Вы не любите мужчин?
— За что их любить? Любой мужик — животное, только хвост торчит вперед.
Лайонелла печально улыбнулась.
— Ты думаешь, я здесь чувствую себя хорошо? Да, Арнольд мой брат. Но разве трудно понять, что он скотина? Или мне завязали глаза? Нет, я все вижу, все понимаю, только вслух сказать не могу. Если он укажет мне на дверь, куда я, старая женщина, пойду? На помойку?
Худенькая, словно высохшая, Лия Евгеньевна сохраняла черты былой красоты. Они проступали на ее лице как на старой картине, которую пытался реставрировать художник-халтурщик, которому не удалось полностью загубить первооснову.
Старушка явно томилась от одиночества и нуждалась в человеке, перед которым можно открыть душу. Исповедоваться. Лайонелла сразу ощутила ее искренность и прониклась к ней доверием.
Вечером, когда собрались гости, они стояли у портьеры, которой был драпирован вход в большой банкетный зал на первом этаже. Стояли и разглядывали собравшихся.
Общество выглядело солидно, не было похоже, что мужчины собрались на банальную пьянку. Разбившись на группы по два-три человека, они расположились в разных местах, играли в шахматы, нарды, карты и беседовали. Судя по тому, что видела Лайонелла, и по обрывкам фраз, которые долетали до ее ушей, она поняла — это неофициальная деловая встреча, на которой заключались сделки, намечались совместные действия, проговаривались сложные финансовые комбинации. Но здесь при желании можно было выпить, больше того — надраться в усмерть, поскольку питье и закуски в неограниченном количестве размещались на шведском столе в центре зала. Однако спиртным здесь не злоупотребляли. Лишь изредка кто-нибудь подходил к столу, наливал рюмочку, дергал ее под аппетитный сандвич, крякал и возвращался к беседе.
Душой компании был Арнольд Эрастович, юридические советы которого требовались то одному, то другому из беседующих. Он был нужен всем, его рекомендации сыпались как из рога изобилия.
— Это кто? — спросила Лайонелла о карточном партнере хозяина дома.
— О, — в голосе Лии Евгеньевны прозвучало нечто большее, чем восхищение, — это акула нашего моря. Господин Миллиард. Порохов Андрей Андреевич.
— А тот? В голубом пиджаке с эмблемой на кармане?
— Господин Партком. Колесников Сергей Сергеевич. Директор автоцентра. Совсем не бедный мужчина.
— Почему Партком?
— Это ты у него спроси.
Лайонеллу мало интересовало денежное состояние тех, кто собрался у Резника. Узнавать, у кого сколько денег, если не собираешься их заграбастать, дело бесполезное: кроме зависти, ничего не дает. Просто ей было интересно узнать, кто есть кто в этом интернациональном круге «новых русских».
— А вон тот высокий блондин? Он играет в шахматы.
— Милая! Этот господин — полковник Кольцов. Большая гроза для всех, кто не ходит в его друзьях.
— Не совсем ясно.
— Он начальник Управления внутренних дел. Ловит мафию, сажает преступников. Большой человек. Важный.
Чего больше было в последних словах — насмешки или уважения, — Лайонелла не поняла. Но подумала, что в таком же тоне отзывается о полковнике сам Резник.
Время близилось к полуночи. Арнольд Эрастович обернулся к сестре, терпеливо стоявшей за портьерой, и поднял руку.
— Иди. — Лия Евгеньевна подтолкнула Лайонеллу в спину. — Твой выход. Уверена — брат проигрался. Возьми поднос со льдом и с виски. Поднеси к его столику.
На нетвердых ногах, ощущая на себе липкие, оценивающие взгляды, Лайонелла прошла через весь зал к месту, где Резник и Порохов играли в карты.
— Гляди, — обращаясь к партнеру, сказал Арнольд Эрастович. — Лайонелла. Новая львица в моем зверинце.
Лайонелла вздрогнула, словно ей влепили пощечину. Со злостью вспомнила: «Животное с хвостом впереди».
Резник, должно быть, заметил искру в ее взгляде.
— Смотри, Андрэ, какая страсть!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122