одни собирают почтовые марки, другие — пивные банки, третьи разводят кактусы… Ручьев при советской власти работал шофером в гараже обкома партии, водил черную «волгу» с номером ПРА 00-02. Не только регулировщики движения, но и пацаны в городе знали — это машина второго человека в области. Посему и увлечение Ручьева имело особый характер. Чтобы понять, на каких дрожжах оно взошло, требуется небольшое предисловие.
В те времена в Придонске не только номера, но и черный цвет выделял начальственные лимузины в транспортном потоке. Некий чудак, майор артиллерии из штаба военного округа, купил подержанную «Волгу», отремонтировал ее, покрасил черным лаком и торжественно выехал на улицы города. Номер его тачки И 28-60 ПР. Это бросилось в глаза первому же инспектору дорожно-постовой службы ГАИ. Наметанный глаз стража порядка сразу заметил несоответствие между роковыми буквами номера и цветом машины.
Задержав майора, инспектор связался с начальником обкомовского гаража. Тот в довольно выразительной форме объяснил обалдевшему владельцу черной «Волги», что он самовольно, не имея на то прав, присвоил себе цвет, не положенный ему по рангу и общественному положению. «Вот если бы это была машина вашего генерала, — просвещал партийный чиновник майора, — тогда другое дело. А вам положен любой другой колер, кроме черного. Срочно перекрашивайтесь».
Из выговора, сделанного ему по телефону, майор понял, что его вторжение в сферу чужого цвета есть нетерпимое самовольство, которое вносит разлад в строгую шкалу государственных ценностей и сеет вредные сомнения в умах сограждан, имеющих счастье проживать в социалистическом Придонске.
Майору ход рассуждений чиновника показался бредом, и он пошел за консультацией в суд. Судья, пожилая, задерганная жизнью дама, слушала майора внимательно. Однако, когда стало ясно, что смены цвета машины требует сам начальник гаража обкома партии, глаза судьи отразили испуг и смятение.
Стараясь как можно доходчивее объяснить отставшему от реалий жизни майору правила социалистической демократии, она сказала:
— Вы правы, уважаемый. Во всем правы. В нашей стране каждый может выбрать себе машину любого цвета. Закон этого не запрещает. Но есть еще этика. Не стоит идти наперекор обкому партии. Не стоит. Я все понимаю, но вас будут останавливать на каждом перекрестке гаишники, и каждому из них вы станете объяснять свои гражданские права? Так? Нервов не хватит. Подумайте о своем здоровье.
Неугомонный майор поперся в обком и попал на прием к секретарю по идеологии.
Моложавый колобок с задумчивыми глазами внимательно слушал жалобу и все время кивал плешивой головой. Он ни разу не прервал майора, не остановил его. Умели слушать народные чаяния и принимать ходоков в обкомах и райкомах. И лишь когда поток слов у жалобщика иссяк, секретарь глубокомысленно изрек:
— Я целиком и полностью разделяю ваше возмущение, товарищ майор. Мы с вами оба коммунисты и хорошо понимаем: цвет — не та категория, ради которой стоит затевать бюрократическую возню. Давайте решим так. Я сейчас звоню в наш гараж, и там вам перекрасят машину. Бесплатно.
Последнее слово секретарь по коммунистической идеологии выделил особо — и голосом, и взмахом руки. Потом он пошевелил пальцами, будто считал деньги, и повторил:
— Бесплатно.
Теперь легко понять, с каким чувством Фома Ручьев водил черную «Волгу» с номером ПРА 00-02, в которой на заднем сиденье в белой рубахе любил восседать, откинувшись на подушки, могущественный второй секретарь областного комитета партии, вальяжный и крайне суровый человек барственного вида.
В глубине души Ручьев презирал своего пассажира — Василия Васильевича, который при поездках по области каждые десять километров требовал остановок и бегал в лесопосадки облегчать мочевой пузырь. Не переносил Ручьев и жену Василия Васильевича Варвару Петровну, жопастую, заплывшую жиром вредную бабу, которой ежедневно приходилось возить со спецбазы свертки с продуктами, ящики с самым разным питьем. Конечно, от хозяйских щедрот Ручьеву кое-что перепадало, и он никогда не отказывался от самой малости, тем не менее, как у всякого лакея, его преданность хозяевам уравновешивалась скрытой нелюбовью к ним.
Выход своим революционным чувствам протеста Ручьев нашел в увлечении, ставшем на долгое время его хобби. В дождливые и слякотные дни, когда улицы покрывались лужами, Ручьев любил промчаться возле самой бровки тротуара, чтобы окатить грязным водяным потоком нерасторопных прохожих. Возвращаясь в гараж после удачной охоты на городских лопухов, он заходил в комнату, где водители ожидали вызова и гоняли доминошного «козла». Радостно сияя, рассказывал:
— Седни на Первомайской… Идет, сука, вся разодетая. Мантель меховой, шапочка соболья… Я на нее сциканул и всю с ног до головы…
Табун обленившихся от безделья гаражных обкомовских жеребцов отрывался от игры и ржал, выражая свое удовольствие.
Когда обком рухнул, Ручьев первым делом избавился от своей партийности. На городском митинге демократов он демонстративно сжег партийный билет и, демонстрируя огарок, прокричал:
— Хватит вам, паразиты! Поездили на нас! Попили кровушки!
С помощью старых обкомовских связей Ручьев устроился водителем в милицию. Но от своего хобби отказаться не мог. Однажды, проносясь по Краснодонской улице после дождя, он ширкнул возле самого тротуара и лихо, будто из ведра, окатил водой высокого мужчину в черном новом, с иголочки, костюме.
Облитый грязью не стал махать кулаками вослед драной «Волге», не начал отряхиваться. Он просто вынул из кармана руку, в которой сжимал пистолет, и выстрелил в уносившуюся машину.
Сделав выстрел, мужчина спокойно вошел в подъезд ближайшего дома, через черный ход проник во двор, оттуда выбрался в переулок и исчез из виду.
Пуля, пущенная из «Макарова», догнала «Волгу». Она пробила заднее стекло, задела правое плечо Ручьева, рассадила лобовое стекло. Не ожидавший удара Ручьев крутанул руль влево и врезался в опору троллейбусной сети. Бампер машины согнулся в дугу, радиатор налез на двигатель. Лбом Ручьев протаранил остатки стекла, ссадив большой клок кожи, грудью ударился о руль и на мгновение потерял сознание.
С опозданием на час, с перевязанной рукой и головой, злой, как оголодавший волк, он явился в управление, обдумывая планы страшной мести. Придонск не Москва. Он найдет мелкого пижона в черном костюме и даст ему понять, с кем тот связался.
Едва Ручьев появился в комнате водителей, ему передали приказ срочно бежать к майору Кольцову. Не вставая из-за стола, майор оглядел сержанта с открытым сожалением.
— Что, барбос, доигрался? Ты знаешь, кого окатил грязью?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
В те времена в Придонске не только номера, но и черный цвет выделял начальственные лимузины в транспортном потоке. Некий чудак, майор артиллерии из штаба военного округа, купил подержанную «Волгу», отремонтировал ее, покрасил черным лаком и торжественно выехал на улицы города. Номер его тачки И 28-60 ПР. Это бросилось в глаза первому же инспектору дорожно-постовой службы ГАИ. Наметанный глаз стража порядка сразу заметил несоответствие между роковыми буквами номера и цветом машины.
Задержав майора, инспектор связался с начальником обкомовского гаража. Тот в довольно выразительной форме объяснил обалдевшему владельцу черной «Волги», что он самовольно, не имея на то прав, присвоил себе цвет, не положенный ему по рангу и общественному положению. «Вот если бы это была машина вашего генерала, — просвещал партийный чиновник майора, — тогда другое дело. А вам положен любой другой колер, кроме черного. Срочно перекрашивайтесь».
Из выговора, сделанного ему по телефону, майор понял, что его вторжение в сферу чужого цвета есть нетерпимое самовольство, которое вносит разлад в строгую шкалу государственных ценностей и сеет вредные сомнения в умах сограждан, имеющих счастье проживать в социалистическом Придонске.
Майору ход рассуждений чиновника показался бредом, и он пошел за консультацией в суд. Судья, пожилая, задерганная жизнью дама, слушала майора внимательно. Однако, когда стало ясно, что смены цвета машины требует сам начальник гаража обкома партии, глаза судьи отразили испуг и смятение.
Стараясь как можно доходчивее объяснить отставшему от реалий жизни майору правила социалистической демократии, она сказала:
— Вы правы, уважаемый. Во всем правы. В нашей стране каждый может выбрать себе машину любого цвета. Закон этого не запрещает. Но есть еще этика. Не стоит идти наперекор обкому партии. Не стоит. Я все понимаю, но вас будут останавливать на каждом перекрестке гаишники, и каждому из них вы станете объяснять свои гражданские права? Так? Нервов не хватит. Подумайте о своем здоровье.
Неугомонный майор поперся в обком и попал на прием к секретарю по идеологии.
Моложавый колобок с задумчивыми глазами внимательно слушал жалобу и все время кивал плешивой головой. Он ни разу не прервал майора, не остановил его. Умели слушать народные чаяния и принимать ходоков в обкомах и райкомах. И лишь когда поток слов у жалобщика иссяк, секретарь глубокомысленно изрек:
— Я целиком и полностью разделяю ваше возмущение, товарищ майор. Мы с вами оба коммунисты и хорошо понимаем: цвет — не та категория, ради которой стоит затевать бюрократическую возню. Давайте решим так. Я сейчас звоню в наш гараж, и там вам перекрасят машину. Бесплатно.
Последнее слово секретарь по коммунистической идеологии выделил особо — и голосом, и взмахом руки. Потом он пошевелил пальцами, будто считал деньги, и повторил:
— Бесплатно.
Теперь легко понять, с каким чувством Фома Ручьев водил черную «Волгу» с номером ПРА 00-02, в которой на заднем сиденье в белой рубахе любил восседать, откинувшись на подушки, могущественный второй секретарь областного комитета партии, вальяжный и крайне суровый человек барственного вида.
В глубине души Ручьев презирал своего пассажира — Василия Васильевича, который при поездках по области каждые десять километров требовал остановок и бегал в лесопосадки облегчать мочевой пузырь. Не переносил Ручьев и жену Василия Васильевича Варвару Петровну, жопастую, заплывшую жиром вредную бабу, которой ежедневно приходилось возить со спецбазы свертки с продуктами, ящики с самым разным питьем. Конечно, от хозяйских щедрот Ручьеву кое-что перепадало, и он никогда не отказывался от самой малости, тем не менее, как у всякого лакея, его преданность хозяевам уравновешивалась скрытой нелюбовью к ним.
Выход своим революционным чувствам протеста Ручьев нашел в увлечении, ставшем на долгое время его хобби. В дождливые и слякотные дни, когда улицы покрывались лужами, Ручьев любил промчаться возле самой бровки тротуара, чтобы окатить грязным водяным потоком нерасторопных прохожих. Возвращаясь в гараж после удачной охоты на городских лопухов, он заходил в комнату, где водители ожидали вызова и гоняли доминошного «козла». Радостно сияя, рассказывал:
— Седни на Первомайской… Идет, сука, вся разодетая. Мантель меховой, шапочка соболья… Я на нее сциканул и всю с ног до головы…
Табун обленившихся от безделья гаражных обкомовских жеребцов отрывался от игры и ржал, выражая свое удовольствие.
Когда обком рухнул, Ручьев первым делом избавился от своей партийности. На городском митинге демократов он демонстративно сжег партийный билет и, демонстрируя огарок, прокричал:
— Хватит вам, паразиты! Поездили на нас! Попили кровушки!
С помощью старых обкомовских связей Ручьев устроился водителем в милицию. Но от своего хобби отказаться не мог. Однажды, проносясь по Краснодонской улице после дождя, он ширкнул возле самого тротуара и лихо, будто из ведра, окатил водой высокого мужчину в черном новом, с иголочки, костюме.
Облитый грязью не стал махать кулаками вослед драной «Волге», не начал отряхиваться. Он просто вынул из кармана руку, в которой сжимал пистолет, и выстрелил в уносившуюся машину.
Сделав выстрел, мужчина спокойно вошел в подъезд ближайшего дома, через черный ход проник во двор, оттуда выбрался в переулок и исчез из виду.
Пуля, пущенная из «Макарова», догнала «Волгу». Она пробила заднее стекло, задела правое плечо Ручьева, рассадила лобовое стекло. Не ожидавший удара Ручьев крутанул руль влево и врезался в опору троллейбусной сети. Бампер машины согнулся в дугу, радиатор налез на двигатель. Лбом Ручьев протаранил остатки стекла, ссадив большой клок кожи, грудью ударился о руль и на мгновение потерял сознание.
С опозданием на час, с перевязанной рукой и головой, злой, как оголодавший волк, он явился в управление, обдумывая планы страшной мести. Придонск не Москва. Он найдет мелкого пижона в черном костюме и даст ему понять, с кем тот связался.
Едва Ручьев появился в комнате водителей, ему передали приказ срочно бежать к майору Кольцову. Не вставая из-за стола, майор оглядел сержанта с открытым сожалением.
— Что, барбос, доигрался? Ты знаешь, кого окатил грязью?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122